Кровные узы, или История одной ошибки - Страница 10

– А специализация уже есть?

– Профессиональный медицинский уход.

Моя мама была медсестрой. Мне нравилась эта профессия, хотя она никогда уже об этом не узнает.

– А ты кто? – Я открыла пакетик с сахаром и высыпала его в чашку. – Ты – Ангел ада?

– Да нет, черт возьми! – Он рассмеялся. – Я – плотник, хотя несколько лет назад окончил университет с совершенно бесполезной степенью по теологии.

– Почему бесполезной? – спросила я, хотя, наверное, не стоило.

Надеюсь, он не начнет читать молитву, чтобы спасти мою душу, подумала я.

– Вообще-то, я хотел пойти в семинарию, чтобы стать священником. Но чем больше я изучал теологию, тем больше мне не нравилась идея быть связанным с одной-единственной религией. Так что я все еще играю в игру «кем я стану, когда вырасту». – Он встал и, протянув руку к своей кожаной куртке, вынул оттуда ручку и свою страховую карточку. На гладкой поверхности его бицепса я увидела вытатуированный флаг и внутри его слово «сочувствие». Пять минут назад я испытывала сексуальное возбуждение, сейчас – нежность, как будто кончики его пальцев дотронулись до моего сердца.

– Послушай, – сказал он, глядя на карточку. – Ведь твоя машина на ходу, верно? Нужен только косметический ремонт?

Я кивнула.

– Тогда не стоит обращаться в страховую компанию. В конечном счете это тебе дороже обойдется. Оцени стоимость ущерба, и я возмещу его.

– Но тебе не нужно этого делать! Это была моя ошибка.

– Кто их не совершает?

– Я была невнимательна. – Я пристально взглянула на него. – И мне непонятно, почему ты так спокоен. Я же тебя чуть не убила.

– Ну, сначала-то я очень разозлился. Пока парил над землей, успел произнести много проклятий. – Он улыбнулся. – Но ведь злоба – это яд. А я не хочу, чтобы во мне был яд. Тогда я встал на твою точку зрения и постарался почувствовать то, что чувствуешь ты, и моя злоба улетучилась.

– А твоя татуировка… – Я указала на его руку.

– Я наколол ее как напоминание, – сказал он. – Иногда непросто это помнить.

Он перевернул страховую карточку и взял ручку.

– Я даже не знаю твоего имени, – сказал он.

– Лорел Патрик.

– Звучит приятно. – Он записал его, потом встал и перегнулся через столик, чтобы пожать мне руку: – Я – Джейми Локвуд.

Мы стали ходить вместе в кино, на университетские мероприятия, а однажды съездили на пикник. С ним я чувствовала себя малолеткой, но он никогда не относился ко мне свысока. Меня притягивали его доброта и тепло его глаз. Он сказал мне, что поначалу его привлекла моя внешность, доказывая этим, что не был совсем уж нетипичным парнем.

– Ты была такая хорошенькая, когда вышла из машины в тот день. У тебя были румяные щеки, маленький острый подбородок дрожал, а длинные черные волосы рассыпались по плечам. Ты была весьма сексуальна. – Он намотал прядь моих прямых, как палки, волос на палец. – Я подумал, что это, должно быть, судьба.

Позже он говорил, что его привлекли моя свежесть и невинность.

В первые две недели после знакомства мы часто целовались, но ничего больше. С ним я испытала свой первый оргазм, хотя Джейми в эти мгновения до меня даже не дотрагивался. Мы ехали на его байке, и он просто переключил скорость, что внезапно вызвало пожар у меня между ног. Я едва понимала, что со мной происходит. Это было ошеломляюще, быстро и великолепно. Я обняла его крепче, пока спазмы сотрясали мое тело, а он успокаивающе погладил мою руку, решив, вероятно, что я испугалась скорости, с которой мы неслись. Только через некоторое время я сказала ему, что всегда буду считать его байк моим первым любовником.

Мы рассказывали друг другу о наших семьях. До двенадцати лет, пока не умерли мои родители, я жила в Северной Каролине. Потом переехала в Огайо к своим преуспевающим дяде и тете, которые были совершенно не готовы принять к себе ребенка любого вида, и меньше всего – убитую горем девочку-подростка. Среди моих одноклассников и нескольких учителей бытовало мнение о том, что южане неразговорчивы. Я вначале тоже так думала, не в состоянии сосредоточиться на своих занятиях, и не успевала по всем предметам. Я грустила по своим родителям и каждую ночь плакала в постели, пока не придумала, как заставить себя не вспоминать о них, засыпая. Надо было считать от тысячи в обратном порядке, представляя числа начертанными на вершине горы, как буквы слова Голливуд. Это срабатывало. Я стала спать по ночам, что, в свою очередь, привело к тому, что я начала учиться лучше. Учителя вынуждены были пересмотреть отношение к «бессловесной южанке», когда мои отметки стали повышаться. Даже дядя и тетя казались удивленными. Когда пришло время подавать заявление в колледж, я выбрала все южные школы, мечтая вернуться к привычному окружению.

Джейми был поражен смертью моих родителей.

– Они оба умерли, когда тебе было двенадцать? – тихо спросил он. – Одновременно?

– Да, но я стараюсь об этом не думать.

Я излечилась от своей потери, и не стоило ворошить память о ней.

– Подобные вещи могут вернуться и причинить тебе боль позже, – сказал он. – Это была авария?

– Ты ужасно бесцеремонен. – Я рассмеялась, но он остался серьезен.

– Как это произошло?

Я вздохнула и рассказала ему про пожар на круизном судне, в котором погибло пятьдесят два человека, включая моих родителей.

– Пожар на корабле. – Он покачал головой.

– Некоторым удалось выпрыгнуть.

– А твоим родителям?

– Нет.

Как бы я хотела, чтобы они смогли это сделать. До того как я придумала свой метод счета от тысячи до нуля, образы моих охваченных пламенем родителей вытесняли сон.

Джейми прочитал мои мысли.

– От дыма они потеряли сознание, не сомневайся в этом. Они практически ничего не чувствовали, когда до них добрался огонь.

Эта мысль немного утешила меня. Джейми знал, что говорит, поскольку был пожарным-добровольцем в Уилмингтоне. Когда он приезжал после тушения пожара, я ощущала исходивший от него запах дыма. Он обязательно принимал душ и мыл свои длинные волосы, но все же запах дыма оставался. Этот запах стал ассоциироваться с ним, и я его полюбила.

Через три недели после нашего знакомства он повез меня знакомить со своими родителями. Хотя они жили в Уилмингтоне, встреча должна была состояться в их прибрежном коттедже на острове Топсейл, где они обычно проводили выходные. Ребенком я бывала в этих местах, но уже ничего не помнила. Джейми смеялся над тем, что я неправильно произношу название острова – я говорю Топсал, а надо Топсейл.

К этому времени он купил мне черную кожаную куртку и белый шлем, и я привыкла ездить с ним.

Мои руки обвивали его талию, мы мчались по высокому мосту. Далеко внизу я видела обширный лабиринт маленьких прямоугольных островков.

– Что такое там внизу? – крикнула я.

Джейми съехал на обочину. Я слезла на землю и выглянула за ограждение. Насколько хватало взгляда, вдоль береговой линии тянулась сетка маленьких островков. Миниатюрные ели росли на неровных прямоугольниках земли, и полуденное солнце проливало на воду между ними золотистый свет.

– Похоже на маленькую деревушку, где живут эльфы, – сказала я.

Джейми стоял рядом, наши руки соприкасались сквозь слои кожи.

– Это просто болото, – сказал он. – Но в нем есть мистика, особенно в это время суток.

Мы еще немного постояли, глядя на золотое болото, потом снова уселись на байк.

Я знала, что родители Джейми владели большим количеством земли на острове, главным образом в самой северной части под названием Онслоу. После Второй мировой войны его отец работал на острове Топсейл над секретной программой проверки ракет под названием «Операция Шмель». Он влюбился в эту местность и теперь тратил имевшиеся у него деньги на покупку земли, и количество участков с годами все росло. Мы ехали вдоль берега, и Джейми указывал на земли, принадлежавшие его семье. На многих участках стояли мобильные домики на колесах. Некоторые из трейлеров были старыми и ржавыми, хотя земля здесь была дорогой. Также там имелись несколько опрятных домов с объявлениями о сдаче над входом и даже пара старых бетонных обзорных башен с плоской крышей, которые использовались во время программы «Рабочий шмель». Я была поражена, когда поняла, в каком богатстве вырос Джейми.