Кровавый рубин
(Фантастика. Ужасы. Мистика. Том I) - Страница 49

«Какая масса у него колец на мизинце», — подумал я.

При этом мне бросилось в глаза, что я и сам ношу на мизинце целую золотую колонку. «Да, но мои кольца — исключительные воспоминания», — сказал я себе. Что кольца незнакомца тоже могут быть воспоминаниями, мне не пришло в голову в тот момент.

Я увидел, что мужчина одет точь-в-точь в такой же костюм, как на мне, что у него такая же длинная часовая цепочка, какая была у меня уже много лет. Оделся он так преднамеренно, чтобы позлить меня?

Этого нельзя были предположить. Быть может, это было совпадением.

Я положил ногу на ногу и любезно спросил:

— Что вам угодно?

— Меня привела сюда просьба особого рода. Я знаю, что у вас есть необыкновенно красивые персидские ковры, которые вы купили у Ибрагима-паши.

— Да, вон они висят.

Мой собеседник бросил на ковры небрежный взгляд. Этот взгляд рассердил меня. Раз он хотел просить меня о любезности относительно этих ковров, он мог бы произнести хотя бы пару любезных фраз. Но он, точно скучая, продолжал смотреть на свои руки и проговорил:

— Я охотно купил бы у вас эти ковры.

«Невежа!» — подумал я.

Затем я громко сказал:

— Сожалею, но эти ковры не продаются.

Незнакомец оттянул вниз уголки рта, так что рот приобрел форму полумесяца. Серые, глубоко сидящие глаза засверкали под очками.

По моему телу точно забегали мурашки. Я нервно забарабанил по столу. Но незнакомец, имевший виды на мои ковры, не обращал на это внимания. Он вытянул пальцы, соединил их длинными ногтями, опять бросил на меня быстрый испытующий взгляд и — рассмеялся. При этом он обнаружил крепкие белые зубы.

— Вы продадите мне ковры, — проговорил он спокойно.

Я взглянул на него:

— Вы не ошибаетесь?

— Едва ли.

— Меня интересует причина.

— Пожалуйста. Слушайте. У меня самая большая в Германии коллекция шелковых ковров.

— Я полагал до этой минуты, что самая большая коллекция моя, а потом — коллекция коммерции советника Геброна.

— Вы и не можете знать моей коллекции. Она еще очень недавно в Европе. У вас есть несколько ковров, которые своей ценностью значительно превосходят ваше состояние. О, — взмахнул он своей женской рукой, — вы хотите сказать, что это меня совершенно не касается.

И затем он нарисовал мне картину моего имущественного положения.

Он говорил красноречиво, с таким знанием обстоятельств, сумел настолько загипнотизировать меня своим завуалированным голосом, что я в самом деле начал обдумывать возможность продажи ковров.

Я рассчитал, что на грандиозную сумму, которую предлагал мне незнакомец, мог бы купить три замечательных гобелена, принадлежавших одному молодому купцу, на которые я уже давно метил.

Я поднял глаза. Я увидел противного малого, условные жесты которого в соединении с самодовольной небрежностью производили на меня отвратительное впечатление. Я увидел и саркастическую гримасу, и это непрестанное поигрывание кольцами.

Я с удовольствием вздул бы его, настолько я ненавидел его в этот момент.

Я поднялся со своего места:

— Я не продаю ковры.

— Вы их продадите.

— Сожалею, но у меня нет более времени.

— Тогда я просто-напросто забираю ковры с собой.

Он взял стул, приставил его к маленькому коврику для молитвы и сказал:

— Пожалуйста, дайте мне клещи.

— Вон! Вы нахал!..

Незнакомец расхохотался и начал перерезать тесемки ковра.

Я вытащил из ящика письменного стола браунинг:

— Еще одна тесемка, и я выстрелю.

Рот незнакомца опять вытянулся вниз в виде полумесяца.

Он вынул из кармана маленький серебряный нож — у меня есть точно такой же — и начал срезать ковер.

Я поднял браунинг и начал считать:

— Раз….

Он спокойно резал дальше.

— Два…

Он уже наполовину срезал ковер.

— Три!

Раздался выстрел; пуля прошла сквозь тело незнакомца и через ковер.

Я ощущал в руке четырехгранную рукоятку револьвера. Я видел стул, ковер. Но ничто, никакое тело не упало на пол. Незнакомец исчез.

В тот же момент в комнату вошел, не стуча в дверь, маленький Плессов. Увидя меня, он побледнел и, видимо, ужаснулся. Но, тотчас же овладев собой, он сказал:

— Боже мой! Я с ума сошел? Я только что встретил вас у калитки. Вы сказали еще, чтобы я вошел и взглянул на новые гобелены.

Холодный пот выступил на моем лбу.

— Даю вам честное слово, Плессов, что уже три часа, как я не выходил из этой комнаты.

— Разве у вас кто-нибудь был? Ваш брат?

— Нет. Совершенно незнакомый господин, отвратительный человек.

— Но он выглядел совершенно, как вы, до полного обмана.

— Я стрелял в него.

— Черт возьми!

Маленький атташе окончательно пришел в себя.

— Слава Богу! Наконец-то опять я вижу немного курдской манеры обращения. Вы не знаете, кто это был?

Я неподвижно смотрел перед собой.

— Не знаете? — спросил заинтересованный Плессов. — Быть может, — он скромно улыбнулся, — быть может, какой-нибудь незаконный братец или…

— Ерунда, Плессов. Это был господин Alter ego.

— Кто?

— Alter ego.

— Ну, вы скажете… Но я никогда не встречал такого сходства.

И добавил, после паузы:

— Выстрела вашего я, однако, не слышал.

Он уселся и закурил сигарету. Я бросил взгляд на ковер Он был невредим, — не пробит и не прорезан.

— Плессов, вы верите в чудеса?

— Конечно, поверю, если со своими долгами доберусь до поста посланника.

— Нет, я говорю серьезно.

Плессов поглядел, размышляя.

— На Востоке, в странах древней культуры, отучаются от сомнений. Я видел на Ганге вещи, которые высоко стоят над искусством фокусников. Я видел факира, который бросил в воздух веревку и карабкался по ней, пока не исчез в облаках. Я видел, как Ибрагим-паша говорил со своим отражением в зеркале. Его отраженная фигура выступила из рамы, и в зеркале были видны мы, остальные, кроме паши.

— Плессов, — воскликнул я, — вы видели это?

— Ну да, — ответил он, — почему это вас так волнует?

— Плессов, — сказал я и судорожно схватил его за руки, — не допускаете ли вы, что эта таинственная сила может быть передана… Что, например, ковры… или эта сабля… Потому что я только что испытал нечто, совершенно подобное.

Атташе озабоченно взглянул на меня.

— Дорогой мой, — пробормотал он, — вещи подобного рода происходят в Индии или Персии, но здесь…

Неожиданно он умолк.

— Скажите, пожалуйста, — заговорил он вновь, — человек, которого я только что встретил, был…

— Был…

Плессов побледнел.

— Сабля, — пробормотал он.

Я вскочил со стула и твердыми шагами подошел к зеркалу. Кровь билась в жилах, мебель танцевала перед глазами.

С грандиозным напряжением воли я взглянул в зеркало.

Мне навстречу смотрело мое отражение.

И я увидел, как отражение оттянуло уголки рта вниз в форме полумесяца и засмеялось.

А потом засмеялся и я, между тем как мои колени дрожали и ногти впивались в мои ладони.

Но я знаю это наверно:

Отражение засмеялось раньше меня.

Наша жизнь пестра и необычна, подобно старинному персидскому ковру, каббалистические знаки которого мы равнодушно топчем ногами, чтобы затем неизбежно попасть в объятия какого-нибудь призрака.

О, существует много историй о таких коврах, об индийских шалях, японских тканях, о медных курильницах. Это ароматные сказки, в которых встречаются все эти вещи. Сказки, такие нежные, как голоса женщин Востока; легенды, которые искрятся, подобно оперению райских птиц. Легкое опьянение опиумом сохраняет душу от холодного, давящего ужаса. И когда неожиданно появляется гримасничающая смерть, то чувствуется лишь легкое, улыбающееся сожаление о том, что история пришла к концу, и забывается, что имя этой истории — Жизнь.