Кровавый меридиан - Страница 3

Найдя второй сапог, малец снова уселся на доски. Руки казались огромными от налипшей грязи, он потёр одну о колено и уронил снова.

Они сидели бок о бок и смотрели на пустырь. По краю пустыря шла ограда из штакетника, за ней мальчишка набирал воду из колодца, по двору разгуливали куры. Из двери салуна вышел человек и направился в отхожее место. Остановился перед ними, посмотрел и шагнул в грязь. Через некоторое время вернулся, снова ступил в грязь, чтобы обойти их, и зашагал по мосткам дальше.

Малец взглянул на длинноволосого. Голова странная, узкая, волосы от грязи слиплись в какую-то нелепую примитивную причёску. На лбу выжжены буквы «XT», а ниже, почти между глаз — «Ф», [6]и все буквы косые и яркие, словно клеймо передержали. Длинноволосый повернулся, и малец заметил, что у того нет ушей. Длинноволосый встал, сунул нож в ножны и пошёл по мосткам, держа сапоги в руке. Малец тоже поднялся и побрёл за ним. На полпути к постоялому двору длинноволосый остановился, бросил взгляд на жидкую грязь вокруг, потом сел на доски и натянул сапоги прямо на грязные ноги. Затем встал, похлюпал через пустырь и что-то подобрал.

Глянь-ка сюда, хмыкнул он. Вот чёрт, это ж моя шляпа.

Может, и шляпа, не разберёшь, какая-то дохлятина. Длинноволосый отряхнул её, напялил на голову и пошёл дальше, а малец последовал за ним.

Баром назывался длинный узкий зал, обшитый лакированными досками. У стены столы, на полу плевательницы. Посетителей не было. Когда они вошли, бармен поднял голову, а негр, подметавший пол, приставил метлу к стене и удалился.

Где Сидни? осведомился заляпанный грязью длинноволосый.

Дрыхнет небось.

Они проследовали дальше.

Тоудвайн, окликнул бармен.

Малец оглянулся.

Бармен вышел из-за стойки и смотрел им вслед. Они прошли через вестибюль к лестнице, оставляя за собой на полу куски грязи разной формы и величины. Когда они уже поднимались, портье перегнулся через конторку и окликнул:

Тоудвайн.

Тот остановился и оглянулся.

Он тебя пристрелит.

Старина Сидни?

Старина Сидни.

Они стали взбираться дальше.

Наверху начинался длинный коридор с окошком в торце. Покрытые лаком двери вдоль стен теснились плотно, будто за ними скрывались чуланы. Тоудвайн дошёл до конца коридора. У последней двери прислушался и взглянул на мальца.

Спички есть?

Малец порылся в карманах и вытащил ломаный и засаленный деревянный коробок.

Тут растопка нужна. Длинноволосый взял коробок, доломал и сложил обломки у двери. Чиркнул спичкой и поджёг. Затем просунул костерок под дверь и добавил спичек.

Он внутри? спросил малец.

Вот сейчас и поглядим.

Показался тёмный завиток дыма, лак занялся голубым пламенем. Они присели на корточки и стали смотреть. У обоих был такой вид, будто их вытащили из болота. Тоненькие огненные язычки лизали обивку и снова ныряли под дверь.

А теперь постучи, велел Тоудвайн.

Малец поднялся. Тоудвайн тоже встал и прислушался. За дверью потрескивало пламя. Малец постучал.

Стучи громче. Этот тип пьёт будь здоров.

Малец пять раз шарахнул по двери кулаком.

Чёрт, пожар, послышался голос.

А вот и он.

Они ещё подождали.

Горячая, сука, сказал тот же голос. Потом ручка повернулась, и дверь открылась.

Тот, кого звали Сидни, стоял в одних подштанниках, держа в руке полотенце, которым брался за нагревшуюся ручку. Увидев их, он метнулся было обратно в комнату, но Тоудвайн ухватил его за шею, повалил и, держа за волосы, начал выдавливать ему большим пальцем глаз. Сидни схватил руку Тоудвайна и укусил.

Врежь-ка ему по зубам, крикнул Тоудвайн. Ногой врежь.

Малец шагнул мимо них в комнату, развернулся и ударил Сидни ногой в лицо. Тоудвайн за волосы оттягивал тому голову назад.

Врежь ему, снова крикнул он. Эх, врежь ему, милок.

И малец врезал.

Тоудвайн повертел окровавленную голову туда-сюда, отпустил, и она шмякнулась об пол. Поднявшись, он и сам пнул лежащего. В коридоре стояли двое зевак. Огонь уже охватил дверь, часть стены и потолок. Они двинулись по коридору. По лестнице через две ступеньки взбегал портье.

Тоудвайн, сукин ты сын, выдохнул он.

Тоудвайн стоял на четыре ступеньки выше, и его пинок пришёлся портье в горло. Тот осел на лестницу. Малец, спускаясь мимо, добавил ему по уху. Портье обмяк, и его тело заскользило вниз. Переступив через него, малец миновал вестибюль и через парадную дверь вышел на улицу.

Тоудвайн бежал по улице, потрясая кулаками над головой, как безумец, и хохоча. Он смахивал на большую ожившую куклу вуду из глины, да и малец выглядел не лучше. Позади них пламя охватило угол постоялого двора, и в тёплом техасском утре клубами поднимался чёрный дым.

Мула своего малец оставил на окраине, у мексиканской семьи, принимавшей на постой животных, и явился туда ошалелый, еле переводя дыхание. Ему открыла дверь та же старуха.

Мула хочу забрать, прохрипел он.

Пристально его оглядев, она что-то крикнула вглубь дома. Обойдя дом, он очутился на заднем дворе. Там у привязи стояли лошади, а возле изгороди на краю телеги сидели насторожённые индюки. Старуха подошла к задней двери. Nito, позвала она. Venga. Hay un caballero aquí [7] . Venga.

Он прошёл под навесом в шорную и вернулся со своим разбитым седлом и одеялом в скатке. Потом нашёл мула, вывел из стойла, взнуздал сыромятным недоуздком и подвёл к изгороди. Опершись на животное плечом, набросил седло и затянул подпругу, а мул вздрагивал, прядал и тёрся головой об изгородь. Малец повёл его через двор. Мул мотал и мотал головой, словно что-то попало ему в ухо.

Они вышли на дорогу. Когда он миновал дом, старуха вышла из дверей и направилась к нему. Увидев, что он ставит ногу в стремя, она ускорила шаг. Вскочив в разбитое седло, малец послал мула вперёд. Старуха остановилась у ворот, провожая его взглядом. Он не обернулся.

Когда он проезжал через городок, постоялый двор горел, вокруг стояли и смотрели люди, кое-кто с пустыми вёдрами. На пламя глядели и несколько верховых, в том числе судья. Когда малец ехал мимо, судья пристально взглянул на него. И лошадь повернул, словно хотел, чтобы она тоже посмотрела. Когда малец обернулся, на лице судьи появилась улыбка. Малец подстегнул мула, и они двинулись по западной дороге мимо старого каменного форта, унося ноги от этой скверной переделки.

Настали дни, когда приходилось и побираться, и воровать. Порой за целый день пути не встречалось ни души. Край сосновых лесов остался за спиной, а впереди, за бесконечными болотистыми низинами, клонится к закату вечернее солнце, темнота настигает, как удар молнии, и трава скрежещет под холодным ветром. Ночное небо так усыпано звёздами, что черноте не остаётся места, и они падают всю ночь напролёт, описывая горестные дуги, но меньше их почему-то не становится.

Он старается держаться подальше от главной дороги, опасаясь на кого-нибудь нарваться. Всю ночь воют мелкие степные волки, и рассвет застаёт его в травянистой лощине, где он укрылся от ветра. Стреноженный мул стоит над ним и смотрит на восток, ожидая рассвета.

Восходящее солнце отливает стальным блеском. Тень от его фигуры верхом на муле простирается перед ним на целые мили. На голове у него шляпа из листьев — они высохли на солнце и потрескались, теперь он смахивает на пугало, что забрело сюда из сада, где отпугивало птиц.

К вечеру среди невысоких холмов он замечает косую спираль дымка, и ещё до темноты стоит в дверях землянки старика-анахорета, который обосновался здесь среди дёрна, как мегатерий. Одинокий, полубезумный, веки покрасневшие, будто глаза заперты в клетку раскалённой проволоки. Тело при этом далеко не измождённое. Он молча наблюдал, как малец одеревенело слезает с мула. Лохмотья старика развевались на сильном ветру.