Кровавое око Сарпедиона (авт. сборник) - Страница 75

Здесь не было ничего похожего — лишь заросший сорняками пустырь. Первозданный, как просторы прерий за городской околицей. Беннинг огорчился — дом, в котором жил мальчишкой, становится частью тебя, центром мира твоего детства. Слишком много воспоминаний связано с ним, чтобы легко смириться с потерей. Однако, кроме огорчения, он чувствовал недоумение, смешанное со странным беспокойством.

«Ну, Брауны должны хоть что-то знать, — думал он, подойдя к соседнему дому и поднимаясь по ступенькам крыльца. — Если только они еще живут здесь».

На стук из-за угла, с заднего дворика, вышел незнакомый старик — розовощекий веселый маленький гном — с садовой лопатой в руках. Он явно был не прочь поболтать с незнакомцем, но, кажется, совершенно не понимал вопросов Беннинга. Наконец, покачав головой, он сказал:

— Ты ошибся улицей, парень. Тут, поблизости, про Джесса Беннинга отродясь никто не слышал.

— Это было десять лет назад. Наверное, до вашего приезда сюда.

Старик перестал улыбаться.

— Послушай, я — Мартин Уоллейс. И я живу в этом доме сорок два года — спроси кого хочешь. Говорю тебе, ни о каком Беннинге я слыхом не слыхивал. И на этом пустыре никогда не было дома. Я-то уж знаю. Этот участок принадлежит мне.

Сердце Беннинга сжалось от страха. Он с отчаянием воскликнул:

— Но я жил в доме, который там стоял! Я провел в нем все детство… в доме моего дяди! И я вас не помню! Тут жили Брауны… у них была дочь, девчонка с соломенными косичками вроде поросячьих хвостиков, и мальчик, Сэмм… я играл…

— Слушай, парень, — прервал Беннинга старик. Все его дружелюбие исчезло, теперь он выглядел наполовину рассерженным, наполовину встревоженным. — Если это шутка, то не смешная. А если ты не шутишь, значит, ты пьяный или сумасшедший. Убирайся!

Беннинг тоскливо поглядел на старика.

— Как же так… пробормотал он, — вот и яблоня на краю вашего участка… я свалился с нее, когда мне было восемь лет, и сломал запястье. Такие вещи не забываются…

Старик выронил лопату и попятился к двери.

— Если ты не уберешься отсюда через две секунды, я вызову полицию! — Он захлопнул дверь и запер ее изнутри.

Беннинг свирепо уставился на дверь. Он разозлился всерьез и чувствовал, что холодные иглы страха вонзаются в него все глубже.

— Этот старый маразматик просто свихнулся, — наконец пробормотал он и снова посмотрел на пустырь, а потом на большой кирпичный дом напротив. Он помнил, что дом был превосходным — под стать хозяевам. Там жили Льюисы, и у них тоже была дочь, с которой Беннинг ходил на танцы, ездил на пикники, работал на сенокосе. Вряд ли они куда-нибудь уехали… они должны знать, что же случилось! Беннинг пересек улицу.

— Льюисы? — переспросила крупная краснолицая женщина, отворившая дверь. — Нет, Льюисы здесь не живут.

— Десять лет назад! — с отчаянием произнес Беннинг.

— Тут жили Льюисы, а на пустыре стоял дом Беннингов!

Женщина удивленно посмотрела на него.

— Я владею домом лет шестнадцать, а раньше жила в том сером особнячке — вон, третий отсюда. Я в нем родилась. И здесь никогда не жили ни Льюисы, ни Беннинги. А на пустыре никогда не было дома.

Она больше ничего не сказала. Молчал и Беннинг. Женщина пожала плечами и закрыла дверь. Беннинг еще некоторое время смотрел на заботливо окрашенные створки, словно собирался грохнуть в дверь кулаками, разнести в щепки, вытащить краснолицую женщину на улицу и потребовать объяснений, что все это значило? Ложь, безумие, или… В любом случае, решил он, нелепо выходить из себя. Должно же существовать объяснение, какая-то причина… Может, дело в дядюшкином участке, может, они боятся, что он предъявит права на эту землю… Вот поэтому ему и лгали, пытались убедить, что он ошибается.

Но есть место, где он сумеет все выяснить. Там не соврут.

Беннинг быстро пошел назад, к главной улице, и по ней — к мэрии.

Там он объяснил служащей, чего хочет, и стал ждать, пока она просмотрит записи. Девушка не слишком торопилась, и Беннинг нервно закурил. Его лоб был в испарине, руки слегка дрожали.

Девушка вернулась с узкой полоской бумаги и сунула ее Беннингу.

— Рядом с триста тридцать четвертым номером по Холлинз-стрит никогда не было дома, — раздраженно сказала она. — Вот выписка о владении.

Беннинг уставился на клочок бумаги. Там говорилось, что в 1912 году Мартин У. Уоллейс приобрел дом и участок номер 334 по Холлинз-стрит вместе с прилегающим пустырем у Уолтера Боргстандера. Пустырь никогда не застраивался и не менял владельца.

Беннинг перестал потеть. Теперь его бил озноб.

— Послушайте, — обратился он к девушке, — посмотрите, пожалуйста, эти имена в архиве… — он начал писать на бумажке, — в списке умерших. Джесс Беннинг и Алис Робертс Беннинг. — Рядом с каждым именем он указал даты рождения и смерти.

Девушка взяла листок, пожала плечами и вышла. На этот раз она отсутствовала еще дольше и вернулась не просто раздраженной, а изрядно рассерженной.

— Вы что, смеетесь? — спросила она. — Только зря отнимаете время! Об этих людях в архиве нет сведений!

Девушка швырнула листок перед Беннингом, и отвернулась.

Дверца в барьере была рядом. Беннинг толкнул ее и прошел на служебную половину.

— Посмотрите снова, — сказал он. — Пожалуйста… Они должны быть там…

— Сюда нельзя, — испуганно попятившись от него, забормотала девушка. — Что вам надо? Я же сказала, что там нет…

Беннинг схватил ее за руку.

— Тогда покажите мне книги! Я буду искать сам!

Девушка с криком вырвалась. Беннинг не пытался ее удержать, и она выбежала в холл, громко взывая:

— Мистер Харкнесс! Мистер Харкнесс!

Беннинг беспомощно глядел на высокие стеллажи, забитые тяжелыми томами. Он не понимал условных знаков на корешках и решил свалить все книги с полок, а затем поискать в них доказательства, что он не безумец и не лжец. Но с чего начать?

Начать он не успел. Послышались поспешные шаги, и на его плечо легла рука. Рука принадлежала невозмутимому крупному мужчине, державшему в другой руке сигару. Мужчина сказал:

— Эй, парень, ты что здесь вытворяешь?

Беннинг сердито начал:

— Послушайте, не знаю, кто вы…

— Харкнесс, — прервал его невозмутимый мужчина. — Меня зовут Рой Харкнесс, и я шериф округа. Вам лучше пойти со мной.

Спустя несколько минут Беннинг сидел в конторе шерифа и рассказывал свою историю в третий раз.

— Это заговор, — устало произнес он. — Не понимаю, кто его затеял, но вы все в нем участвуете.

Ни шериф, ни его помощник, ни репортер местной газеты не рассмеялись, но Беннинг заметил насмешливый блеск в их глазах. Шериф спокойно спросил:

— Значит, вы обвиняете всех жителей Гринвилла в том, что они умышленно фальсифицировали записи в архиве? Серьезное дело! И зачем, по-вашему, нам это нужно?

Беннинг почувствовал внезапный приступ тошноты. Он знал, что находится в здравом рассудке, однако все события этого дня вдруг показались ему бессмысленным кошмаром.

— Не представляю причины. Зачем? Почему вы хотите лишить меня прошлого? — Он потряс головой. — Не знаю… Но я уверен, что старик Уоллейс мне лгал. Может быть, за всем стоит именно он.

— Тогда добавлю еще кое-что, — произнес шериф. — Дело в том, что я знаю старика всю жизнь. И могу совершенно определенно сказать, что он владеет этим пустырем вот уже сорок два года. Там никогда не было сооружения, крупнее куриной клетки.

— Выходит, я лгу? Но зачем мне это?

Шериф пожал плечами:

— Может, вы придумали какой-то хитроумный план вымогательства. Может, вы добиваетесь известности. А может, просто тронулись.

Кипевший от ярости Беннинг вскочил на ноги.

— Значит, так: подтасовать карты и объявить меня сумасшедшим! Ну что ж, посмотрим! — Он бросился к двери.

Харкнесс подал знак, и репортер получил прекрасную возможность запечатлеть, как помощник шерифа скрутил Беннинга и сноровисто затолкал его сначала в тюремную пристройку рядом с конторой, а потом в камеру.