Кровавое око Сарпедиона (авт. сборник) - Страница 24

Они не успели еще догнать главную флотилию, как Тедрик, сбросив доспехи, одежду и сапоги, изо всех сил наваливался на шест или рулевое весло, борясь с капризным течением.

— Хороший парень, — заметил старшина плотогонов одному из своих помощников. — И как его угораздило попасть в лорды, ума не приложу! Спустя пару дней он сказал Тедрику: — С таким верным глазом и ловкими руками тебе стыдно числиться в благородных. Со временем из тебя вышел бы дьявольски отличный плотогон!

— Спасибо, добрый мастер, — ответствовал кузнец. — В твоей шутке изрядная доля правды, но король Фагон решил иначе. Теперь скажи мне — что такое Сгиб, о котором постоянно толкуют твои люди?

— Это место, где главный рукав Сарла натыкается на скалы и поворачивает почти под прямым углом на запад, к заливу. Там — самый страшный, самый опасный участок пути, и не каждый рискнет провести по нему плот. Но ты можешь попробовать — вместе со мной.

— Согласен.

При подходе к Сгибу все плоты были вытащены на берег и разгружены. Когда солдаты покинули первый плот, на него шагнул старшина плотогонов с десятком своих лучших помощников. Тедрик последовал за ними.

— Что за глупости, Тедрик? — закричал Фагон. — Сойди на берег! Немедленно!

— Ты умеешь плавать, лорд Тедрик? — тихо спросил старшина.

— Не хуже угря в устье Лотара, — скромно сообщил кузнец, после чего плотогон повернулся к королю и сказал:

— Твой лорд может здорово помочь, сир, если поплывет с нами. Он быстрый, как дикий кот, и сильный, как буйвол. И он уже знает об этих водах больше, чем половина моих людей.

— Ну, если так… — Фагон махнул рукой и первый плот оттолкнули от берега. Стремительное течение вмиг подхватило его, потащив к скалам, на которые с ревом и грохотом обрушивалась могучая река.

Поединок с коварным Сгибом длился весь день; многие плоты были разбиты, и Тедрик не раз искупался в ледяной воде Сарла. Однако ему нравились эти восхитительные, возбуждающие мгновения риска и борьбы со стихией — не меньше, чем горн и наковальня в старой кузнице на окраине Ломпора. С невольной печалью он начинал понимать, что все это постепенно уходит в прошлое. Другие дела и другие задачи ожидали его; власть над людьми и их судьбами должна была заменить власть над металлом.

Наконец, флотилия миновала Сгиб. Все бревна от разбитых плотов были выловлены и вытащены на берег, хотя времени связать их заново уже не оставалось. Однако не стоило пускать вниз по течению такое количество леса со следами топора, чтобы не порождать ненужных домыслов среди обитателей густонаселенных районов нижнего Сарла.

За Сгибом главный рукав огромной реки принимал с севера несколько притоков и становился глубоким и полноводным; тяжело груженые плоты ровно шли по речной глади. Главной заботой путников стало сохранить в секрете их продвижение на запад; с этой целью три центурии разведчиков плыли далёко впереди основной массы войск.

Деревушка Майл, заранее назначенная местом высадки, находилась в пятнадцати милях от Фатха, приютившись на крутом берегу реки. Это было жалкое и крохотное рыбачье поселение, но любой из его немногочисленных обитателей мог поднять тревогу. Поэтому, как только разведчики захватили причалы и валявшиеся на береговом откосе лодки, деревню окружили тройным кольцом лучников и копьеносцев. Однако перед тем, как отправить солдат на эту операцию, его величество Фагон Третий, король Ломарры, самолично объявил им приказ, который не раз и не два повторялся в последующие дни:

— НЕ ГРАБИТЬ, НЕ ЖЕЧЬ ДОМОВ И НЕ СОВЕРШАТЬ НЕНУЖНЫХ УБИЙСТВ!

Король был настроен весьма серьезно. Возвышаясь словно позолоченная статуя перед ровным строем своих воинов, он пояснил:

— Никто не должен знать, что мы пришли сюда. Кроме того, Сарлон станет провинцией моего королевства, и я не желаю, чтобы его население в чем-либо потерпело ущерб. Я клянусь своей головой и Троном Ломарры, клянусь сердцем, мозгом и печенью великого Ллосира, что любой человек, независимо от ранга и звания, который убьет кого-нибудь из жителей, подожжет дом, хлев или самый ветхий сарай, будет брошен в кипящее масло — после того, как с него сдерут кожу!

В соответствии с этим грозным распоряжением, взятие Майла обошлось без жертв; перепуганных обитателей деревушки только держали под строгой охраной, не подпуская к лодкам. Единственным пострадавшим оказался местный жрец Сарпедиона — но его повесили по приказу самого короля. Тарконских наемников, падких до чужого добра, держали в лагере, за надежным кордоном ломарианских меченосцев.

Весь этот день и следующую ночь армия отдыхала. Фагон был совершенно уверен, что Таггад Сарлонский пока ничего не знает о вторжении; однако не стоило питать надежд, что ломарианским войскам удастся приблизиться к столице незамеченными. Но каждая выигранная миля могла усилить эффект внезапной атаки и сохранить жизнь целой центурии солдат. Поэтому, задолго до рассвета, армия, полностью готовая к сражению, выбралась наверх из-под защиты крутого берега реки и неторопливым маршем двинулась к Фатху. Не стоило утомлять солдат; пятнадцать миль — долгий путь, особенно если в конце его предстоит серьезная битва.

Покачиваясь в седле по правую руку от короля, Тедрик пребывал в глубоком раздумье. Наконец, собравшись с духом, он сказал:

— Прости мою дерзость, сир… Известно ли тебе, что я люблю леди Роанну?

Король хмыкнул, потом губы его раздвинулись в улыбке.

— Ну, лиса, везде поспела… Знаешь ли ты, парень, что тебя ждет? Ни лишней кружки вина, ни взгляда на смазливую мордашку… Таких шуток наша леди Роанна не понимает! — Фагон окинул молодого кузнеца испытующим взглядом. — Что до меня, то я готов вручить тебе ее руку вместе с Троном Ломарры… Конечно, если ты наберешься терпения, опыта и ума.

Сердце Тедрика замерло; это было больше, гораздо больше, чем он рассчитывал.

— Значит, я могу просить ее стать моей женой, когда мы вернемся в Ломпор?

— Можешь попросить ее об этом даже раньше, если захочешь. Она будет здесь завтра — вместе со всей королевской семьей, двором, статуей великого Ллосира и его жрицами — для участия в победном триумфе.

Кузнец замер с раскрытым от изумления ртом.

— Но сир, — выдавил он наконец, — можно ли быть настолько уверенным в успехе? Наша армия по численности уступает противнику на треть…

— Это не важно, мой лорд. Запомни — воюют не числом! У них нет всадников или пехоты, способной выстоять против моей конной гвардии. И они ничего не смогут сделать с тобой, со Скайром и с вашим чудесным оружием. Вот почему я уверен в успехе. Хорошо спланированное и отлично выполненное предприятие не может закончиться крахом. Я долго обдумывал этот поход, но он стал возможен только после того, как ты получил божественный металл — и благословение Ллосира впридачу!

Тедрик невольно бросил взгляд на покрытый золотом, сверкающий на солнце панцирь короля. Тот довольно ухмыльнулся и кивнул головой.

— Да, мой лорд, мой кузнец, эта штука сохранила мне жизнь — ведь я мог погибнуть в тот день под стенами Лорримера, оказавшись в самом центре атаки. Ллосир, несомненно, спас меня, дабы свершились великие планы… Ибо какое значение имеет моя жизнь, если я не готов отдать ее для блага Ломарры? — Король привычным движением огладил бороду и тихо произнес: — Поверь мне, Тедрик, жизнь короля важна лишь для него самого, для его семьи и немногих, очень немногих настоящих друзей…

— Твоя жизнь важна для меня, сир — и для Скайра тоже!

— Да, я знаю. Ты — словно сын для меня, и ты в числе тех немногих, о которых я говорил. — Фагон приподнялся в стременах и, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, посмотрел вперед — туда, где над водами быстрой реки уже вставали башни столичного града Сарлона. — Впрочем, не относись слишком серьезно к моим словам, — закончил король. — Я еще не собираюсь умирать. Но если мне суждено погибнуть, запомни, Тедрик: короли приходят и короли уходят, но Трон Ломарры должен стоять в веках!

О Таггаде Сарлонском говорили, что сей властитель спит с мечом в руке и с арбалетом под подушкой; поэтому вторжение ломариан не было для него полной неожиданностью. Однако мобилизацию сарлонских сил пришлось проводить столь поспешно и стремительно, что солдаты оборонявшейся стороны оказались ненамного свежее армии Фагона, проделавшей изрядный путь. Оба воинства сошлись в двух милях от городских стен, на широкой прибрежной равнине.