Кровавая вода Африки. Книга 3. Достояние Англии - Страница 3

– А если мне невыносимо считать каждый пенни, боясь, что их завтра не хватит? А если я умнее иных мужчин? А если рука моя тверда, а душа отважна!.. А если я знаю, что достойна другой жизни?

Словно в ярости она сорвала с головы кошель, распуская волосы, и швырнула его себе под ноги. Все на палубе оторопели. Капитан улыбнулся одними губами и сказал негромко:

– Я не против ваших мечтаний, мадам. Только мне не нравится, когда воплощаются они за счёт меня, моего корабля и моей команды.

Он замолчал, и с каждой минутой его молчание становилось всё тягостней. Марианна опустила голову, словно пытаясь собраться с мыслями, и доктор подался вперёд, чувствуя, что её мысли путаются сейчас в голове и разбегаются в смертельном страхе.

– Я не знаю, что с вами делать, – произнёс капитан. – По закону вы сейчас должны дёргаться в галстуке… Подождём до завтра.

Лицо Марианны исказилось. Она сделала шаг к нему, в глазах её стояли слёзы. Золотистые волосы выбились из узла, их трепал ветер. Капитан поднялся и, не дожидаясь, когда Марианну уведут, пошёл в свою каюту. Больше в тот день он ни с кем не разговаривал.

К ночи над палубой и всем морем, и недалёким гвинейским берегом разнёсся плач его охотничьего рожка.

****

Наутро капитан приказал привести Марианну на палубу.

Скоро она появилась, бледная, дрожащая, с синевой вокруг глаз, и ветер играл её непокорными волосами, а поникшая шея была нежна и беззащитна.

– Я отпускаю вас… Отпускаю из-за ваших детей. И ещё потому, что вы отпустили моих матросов, – сказал ей капитан и протянул кошелёк. – Возьмите деньги. Их хватит оплатить обратную дорогу в форт Энрике.

И вместо благодарности он услышал слова, которые Марианна прошептала словно бы про себя:

– Я всё сделала не так… Теперь бы я поступила по-другому.

Капитан глянул непонимающе. Она шагнула к нему, запрокинула лицо, с призывом и жадностью всмотрелась в глаза. Заговорила жалобно:

– О, как я жалею, что мы не встретились с тобой раньше! Не будь твоего отъезда в Атар – и всё вышло бы по-другому! Ах, как мне жаль!

– Не обольщайтесь. Меня трудно сбить с толку настолько, чтобы я забыл свой долг. «Архистар» не быть пиратским кораблём, мадам, – ответил капитан и, отворачиваясь, бросил через плечо: – Прощайте! Я больше ничего не хочу о вас слышать. Никогда!

Он кивнул, и к Марианне подошли матросы, чтобы посадить в шлюпку.

– Но ты обо мне ещё услышишь. Мы ещё встретимся, милый, – прошептала она, поворачиваясь от капитана, но слов её никто не услышал и не разобрал.

Когда джентльмены узнали, что Марианну высадили на берег, мистер Трелони воскликнул:

– Что же! Красивая женщина – мне было бы неприятно видеть её, болтающейся в петле. Но она её не минует! Ох, чует моё сердце!

– Да, не минует!.. А, кстати! Где Платон? – спросил капитан.

– Он потерял свой амулет. Решил поискать на берегу, где мы вчера сидели ночью. Может, в песок обронил, когда спал? – ответил доктор Легг.

– Как вернётся на борт, мы снимается с якоря. Если ветер не стихнет! И прислать ко мне Бена Ганна! – приказал капитан.

Когда Ганн подбежал, он сказал ему официально:

– Мистер Ганн! Кажется, вы раньше служили боцманом?

– Да, сэр, – ответил тот.

– Принимайте команду! Вы были славным матросом, я думаю, боцманом будете ещё лучшим.

Взгляд капитана затуманился, но он тряхнул головой и отпустил Ганна.

Скоро вернулся Платон и издалека показал капитану свой амулет, покачав его на бечёвке над головой победным жестом. Он счастливо улыбался во весь рот, опять напоминая всем портового бристольского мальчишку, только большого и чёрного. Шлюпку подняли на борт, и капитан отдал команду:

– Боцман! По местам стоять! С якоря сниматься!

И Бен Ганн побежал к матросам командовать.

«Архистар» развернула паруса. Она заскользила в море и пошла вдоль гвинейского берега. За шхуной летели чайки, они кричали, дрались и бросались в волны.

****

Это путешествие в Гвинею оказало влияние на жизнь капитана Линча не только в ХVIII веке, но и на все последующие его жизни в другие времена. Потому что именно здесь он встретился женщиной, изменившей его природную суть. Точнее, именно после этой встречи ему стало понятно, что он не такой, как все.

Но сначала ничего не предвещало этого.

Капитан, джентльмены и кок Пиррет высадились на берегу, узкий мыс которого основательно вдавался в океан. Там их шлюпку уже ждала орава полуголых африканцев и африканок с ребятишками. Перебивая друг друга, они кричали на разные голоса и тянули к морякам корзины. В корзинах лежали фрукты, но больше было гвинейской рыбы – плоских квадратных скатов с тонкими и упругими, как стальной прут, хвостами, серебристо-синих мелких акул, рыбы по имени «капитан» и рыбы «бонга», которую ловят ночью, когда она поднимается со дна на поверхность.

Оставив доктора Легга и мистера Трелони возле шлюпки любоваться красотами океана, а кока закупать фрукты и рыбу, капитан с Платоном ушли в факторию.

А океан, как огромное количество воды, впрочем, как и огромное количество любого другого вещества – явление по своей красоте исключительное. Мощно и плавно катил он свои воды к пологому берегу, и волны накатывали, вылизывая берег до идеальной чистоты и гладкости. Вскоре испёкшийся под солнцем мистер Трелони снял ботинки, засучил штаны, залез в воду, и тут же повернул назад, как ошпаренный.

– Да что такое, доктор? Этакая холодища! – сказал он, стремглав выбираясь на берег. – Солнце печёт вовсю – а не искупаться.

– А чего вы ещё ожидали от океана, сэр? – ответил ему доктор снисходительно, с видом опытного моряка.

– Ну да! Всё, как всегда. Ожидал «морских купаний», а тут – извольте, купанья океанические, – согласился мистер Трелони, раскатывая штаны обратно.

Когда капитан вернулся, он рассказал, что нанял проводника, точнее, двух проводников:

– И самое любопытное, что это отец и сын… Отец – португалец, мне его рекомендовал капитан Бортоломео из Лисса, а сын – мулат… Наши проводники вам понравятся.

Проводники, которые поднялись на палубу к вечеру, и правда, понравились джентльменам.

Отец, дон Родригу – старый португальский аристократ знатного рода, в модном французском платье, был сухой, изящный, небольшого роста, с гордой, но чуть расслабленной, осанкой. Туфли и гладко выбритые щеки его сияли, напомаженные усы загибались кверху, седоватые густые волосы прикрывала шляпа.

В его сыне трудно было заметить признаки белой расы. Юноша имел чёрную, как уголь, лоснящуюся кожу, негритянские черты лица, и был невысокого роста, ладный и мускулистый. Звали его Жуан. Юный проводник разговаривал с Платоном у борта. Вместе со всеми за столом, поставленным на палубе «Архистар» он не сидел.

Дон Родригу поднял бокал и пригубил вино. Руки у него были старческие, в коричневых пятнах, но они не дрожали, а движения были чёткие и быстрые. Разговаривал он на неплохом английском языке.

– Мы, португальцы, ещё в середине XV века назвали Гвинею «Берегом ливней», – сказал он. – Вы прибыли к концу сухого сезона, джентльмены… Скоро, в июне, здесь начнутся страшные ливни, и тогда западная Гвинея, её горная часть с плато Фута-Джаллон, будет непроходима.

Отодвинув стаканы, капитан развернул английскую карту Гвинеи и сказал, показывая на ней пальцем отмеченную точку:

– Дон Родригу, нам нужно попасть вот сюда… Это возможно?

– В общем-то, да, – ответил португалец, всматриваясь в карту. – Сначала мы пойдём по территории Нижней Гвинеи, это два или три дня пути… Надеюсь, что дожди нас ещё не застанут – на побережье их выливается особенно много. Потом мы пойдём по землям Средней Гвинеи. Тут начинаются скалы из песчаника. Массив называется Фута-Джаллон. Хотя, в основном, там изобилуют саванны.

– Простите, дон Родригу, – перебил португальца доктор Легг. – А саванны – это где львы?