Кровавая плаха - Страница 70
— Вы сказали, что бандита зовут Пиво? Это уже зацепка…
Кошко в тот же день сделал запросы в сыскные отделения различных городов Империи, но отовсюду получил ответ: «Преступник, зарегистрированный под кличкой „Пиво“, не значится».
Но сыщик понял: эта ниточка должна рано или поздно привести в бандитское логово.
Шайка продолжала безнаказанно орудовать. Так был дерзко среди бела дня в центре города убит и ограблен главарь целого синдиката тряпичников. Приемы были прежние, но свидетели утверждали: нападавших не пять человек, как прежде, а четверо.
Ирошников в присутствии Кошко высказался:
— Логично предположить, что бандит, получивший пулю в руку от Белостоцкого-младшего, стал профессионально непригоден.
— Верно! Тогда следует дать объявление в газеты. Займитесь этим, Юрий Павлович!
На следующий день многие газеты поместили на видных местах обращение:
«Милостивые государи врачи! Уже длительное время жителей Москвы и губернии терроризирует банда убийц-садистов. Вы очень поможете полиции, если сообщите: не обращался ли к вам в течение двух последних месяцев за помощью субъект субтильного сложения, неинтеллигентного вида, с пораненной кистью правой руки».
По этому же поводу были направлены запросы во все земские и частные больницы. Однако утешительных ответов не последовало!
И вдруг однажды дежурный офицер доложил Кошко:
— Звонили из Бутырского тюремного замка. Там находится за незаконный аборт, закончившийся смертью пациентки, некий фельдшер Федотов. Он настоятельно просит встречи с вами.
— Доставить заключенного ко мне!
Вскоре прибыла тюремная карета. Вновь перед сыщиком предстал «знаменитый московский доктор». У него был самый несчастный вид.
— Господин начальник, вляпался я в плохую историю! — вздохнул Федотов. — Но вам я готов сообщить кое-что такое, что весьма интересно… Обещайте, что и вы мне малость поможете.
— Докладывай! Сначала я должен тебя послушать…
— Незадолго до моего ареста попала мне в руки газета, там ваше обращение к врачам. Так вот… Месяца полтора-два назад ко мне пришел человек, у которого начиналась гангрена. У него была прострелена кисть и так запущена, что спасти ее не было никакой возможности. Я ему кисть отрезал. Все его приметы совпадают, как вы их распубликовали.
— Где живет этот человек?
— Хрен его знает. Мне он назвался Французовым. Сказал: «Руку я поранил на пивном заводе, где прежде работал».
Кошко осенило: вот откуда кличка Пиво! Да и за Дорогомиловской заставой, где убили Белостоцкого, есть как раз большой пивоваренный завод!
— За мой труд этот мужлан дал мне купон с тысячерублевой ренты. Он у меня дома лежит.
Далее события развивались стремительно!
Лихой шофер Ованес Ованесов повез сыщика на пивоваренный завод. Кошко сразу обратился в конторку, и ему повезло:
— Имелся среди рабочих человек по фамилии Французов?
Конторщик твердо ответил:
— Нет, такого не было!
Кошко такой ответ поверг в отчаяние. Но делать нечего, хотел уже уйти, как вдруг шустрый конторский мальчишка произнес:
— А вот если не с фамилией, а с кликухой такой — вам это не нужно? У нас на браге работал мужик по фамилии Фортунатов, а звали его все Колька-Француз.
— Почему его так прозвали?
— Да у него французская болезнь.
Конторщик обрадовался:
— Как же, такой у нас в списках значится: «Фортунатов Николай Абросимович, 1888-го года рождения, уроженец деревни Салтыковка Московской губернии…»
В тот же вечер отряд полицейских, возглавляемый самим Кошко, прибыл в Салтыковку. Родители Фортунатова встретили гостей с явной злобой, ответив: «Колька здеся давно не был. Почитай, цельный год». Но произвели обыск и нашли платья купчихи Яковлевой из Коломны, серебряный портсигар Белостоцкого и многое другое.
Родителей за укрывательство арестовали. В камеру к старухе была посажена ловкая «наседка» — агент Кошко. При ее «освобождении» после совместного недельного сидения в камере старуха приказала:
— Ты, милка, топай в Марьину Рощу. Там возле Лазаревского кладбища хибарка приютилась, крыша у ей еще съехала малость. Там живет Танька-Лошадь — красавица-девка! Это моего Кольки полюбовница. Ты скажи ей, пусть притащит жратвы.
Агент все в точности исполнила. Старуха получила от Таньки сала и сахара, а полицейские после трех дней слежки схватили Кольку в объятиях Таньки-Лошади. Фортунатов ни в чем не признавался.
— Вещи убитых нашли? А коли я их на Сушке купил? Чего пристали?! Прокурору буду жалиться. Безвинного мучают! Ироды!
— Но ведь ты фельдшеру дал купон, который находился в портфеле убитого Белостоцкого!
— Знать не знаю! Мне его в какой-то лавке сунули.
Тогда Кошко попросил Белостоцкого-младшего опознать убийцу.
Белостоцкий находился в кабинете Кошко, когда туда доставили. задержанного. Пострадавший посмотрел на преступника и, ничего не сказав, удалился в соседнюю комнату. К нему вышел Кошко.
— У меня нет твердой уверенности! — признался потерпевший.
— Хорошо, стойте возле дверей и внимательно слушайте!
Кошко кое-что придумал. Он шепнул несколько слов надзирателю. Они оба вернулись в кабинет. Кошко сел за стол, а надзиратель тихо встал за спиной Фортунатова. Колька был поглощен допросом, когда надзиратель с силой ткнул его пальцем в бок.
— Ох, черти! — взвизгнул Колька.
При этом крике в кабинет влетел Белостоикий-младший:
— Это он! Сомнений никаких. Ах, убийца проклятый! — И он с кулаками ринулся на Кольку.
Колька был уверен, что его жертва давно на том свете. Он трясся от страха, лепетал:
— Да я что? Я ничего! Они сами меня ранили…
Кошко понял: пришел наконец благоприятный момент — и сейчас Колька, видимо, смертельно боявшийся главаря, все расскажет.
И действительно, он рухнул на колени:
— Простите, все — как на духу… покаюсь…
И далее последовали страшные подробности.
Колька, всхлипывая, размазывая сопли по морде, назвал адреса сообщников и добавил:
— Теперь Сашка-Семинарист меня убьет.
Этот Сашка и был главарем шайки. Он был единственным, чей адрес Колька не знал. Всех остальных участников кровавых пиров в тот же день арестовали: слесаря пивоваренного завода, брата Кольки, и еще какого-то 16-летнего ученика мясника.
При обысках обнаружили множество вещей с убитых и похищенные ценности.
Все бандиты с ужасом говорили о своем главаре. Задумывая преступления, он не столько думал о деньгах, сколько о возможности истязать жертв.
Так, мать и дочь Яковлевых в Коломне этот Сашка-Семинарист собственноручно мучил более четырех часов.
Добычу они делили, собравшись где-нибудь на пустыре. Главарь тут же назначал время следующей встречи и самолично намечал жертву. Дисциплина в банде была железная. Когда однажды один из ее членов отказался убивать, Сашка перерезал ему горло, отрезал уши и нос. Другой раз он прострелил строптивому сообщнику грудь.
— Когда жертва не могла оказать сопротивления, Сашка никому не позволял ее убивать — для себя оставлял! — рассказывали бандиты. — Любил детство вспоминать, как он беременным кошкам и собакам животы вспарывал…
— Где его можно поймать!
— В меняльной лавке на Ильинке! Он завсегда там сдает процентные бумаги. У нас расчет назначен как раз на субботу. Так что сегодня-завтра он туда непременно приедет, — уверял каждый из бандитов. И добавлял: — Только Сашке не говорите, что это я вам про него сказал. Убьет! Впрочем, он и сам вам живым не дастся.
В тот же день Сашку арестовали. Был суд. Садиста, державшего в страхе всю Москву, приговорили к повешению. Но к 300-летию дома Романовых последовала амнистия. Сашке повезло — смерть ему заменили двадцатью годами каторги. Остальные участники банды получили по 13–15 лет.