Кровь за кровь (СИ) - Страница 11
Вот, в какой-то момент все неожиданно изменилось, впереди показались большие клубы пыли и кто-то из путешественников, выкрикнул:
— Быстрее с дороги, войско идет!
Звенислав сделал то же самое, что и все люди, окружающие его, съехал с проторенного пути на обочину, а затем отъехал еще чуть дальше, на небольшой островок молодой весенней зелени. Облака пыли приближались и замелькали лошади, с сидящими на них вооруженными людьми в халатах. Стройными колоннами по дороге двигались тысячи всадников, готовых хоть сейчас вступить в бой. Над головами их реяли войсковые бунчуки и кто-то, из стоящих неподалеку от Звенислава людей, выкрикнул:
— Сам этельбер Яныю с войском идет, смотрите все, вот она, настоящая мощь борасов, которые добьют дромов, посмевших восстать против мелеха Хаима. Слава этельберу Яныю! Слава мелеху Хаиму!
Борасы, которых было не менее пяти тысяч, прошли, а вслед за ними показались ряды тяжелой кавалерии, если судить по значкам, три тысячи воинов. Они продвигались неспешно и, горделиво сверкая начищенными кольчугами, ламеллярными кирасами, остроконечными шлемами с бармицей, красуясь палашами, мечами и саблями в богатых ножнах. Тот же голос, что только что славил этельбера и мелеха, чрезвычайно взволнованно прокричал:
— Это воины тархана Иегуды-бен-Назира, о горе нам! Мелех осердился на своих верных борасов! Когда мы вернемся домой, застанем ли мы в живых своих близких? Горе нам!
Надвинув на глаза развесистую войлочную шапку, дабы не показывать окружающим свою светловолосую шевелюру, Звенислав подъехал ближе и прислушался к разговору, который завели путешествующие с караваном кочевые борасы. Подле трех верблюдов, меланхолично взирающих на мир и пережевывающих свою жвачку, стояли человек пять, окружающие крепкого сухопарого мужчину, с покалеченной левой рукой, на которой отсутствовала кисть.
Мужчина указывал на дорогу и говорил:
— Глупые, как вы не видите, если мелех послал особые отряды, собранные из всех народностей нашей степи, его верных и беспощадных псов, то значит, что где бы они ни прошли, после них останется только пепел и трупы. Я был на севере, я знаю, о чем говорю. Воины Иегуды-бен-Назира разбираться не будут, кто прав, а кто виноват, и им дается только один приказ: «Уничтожить», иного у них просто не бывает.
— Отец, — рядом с одноруким стоял молодой парень, — успокойся, ведь с ними идут и наши воины, а этельбер Яныю не допустит уничтожения своих подданых.
— Эх, — мужчина с каким-то сожалением посмотрел на своего сына, — ничего ты не понимаешь, молод еще, а оттого глуп. Если воины особых отрядов входят в селение, то им неважно, кто в нем живет, для них все люди враги, а Яныю ничего им против не скажет. Люди говорят, что после того, как его тумен потерпел поражение у Архейских гор, этельбер впал в немилость у мелеха, и сейчас ему бы самому голову на плечах сохранить.
Мысленно горько посмеявшись над борасами, принявшими безропотно новую власть, Звенислав посмотрел на дорогу, где проходил арьергард армии Иегуды-бен-Назира. Ирбис понимал, что вся эта мощь идет к Архейским горам, дабы изловить его братьев, и ему очень хотелось бы быть сейчас рядом с ними, мчаться по степи, рубить врагов, но он сам взял на себя важное дело и просто обязан его выполнить. Пришпорив Янды, Звенислав выехал на дорогу, еще раз оглянулся в сторону вражеских воинов, прошептал им вслед проклятия и направился дальше.
День проходил за днем, парень продвигался к цели быстро, неприятностей не случалось, он несколько расслабился и, достигнув переправы через полноводный Итиль, дром попал в неприятную ситуацию, к которой совершенно не был готов. Путь его проходил мимо городка Керугин, стоявшего на паромной переправе, и Звенислав решил посетить местный рынок, где хотел набить переметные сумы овсом, себе кое-что из продуктов купить, да заводного коня присмотреть. Может быть, все прошло спокойно, но именно в этот день на рынке было особенно многолюдно.
В город парень проехал благополучно, в очередной раз сработала фальшивая пайцза. Рынок находился рядом с воротами, далеко ехать нужды не было, и уже на подходе, Звенислав услышал громкие выкрики. Подъехав ближе, он увидел большую толпу людей, сгрудившихся вокруг небольшой каменной площади. В основном, все они были купцами из дальних стран, но были среди них и местные жители. Ирбис прислушался к выкрикам человека, стоящего в центре площади и руки его, сразу же сжались в кулаки, а зубы стиснулись так, что в этот момент их ничем разжать нельзя было. Злость и ненависть затопили его сознание, ярость захлестнула душу, хотелось вытащить свою шашку и рубить всех этих тварей, окружающих его, и только по недоразумению называющих себя людьми. Однако надо было сдержаться, не выдать себя, и парень, ничего не предпринимая, только наблюдал.
Глашатай, он же продавец товара, седобородый сухопарый мужчина с белесыми больными глазами, стоял на широком деревянном помосте и выкрикивал:
— Жители славного города Керугина и уважаемые торговые гости Благословенного Рахдона. Только сегодня, по распоряжению районного тутуки Йоза Поцыса, оптовая распродажа живого товара. К сожалению, выбор не очень велик, но товар, как всегда, качественный, — он вальяжно взмахнул рукой, и на помост вывели пятерых симпатичных дромских девчонок, лет по шестнадцати каждая. — Первый лот, девственные девушки-красавицы, которые скрасят ваши одинокие ночи и согреют постель, начальная цена за всех десять фергонских империалов. Кто даст больше?
— Пятнадцать, — не стал мелочиться дородный и солидный купец в богатом парчовом халате.
— Семнадцать, — вторил ему другой, невидимый в толпе.
— Двадцать, — раздался голос одного из местных управленцев, сидящего в паланкине, стройного черноволосого мужчины с пышными усами.
— Двадцать пять, — не сдался купец в парче.
Цену богатого купца никто не перебил и товар был продан ему, Затем на помост была выставлена семья из семи человек, после них вновь девушки, затем взрослые женщины и группа мастеровых мужчин, многие из которых были изранены. Их выставляли парами, тройками, пятерками, десятками, и за полчаса, было продано более сотни человек.
Звенислав смотрел на это и понимал, что здесь и сейчас, он изменить ничего не сможет. Он стоял на месте, злился сам на себя, презирал окружающих его людей, и заметил, что на него начинают обращать пристальное внимание, и в первую очередь, усатый чиновник в паланкине. Решив, не светиться, он отправился вглубь рынка, быстро закупил то, что ему было необходимо в дороге и, направился на выезд из городка.
На городских воротах его уже ждали. Возле самого проезда находился паланкин, который он видел на площади, четыре крепких носильщика, по виду, дромов, сам местный чиновник, стоявший на дороге, и пятеро стражников. Он сделал вид, что не замечает направленных на него взглядов, попытался объехать усача, но тот схватил жеребца за уздечку и сказал:
— Эй, дром, слезай с коня. Не тебе, человеку из позорного племени, потерпевшего поражение, на таком красавце ездить. Это говорю тебе я, третий секретарь благородного Йоза Поцыса, Герум Керугинский.
— У меня пайцза, — сказал Звенислав.
— Ха! — Герум рассмеялся. — Здесь наша власть, и нам все равно, есть у тебя пропуск или нет. Будешь сопротивляться, убьем тебя, а потом весь городок подтвердит, что ты поносил нехорошими словами имя нашего великого мелеха, да живет он в радости тысячу лет. Отдай коня, оружие, деньги, если есть, и можешь идти на все четыре стороны.
— Ладно, — усмехнулся парень, подцепил мизинцем левой руки из ножен шашку, с силой выдернул ее, перехватил на лету правой рукой и рубанул чиновника по черепу, который, разумеется, соприкосновения с остро заточенным клинком не выдержал и распался на две половинки.
Стражники подобного не ожидали и застыли в замешательстве, но двое из них стояли на воротах, не давали свободно выехать, и Звенислав, подбодрив Янды ударами сапог в бока и криком, помчался на них. Среагировать керугинские стражи порядка не успели, одного он сшиб конской грудью, а второго срубил. Выметнувшись за городские стены, парень помчался в сторону реки, где как раз причалил паром пришедший с левого берега. Шанс уйти в степь был, а значит, надо было им воспользоваться. Надо было выжить и вернуться. Не только в город Керугин, где как скот продавали его братьев и сестер по племени, но и в десятки подобных ему мест.