Кровь тигра - Страница 24
Отец… Кто бы он ни был, а он – отец, думал Робин. Надо обязательно разыскать его, помочь ему, принести еды. Он поправится, и они вдвоем уедут. Если надо, он силой увезет старика…
На пути стояла грубо сколоченная хижина. Может быть, какой-нибудь бродяга соорудил себе пристанище. Следы копыт вели прямо к порогу. Значит, Тигр здесь. Он не мог уйти дальше. Робин думал, что делать: старый Тигр избегает людей, даже смертельно раненный, он не попросит помощи – как-никак, Тигр! Робин пришпорил коня. В пустых глазницах окон ни огонька, дверь настежь распахнута…
Навстречу грохнул выстрел.
Стреляли из глубины окна. Пуля просвистела у самого виска. Робин рванул поводья. Отец?!
Прогремели еще два выстрела.
Нечеловеческим голосом вскрикнул Робин, словно мозг его не выдержал страшного напряжения: как он может, его отец?! Вонзив шпоры в бока Римбоу, он пронесся мимо хижины.
Вдогонку стреляли.
Пули отца просвистели в дюйме от головы сына.
В Фолкстоне тем временем воцарился мир. Белые фермеры пришли наконец к соглашению с индейцами о пастбищных землях. В истории городка подобного раньше не случалось. Не то, чтобы установилась сердечная дружба, но враждебность, во всяком случае, исчезла. Привыкли даже к тому, что в салуне посиживал сам индейский вождь по имени Микувайи. Ничто так не сближает, как общая ненависть.
– Я так считаю, – заявил веснушчатый Хайрон, – Ровер инженера не дождется. Всем известно про Глайтона, так что ни у кого охоты нет в петлю лезть.
– Убийца, конечно, мерзавец, вот, – подтвердил толстяк, – но службу нам добрую сослужил.
– Виски с содовой, эй! – гаркнул Микувайи.
Толстяк нахмурился, но подчинился, поставив перед краснокожим стакан.
– Чего как в воду опущенный, Алан? – спросил шериф Хоулд, ковыряя в зубах. – Пусть другие переживают, которые на Ровера горбатятся, а тебе-то что за дело?
– Да больно все спокойно, не нравится мне это. Ровер не тот человек, чтобы так легко отступиться…
– Инженера дожидается, – усмехнулся Хайрон.
– Давно бы в Денвер съездил да привез… И работают ведь, не сидят сложа руки. Даже ночью ковыряются, я сам с горы видел: факелы, факелы кругом…
– Видать, всякую черную работу делают.
– Черную-черную, а там глядь и плотина готова!
– Так ведь нету же инженера!
Алан замолчал.
– Микувайи и его люди всегда сделают плохо нехорошему белому человеку, – подал голос индеец. – Белые могут пожелать.
– Опять кровь проливать… – процедил толстяк.
– А все вокруг в болото превратится! – запальчиво ответил Хайрон. Остальные молчаливо поддержали: правду говорит.
– А я, между прочим, слыхал, будто Ровер просил у губернатора солдат для охраны, – проговорил один из фермеров. – Вот придут они, и пиши пропало. Против солдат не попрешь.
В молчании выпили, никому не хотелось говорить. В салун поспешно вошел новый посетитель. Кое-кто вскочил от неожиданности: в вошедшем узнали одного из людей Ровера.
– Тихо! – выдохнул тот, стараясь отдышаться. – Я один. Решил к вам перейти. Не могу больше. Ровера всегда уважал, но плотины этой не хочу. Погубит она нашу землю… Налейте чего-нибудь.
Фолкстонцы глядели с недоверием. Уж не задумал ли Ровер какой-нибудь новой хитрости?
– Не верите, да? А от Ровера многие бегут. Ему-то, по-моему, плевать. А я вот прямо к вам. Не хочу никаких плотин!
– Да пока ее построят…
– Через пять дней, между прочим. Земли в нижнем течении и так уж одно болото. Вы что, ослепли, не видите? Грех против Бога, так я скажу!
– Но ведь некому командовать там у вас?
– Есть кому. Сначала никто и не знал, в секрете держали, а сейчас уж все знают. Инженера тайком привезли через горы, ночью. Так что провели вас. Вот я и пришел. Пять дней осталось… Грех, большой грех!
Нависла тяжелая тишина, которую нарушил толстяк:
– А чем докажешь?
– Что доказывать?! – взорвался Алан. – Ясно сказано! Всем быть вечером в сборе, понятно?
– Да мы хоть сейчас…
– «Сейчас» слишком скоро для Микувайи, – размеренно проговорил индеец. – Надо идти вечером. Стрелы Микувайи подожгут ферму.
– Ступай к своим, – скомандовал Алан, – и скажи, что вечером мы ждем. Рассчитаемся с Ровером за все сразу.
– А может, сперва какое-нибудь там послание отправить? – начал было перебежчик. – По-людски с ними поговорить?
– К черту переговоры! – отрезал Алан.
Через несколько минут план мести был готов. Фолкстонцы разошлись по домам – готовиться к вечернему визиту. В суете они не заметили, что их приготовления не укрылись от одного внимательного свидетеля. То был человек, который еще с дальнего склона увидел скачущего от фермы Ровера в сторону города всадника.
Когда Микувайи вскарабкался в седло, человек тихо тронул поводья и шепнул коню:
– Вперед, Римбоу… По-моему, началось.
Индеец скакал в направлении каньона, откуда начиналась индейская территория. Внезапно он услыхал за спиной конский топот и характерный свист. Микувайи отлично понял, что означает этот свист, и потому попытался вильнуть в сторону, но не успел. Петля накрепко перехватила тело, индеец вывалился из седла, а преследователь потащил его за собой сквозь кусты, по камням – и больше он ничего не помнил, потому что потерял сознание.
Робин остановился. Ему вовсе не хотелось зря мучить вождя краснокожих. Быстро связав его, он перебросил тело через седло и повез на ферму Ровера. Связанного краснокожего он сбросил к ногам вооруженного часового.
– Зови сюда хозяина, быстро!
– На плотине он.
– Тогда Паттерсона. Живее!
Шериф вышел на крыльцо и тотчас схватился за револьвер.
– Сдавайся, Робин!
– Паттерсон, не время сейчас. Нынче вечером вам придется очень жарко.
– Слезай с коня!
– И не подумаю. И вообще, что за манеры, шериф? Я пришел сказать, что фолкстонцы задумали нынче вечером напасть на ферму. Индеец собирался свое войско созывать, да я перехватил. Пока там в Фолкстоне сообразят, что к чему, будет темно. Времени мало, но хватит. Готовьтесь к обороне!
– Ну спасибо, если не лжешь.
– Кто-то из людей Ровера перебежал к ним. Я все слышал. Они теперь знают и про Хилтона, и про плотину. Так что пощады не ждите. Всего хорошего, Паттерсон!
– Стой! Куда?!
– В Кантри. У меня тоже есть план. А не выгорит, обратно вернусь.
Робин развернул коня. Шериф опустил револьвер. Неудобно стрелять в спину…
БИТВА
Гастроли в Кантри закончились. Нельсон со своей труппой готовился к переезду в другой городок. Задержка вышла из-за того, что артисты задолжали хозяину гостиницы и все никак не могли наскрести денег. Нельсон объявил «большой бенефис», однако надежды на сборы не было никакой. Жизнь американских солдат, конечно, дело хорошее, но она изрядно надоела местной публике.
Последние дни Баркер бродил мрачный. Никто не знал, что с ним стряслось, но он почти ничего не ел и – вот странное дело! – не пил. Наконец он понял, что не в силах дальше носить в себе страшную тайну.
– Нельсон, поговорить надо. Срочная помощь требуется.
– Дружище, я сам на мели, ты же знаешь.
– Да я не о деньгах…
– Насчет бифштекса, что ли?
– Да не о еде… У меня, Нельсон, душа болит. Давай-ка сядем вот тут, а?
Старые приятели уселись возле фургона.
– Помнишь того парня, он меня еще встретил?
– Нет, Баркер, не помню. А ты?
– Парня помню. Но вот кличку его никак не вспомню…
– Вот-вот, вечно тебе суфлера подавай!
– Ну, этот… бандит с кличкой хищника!
– А, страус твой?
– Да нет, кровожадный и быстрый, как молния…
– Тогда москит.
– Может, и москит… – Баркер безнадежно махнул рукой. – В общем, я сам видел, как он убил одного инженера. Я давал телеграмму, что тот человек не приедет. А еще… одного на моих глазах застрелили…