Кровь среди лета - Страница 4

Эклёф поплелся в сторону столика с напитками, Ребекка проводила его взглядом. Если поддерживать беседу с коллегами стоило ей усилий, то стоять здесь так, с пустым бокалом в руке, представлялось просто невыносимым. Словно забытый комнатный цветок в горшке, который даже не в состоянии попросить воды.

«Я могу зайти в туалет, – размышляла она, глядя на часы. – Если нет очереди, я задержусь там минут на семь. Если кто-то будет ждать снаружи – на три».

Она принялась искать глазами, куда можно поставить пустой стакан. Вдруг откуда ни возьмись возникла Мария Тоб. Она протягивала подруге вазочку с вальдорфским салатом.

– Ешь. Я за тебя боюсь.

Ребекка взяла салат. Вид Марии Тоб напомнил ей события прошлой весны.

За немытыми окнами ее квартиры сияло яркое весеннее солнце, однако шторы были опущены. Как-то утром в середине недели Мария зашла к Ребекке в гости. После Ребекка спрашивала себя, зачем она вообще ей открыла. Почему поднялась с постели, а не осталась лежать под одеялом, забыв обо всем?

Тем не менее она направилась к входной двери, почти механически отреагировав на звонок. Не помня себя, Ребекка сняла страховочную цепочку. Потом левой рукой отперла замок, в то время как правая уже нажимала на дверную ручку. Голова не работала. С таким чувством человек приходит в себя, стоя перед открытым холодильником, когда не помнит, как вообще оказался на кухне.

Потом Ребекка думала, что внутри ее, вероятно, сидит некий умный маленький человечек. Может, это девушка в красных резиновых сапогах и спасательном жилете. И это она направляет ее действия. В тот раз именно эта маленькая девушка узнала шаги Марии за дверью. И она сказала рукам и ногам Ребекки: «Тихо, это Мария. Только не говорите ничего своей хозяйке. Просто поднесите ее к дверям и откройте».

Мария и Ребекка сидели на кухне и пили кофе без ничего. Ребекка в основном молчала. В мойке громоздилась гора немытой посуды. Кучи неразобранной почты, рекламных листовок и газет валялись на полу в прихожей. Картину дополняла одежда Ребекки – грязная, пропахшая потом.

Вдруг руки начали трястись. Ребекка как раз хотела поставить на стол чашку, а они задергались, словно две обезглавленные курицы.

– Мне больше не наливать, – пыталась пошутить Ребекка.

Она хотела рассмеяться, но из горла вырвался только беззвучный хрип.

Мария посмотрела ей в глаза, и Ребекка поняла, что она все знает. И о том, как она стояла на балконе и смотрела вниз, на асфальт. И о том, что иногда у нее не хватало сил даже спуститься в магазин за продуктами и приходилось питаться тем, что еще оставалось в доме: пить чай, закусывая маринованным огурцом прямо из банки.

– Я не врач, – сказала Мария. – Но я знаю, что человеку не становится лучше от того, что он не ест и не спит. По утрам ты должна выбираться на улицу.

Ребекка нервно ломала пальцы, пряча руки под столом.

– Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей?

– Милая, в нашем роду полно нервных женщин, – отвечала Мария. – Постоянно кто-нибудь из них падает в обморок или заходится в плаче, приступе ипохондрии или панического страха. Я не рассказывала тебе о своей тете? Она неподражаема. Неделю сидит в психушке, не в состоянии даже одеться самостоятельно, а потом организует детский сад по системе Монтессори.

На следующий день один из совладельцев бюро, Торстен Карлссон, предложил Ребекке пожить в его загородном доме. Когда-то Мария работала под его началом в отделе торгового права, пока не перешла к Монсу Веннгрену.

– Ты окажешь мне большую услугу, – говорил Торстен. – Присмотришь за домом, а я буду появляться там, только когда захочу поплавать. Собственно говоря, мне давно пора его продать. Но это такие хлопоты…

Разумеется, она хотела отказаться, слишком все очевидно! Но та девушка в красных резиновых сапогах все решила за нее, прежде чем Ребекка успела открыть рот.

Теперь она была просто обязана съесть этот салат.

Ребекка начала с половинки грецкого ореха, которая во рту казалась огромной, как слива. Она тщательно пережевывала, прежде чем сглотнуть. Мария не спускала с нее глаз.

– Как ты? – спросила она.

Ребекка улыбнулась. Язык стал шершавым, как наждачная бумага.

– Я правда не знаю.

– Развеселилась?

Ребекка пожала плечами.

«Я хочу отсюда сбежать, – подумала она. – Но что я могу поделать? Нужно терпеть, иначе кончишь жизнь в полном одиночестве, мучаясь аллергией и страхом перед людьми, в какой-нибудь избушке, полной кошек и разного хлама».

– Не знаю, – ответила она. – Мне кажется, что здесь все только обо мне и говорят. Сплетничают, судачат, пока меня нет рядом. Но стоит мне появиться, панически меняют тему и заводят речь, например, о теннисе.

– Разумеется, – улыбнулась Мария. – Ты ведь наша Модести Блейз. Скоро отправишься в дом Торстена, где тебе будет спокойно и одиноко. Конечно, они говорят о тебе.

Ребекка засмеялась.

– Спасибо, мне уже лучше.

– Я видела, ты беседовала с Юханом Гриллем и Петрой Вильхельмссон. Как она тебе? Очень мила, по-моему, однако не думаю, что так уж удобно иметь ноги от ушей и задницу почти между лопаток. Моя давно уже отделилась от меня и, похоже, живет своей собственной жизнью, словно повзрослевший ребенок.

– Да, мне послышалось, будто кто-то бежал за тобой по траве.

Они замолчали и взглянули в сторону фарватера, где кто-то заводил мотор старого катера «Фингал».

– Не волнуйся, – успокоила Ребекку Мария. – Скоро они перепьются и развяжут языки.

Она повернулась к Ребекке, наклонилась к ее уху и прошептала, словно кого-то передразнивая:

– «Каково это – убить человека?»

«Отличная работа!» – восклицал про себя Монс Веннгрен, наблюдая со стороны эту сцену. Он видел, как веселится Ребекка, как размахивает руками Мария, плечи которой так и ходят туда-сюда. Просто чудо, что она не уронила свой бокал! Должно быть, сказалась многолетняя выучка в родительском доме. «А фигура у Ребекки теперь вроде не такая угловатая, как раньше. Она выглядит полной сил и хорошо загорела, – отметил про себя Монс. – Тощая, как жердь, но такой она была всегда».

Торстен Карлссон стоял позади Веннгрена и изучал стол. У него сосало в желудке. Он смотрел на шампур с ягненком по-индонезийски, на свинину с приправой кейджн, на креветок, на рыбу с имбирем и ананасом по-карибски, на цыпленка с шалфеем и лимоном и в азиатском стиле под йогуртовым маринадом, на всевозможные соусы и салаты, вдыхал аромат гарам-масала и кукурмы. Здесь было белое и красное вино, пиво и сидр.

Торстен знал, что за невысокий рост, коренастую фигуру и жесткие черные волосы ежиком коллеги прозвали его Карлсоном, Который Живет на Крыше. Монс являл полную ему противоположность: одежда свободно висела на его худом, вытянутом теле. Но по крайней мере женщины не называли его сладеньким толстячком и не хихикали у него за спиной.

– Я слышал, ты справил себе новый «Ягуар»? – начал Карлссон, хватая оливку из салата «Булгур».

– Ммм… – Вопрос Торстена, похоже, застал Монса врасплох, и тот пытался собраться с мыслями. – Кабриолет Е-типа, в отличном состоянии. Как она себя чувствует?

Первые несколько секунд Торстен Карлссон думал, что Веннгрен спрашивает о самочувствии его машины. Однако, следуя за взглядом собеседника, понял, что тот имеет в виду Ребекку Мартинссон.

– Зачем ей понадобилась твоя дача? – поинтересовался Монс.

– Не дело ей сидеть взаперти в своей однушке, нужно куда-нибудь и выбираться время от времени. А почему ты ее саму об этом не спросишь? Она ведь с тобой работает?

– Именно потому, что я решил спросить об этом тебя, – сердито ответил Монс.

Торстен Карлссон поднял руки, будто сдаваясь на милость противника.

– Я так редко бываю там, – ответил он извиняющимся тоном, – а когда все-таки выбираюсь, мы говорим совсем о другом.

– О чем, например?

– Ну, о том, что надо просмолить лестницу, покрасить дом, что неплохо бы законопатить щели на окнах. Она ведь трудится целый день. Одно время как одержимая занималась компостом…