Кровь не вода - Страница 6

День 15 января 1940 года начинался для Карла Берковича не очень удачно. Рано утром он проснулся от странного сна. Он не помнил деталей, но, даже проснувшись, чувствовал какую-то тяжесть. Во сне он был на охоте и оказался в лапах медведя, навалившегося на него.

Сегодня у него был свободный день от разведшколы, и он рассчитывал еще раз детально проанализировать ситуацию, в которой оказался «Дуэт».

Он не осуждал решение, принятое Трофимом, но все произошло как-то быстро и неожиданно. Больше всего его беспокоило, что события стали развиваться не по идущему от Центра плану, а по воле случая. Беркович очень надеялся на толкового и умеющего ориентироваться в сложных ситуациях Гордеева, но сегодня он решил еще раз помозговать. Обдумывать же Берковичу пришлось совсем другое, так как уже не во сне, а наяву на него насел «медведь».

Не успел Карл появиться у себя в кабинете, как секретарь сказала ему, что звонил Зарубин и просил зайти. Как всегда, Платон Львович встретил его улыбкой и, предложив сесть, стал объяснять:

– Не люблю донесений, которые можно толковать так и сяк. Мы не зря учим: донесение – это не закон. Его нельзя толковать, тем более невозможны сомнения и догадки, а здесь целый набор.

Зарубин протянул Берковичу шифровку. «Задание выполнено. Архив уничтожен. Штефан похоронен. Дуэт», – прочитал Беркович и, закрыв глаза, схватился за голову. «Вот тебе и медведь!» – подумал он. Оба молчали. Тишину прервал Зарубин:

– Я проверил. В легенде четкое указание: архив должен быть возвращен в Союз. Откуда взялась идея уничтожения? Что значит – Штефан похоронен? Он что, просто умер, не ликвидирован? Что в архивах? Вы понимаете что-нибудь, Карл Фридрихович?

– Нет. Я тоже в недоумении. Я твердо знаю только одно. Гордеев – не тот человек, чтобы говорить загадками. Мой вывод, вернее, вывод-догадка, очень прост – архив надо было уничтожить только по одной причине: в нем содержалась смертоубийственная информация. Что касается Скворцова, то здесь много вариантов. Или он просто умер, ведь не молодой, или чего-то испугался и умер.

«В общем, надо запросить Париж», – размышлял Беркович.

– Что значит, по-вашему, смертоубийственная информация? – переспросил Зарубин.

– Не копайтесь глубоко в жизни вашего короля, ибо вы можете найти смертельную для себя информацию, как говорил еще француз Планти, – мрачно заметил Беркович.

Этим он фактически сказал все, как бы сам ответив на постоянно мучивший его вопрос: что же в этих архивах? Почему Сталин так заинтересовался Скворцовым? Неужели они знали друг друга? Беркович понимал, в чем суть его открытия! Он никогда бы не сказал такое любому другому, но Зарубин был для него единственным человеком в этом мире, которому он доверял безгранично, пройдя мясорубку 1937-го. Да, многих товарищей они потеряли. Но всегда знали, что, если пропадут, то вместе. Берия подбирался к ним, но всякий раз его останавливал сам Сталин.

– Не нравится мне эта связка, Зарубин – Беркович, что-то они скрывают, – делал попытку получить «добро» Лаврентий. Но Сталин знал, что, если они скрывали что-то от Берии, так это угаданные ими мысли или вопросы, которые Сталин задавал только им.

Зарубин, конечно, сразу оценил догадку Берковича. Опасность нависла над ними обоими. Только одно решение оставалось возможным: нужно срочно доложить Сталину и получить его согласие разобраться без паники в сложившейся ситуации.

У Зарубина с Поскребышевым, помощником Сталина, были давнишние хорошие отношения. Сталин работал по ночам, отсыпаясь днем, поэтому у Зарубина и Берковича было достаточно времени хорошо подготовиться к докладу. Поскребышев обещал «протолкнуть» их побыстрее. Через несколько часов Зарубину позвонил Поскребышев и сказал, чтобы в 16:00 они были в Кремле.

Сталин сидел за столом, когда они вошли в кабинет и встали по стойке смирно.

– Я слушаю вас, – еле слышно произнес человек за столом.

Зарубин кратко доложил о случившемся. Сталин поднялся и заходил по кабинету. Он молчал. Эта тишина могла означать что угодно. Готовясь к докладу, Зарубин и Беркович перебирали вопросы, которые им мог задать Сталин. Вот он остановился и спросил о главном:

– Почему он уничтожил архив?

Зарубин посмотрел на Берковича:

– Мы уверены, что там была информация, передачу которой, даже нашим обычным путем, он посчитал очень рискованным мероприятием. Себя же он считает надежным и неопасным хранителем любых секретов. Что это за информация – нам предстоит выяснить. Гордеев имел серьезные основания для уничтожения архива. В этом у нас нет никаких сомнений.

Сталин быстро взглянул на стоящих перед ним чекистов. Они уверенно смотрели ему в глаза.

– Дайте мне шифровку. – Он сел за стол, взял красный карандаш и размашисто написал: «Зарубину, Берковичу. Докладывать мне лично. Сталин». Отдавая бумагу Зарубину, Сталин спокойно сказал:

– Идите, разберитесь, в чем дело. Ваш Гордеев слишком самостоятельный человек.

В машине ехали не разговаривая. Они понимали, что водитель уже сегодня вечером напишет рапорт людям Берии. Кроме того, просто хотелось помолчать после такого напряжения. Так же молча они поднялись в лифте и прошли в кабинет Зарубина. Попросили по стакану чая. Молчание продолжалось. Принесли чай. После нескольких глотков первым заговорил Зарубин. Говорил он как будто для себя:

– Пока он с нами согласен. Пока… Я, знаешь, что думаю, собирайся-ка ты в Париж. Не время общаться по рации. Ты ведь давно не был в городе своей юности?

Беркович не задавал вопросов. Ему было ясно, что разбираться во всем надо было самим, а главное – в Гордееве…

Поезд из Варшавы в Париж отходил точно по расписанию. Француз Бернард Луавре не был в городе своей юности почти десять лет. Через два дня он будет гулять по знакомым улицам прекрасного города. Обязательно зайдет в кафе «Ренессанс», встреча в котором с одним человеком в корне изменила его жизнь. Тогда ему было только двадцать, он учился в Сорбонне.

После легкого ужина Бернард Луавре приготовился ко сну. Он думал о том, что было сейчас самым главным: удастся ли найти Гордеева?

В Соединенных Штатах внимательно следили за развитием событий в Европе. Адольф Гитлер уже давно не скрывал своих планов, и было ясно, что, рано или поздно, он нападет и на Советский Союз. Сталин был уверен в другом. На сегодня он являлся одним из самых главных политиков мира. Он создавал государство-империю, не похожее ни на одну систему, известную до сих пор истории! Ему противостоял весь мир, и это делало его еще более сильным и значимым.

Сталин твердо верил, что сумел обыграть и Англию, и Францию, и Америку.

Известие о нападении Гитлера на Советский Союз пришло в Соединенные Штаты, когда там из-за разницы во времени двадцать второе июня еще и не наступило. В чикагской страховой компании «Дуглас и сыновья» наперебой обсуждали эту неожиданную новость.

– Ну и достанется теперь дяде Джо от друга! – говорил один.

– Надо уметь выбирать друзей, – подхватывал другой.

В беседе не участвовал только бывший преподаватель немецкого языка, недавно поступивший на работу в компанию. Старший страховой агент Фрэнк Вильсон, обращаясь к новичку, спросил:

– Роберт, почему вы молчите? Что вы думаете об этом? Вы ведь были в Германии и, наверное, знаете больше нашего?

Несмотря на то, что Роберт Робинсон служил в компании только несколько месяцев, коллеги уважали его за уживчивый характер и за готовность всегда помочь, если кто-то попадал в цейтнот. Все повернулись в его сторону.

– Да что тут говорить! Я всегда считал, что этот маньяк не остановится. Он опасен для всего мира, и одолеть его можно только всем вместе, – спокойно сказал Роберт.

Все быстро согласились. Это было еще одним качеством, за которое уважали Робинсона: способность найти приемлемую для всех платформу.