Кровь и почва - Страница 14

С пулеметчиком на лестнице мы опознались, еще не видя друг друга. А то, как же? Не хватало еще друг друга пострелять в горячке. Он там весь на измене сидит, в каждый шорох палить готов. И так пришлось его водкой отпаивать, адреналин дожигать — первый бой у человека по жизни.

Захватывали и обороняли телефонную станцию вообще какие-то странные люди, совсем не похожие на волкодавов Моласа. По виду так вообще гражданские лица, по ошибке ряженые в военную форму без знаков различий. Разве что белая лента на левом бицепсе наличествовала. Как оказалось все они недоучившиеся курсанты школы внешней разведки. Им больше языки преподавали, да тайнопись разную, нежели войсковой бой в городской застройке. Тяжело видно у Моласа с кадрами, раз такой ценный ресурс в бой кидает. Если бы не пистолеты-пулеметы Гоча у них в руках, то исход такой баталии мог бы быть совсем другим. Повезло им и в том, что мятежные гвардейцы также не были обучены воевать в условиях города.

Бегущих от нас по мосту через реку инсургентов расстреливать в спины мы не стали. Лишнее это. Только мотивирует врага на ожесточенное сопротивление. Просто поставили танкетку на сквозной прострел мостового пролета, чтобы больше на нашу сторону не совались. Зато расчистили весь квартал около «Центральной» вплоть до набережной. Подо мной уже пятая часть города. Если считать с внутренним замком, в который мы не входили по просьбе императора, то четвертая. Практически без потерь с нашей стороны, что особо радует.

Запарковал БРЭМ у черного входа телефонной станции и, хрустя битым стеклом, просто переступил через низкий подоконник выбитого окна. Ягр прыгнул за мной, с ручным пулеметом наперевес.

Оставив на пустом первом этаже пулеметный пост для усиления людей Моласа — станковый «гочкиз» на треноге, поднялся по лестнице на второй этаж в аппаратную.

За пультами телефонного соединения сидели и втыкали штекеры в гнезда молоденькие парни уже описанной мною наружности.

Телефонные барышни оказались вполне себе обыкновенными, даже симпатичными, скромно, но со вкусом одетыми, только запуганными насмерть, падающими в обморок при близких звуках выстрелов. Причем «пробки» из них вышибало натурально, не для кокетства. Привыкли они тут к спокойной жизни, приличному окружению и хорошо оплачиваемой работе. Но теперь они толпились мелкими кучками у свободной стены, не понимая того что случилось. Мятежники их с рабочих мест не сгоняли, а просто оставили техника-унтера с двумя гвардейцами для надзора (эти перцы у другой стены сидели связанными). А вот люди Моласа произвели на станции форменную революцию.

Девушки дернулись было ко мне, наверное, с жалобами увидев в распахнутом вороте кожаной куртки Рыцарский крест, но наткнувшись на мой взгляд, смирили свои порывы и разочаровано вернулись к стене.

Лейтенант Форш сидел в кабинете начальника станции, огороженном от операционного зала стеклянной стеной, в обычном полевом мундире с белой ленточкой, повязанной на левый бицепс. Никаких наград и отличий на его форме не было.

— …да, да… вы меня правильно поняли, — рокотал он в телефонную трубку. — Если не освободите от себя вокзал в течение часа, то туда подойдет Кровавый Кобчик со своими горцами-головорезами, и тогда я уже не смогу вам дать никаких гарантий. Так что думайте быстрее. Я вам перезвоню через полчаса. Что? Бронеходы? А то, как же… — Повесил трубку на рычаг и вытер рукавом покрывшийся испариной лоб.

— Это кого ты, лейтенант, моим именем пугаешь? — спросил я, нервно хохотнув при этом.

Тот не меняя позы, просто показал мне на кресло, предлагая садиться, и из тумбы письменного стола вынул бутылку пятилетней старки и два стакана.

— Ничего, командор, что я так с вами фамильярно, — вроде как извинился он. — Не привык я как-то носить мундир. Служба моя больше предполагает ношение партикулярного платья. Но… обстоятельства вам известные привели к тому, что в эту мясорубку бросили всех. В том числе и тех, кого готовили к внешней разведке. Как меня к примеру. Чую не работать мне в будущем по специальности. Засветился уже.

Лейтенант разлил по трети стаканов и извинился.

— А вот закуски нет, не додумались. А барышни свой обед съели прямо перед нашим приходом.

Выпили.

— Ты зачем девчат тут мучаешь? Распустил бы их по домам. Все тут свободнее было бы, — наехал я на него.

Лейтенант посмотрел на меня вопросительно, не увидел в моих глазах жажды продолжения банкета и убрал бутылку обратно в тумбу стола.

— Да поначалу оставили их тут для соблюдения секретности. Потом бой начался, и не до них совсем стало — пожал он плечами. — Мальчишки первый раз в такой передряге. Да и сам я, если откровенно…

— Доложите обстановку, лейтенант, — приказал я, не заостряя внимания на его провокативном поведении, которое пора было прекращать. — Сверим наши карты. Кстати, у вас связь с тетей Моли есть?

— Есть, все у нас есть, — ответил он мне вдруг по-рецки. — Тут все-таки телефонная станция, а не водокачка.

Неинтересно быть большим командиром. Прав был неистовый конник граф Бьеркфорт, когда заявлял что в чем выше он поднимается по военной карьерной лестнице, тем больше его работа напоминает канцелярскую. Отдал приказ и сиди, перекладывай бумажки с места на место, жди, когда сообщат о его выполнении… или не выполнении. Куда как интереснее самому выполнять боевые миссии. Но… но… командование приказало мне командовать, а не бегать по городу с автоматом. Может поэтому мне больше всего авиация и нравится, что там даже генералы летают и ведут подчиненных за собой в сражение, а не посылают их в него. Даже в двадцать первом веке земной истории.

Распорядился о вооруженном сопровождении телефонных барышень, тем, кто жили недалеко от станции, чтобы проводили и оберегли их штурмовики по дороге от неприятных оказий. И распустил всех девиц с извинениями по домам. Тех, что квартировали в других концах города, подруги забрали с собой на временный постой. Враг и так знает, что телефонная станция нами захвачена. Чего тогда баб тут у стенки на ногах держать часами? Уши греть им ненужной в быту информацией? Корми их еще, когда у самих питание, как следует, не налажено. Да и туалет тут не резиновый, никак не рассчитанный на два комплекта операторов. А первый этаж мятежники в мелкую крошку успели покоцать ручными гранатами. В том числе и унитаз чугунный раскололи.

К вечеру вся западная часть города до реки была в моих руках. Треть столицы.

Потери при этом понесли невеликие. Как мы, так и мятежники. Те, стоило им заслышать лязг гусениц по брусчатке, бросали свои спешно выстроенные из всякого мусора баррикады и растворялись переулками. Танкобоязнь развивалась по возрастающей экспоненте. Да и свои же приданные солдаты из новых, присланные уже днем ко мне императором, старались держаться от бронеходов подальше, потому как по дороге в город от Охотничьего замка сами полюбовались на размазанный по брусчатке «гвардейский фарш».

Да и не так много сил у мятежников было на этом берегу реки. Так… завеса. Основные силы Тортфорта были на востоке города. Фельдмаршала мятежный граф боялся больше чем меня со всей моей бронетехникой, чего не сказать о рядовых гвардейцах, среди которых «солдатский телеграф» работал быстрее, чем проводной. А у страха глаза велики. Тем более у страха неизведанного, но тем не меньше ужасающего зла.

Между нами легла полутора сот метровая в ширине своей лента глубокой реки с тонким льдом и всего два моста. Все перевозчики еще осенью поставили свои ялики на прикол и попрятались по домам.

Обо всем этом я доложил по Моласу по полевому телефону. Предложил ночной штурм мостов под прикрытием бронетехники, но был остановлен.

— Не зарывайся, Савва. Не вражеский город берем на шпагу. Чем меньше в городе будет разрушений, тем лучше для нас.

— Теряем темп, экселенц, — настаивал я.

— Этого не бойся. Территория мятежников и так усыхает как выкинутая на пляж медуза на солнце. Сама по себе. Завтра подойдет Бьеркфорт со своими передовыми полками и будет легче. Фельдмаршалу остался всего один дневной переход до вокзала. Если пешком идти будет. Ты мне лучше другое скажи… Ты молодой, глазастый. Не заметил ли чего странного?