Кровь черного мага 1 (СИ) - Страница 3

Нахлебавшись соленой воды, я вынырнул на поверхность. Спешно избавлялся от сапог, дождевика, куртки и так и не пригодившегося аркана, моментально набравших воды и тянущих на дно. Море по-прежнему бурлило под копытами коней. И все они кружили теперь вокруг серого жеребца.

Я подплыл к тому месту, куда рухнул Геркулес. Голова вожака мелькала над волнами. Я обхватил его за шею, зажал ладонью рану.

— Давай, греби к берегу, чёрта с два у нас уведут табун. Эй, Герке, давай, — ругался я, гребя одной рукой и бултыхая ногами, пытаясь хоть немного сдвинуть нас в направлении берега.

Геркулес отозвался тихим виноватым ржанием. В ответ раздалось злое всхрапывание. Заколдованный жеребец обернулся к нам, услышав поверженного врага. Но смотрел он не на Герке, а на меня. И заржал. Никогда я не слышал такого странного ржания. Мне почудилось, что лошадиным голосом кто-то прочел заклятие.

Герке дернулся в моих руках. Его глаза вдруг засветились призрачным синим и он, вцепившись зубами мне в плечо, утянул меня под воду.

Я едва успел сделать глоток воздуха.

Я пытался вырваться. Но жеребец, не ослабляя хватки, тащил меня на дно. Прилив уже был в полной силе, море поднялось метра на четыре. Под водой я увидел как Геркулеса окутывает синее сияние. Как задние ноги превращаются в рыбий хвост. Как на холке и шее вместо гривы вырастает плавник.

Изо рта у меня выскользнули пузырьки последнего воздуха. Я изо всех сил врезал коню ногами по шее. Вода пригасила удар, а Герке только сильнее сжал зубы, ломая мне кости ключицы. Я наверное бы заорал, но вместо этого наглотался воды, окрасившейся моей кровью.

Жеребец вдруг отпрянул. В кровавой мути я едва разглядел, как его губы, нос, морду начинает разъедать словно на них пролили кислоту. Струпьями стала распадаться шея, шкура слезала со спины жеребца лоскутами, как с гнилой сельди. Следом отваливались куски плоти. Последнее, что я видел, как в угасающем синем сиянии опускается на дно скелет.

Я вырвался на поверхность, закашлялся, выплевывая соленую воду. Тяжело дыша торопливо огляделся в поисках очередной угрозы. Но остальные лошади едва виднелись вдалеке, уплывая в открытое море.

Легкие горели, от ледяной воды знобило. Я погреб к берегу.

На побережье опускался ранний вечер. Хотя мне казалось, что времени с полудня прошло не так много. Определенно творилась какая-то чертовщина. Даже огни Пильзумерского маяка словно приглушили.

Я наконец достиг берега. Чуть ли не ползком преодолел узкую, метра в два полосу песчаного пляжа, свалился в прибрежных зарослях и едва не отключился.

Прошло минут пять, как я услышал крики.

— Эгихард!

— Эги!

— Харди!

Звали меня, каждый на свой манер.

Приподнявшись, я высунулся из зарослей. Далеко в стороне, на берегу появилась тётка со своими приемышами. Они светили на воду электрическими фонариками. А Цецилия даже изволила наколдовать несколько магических огоньков, которые носились над водой.

Однако у меня не было желания с ними общаться.

«Дамбу прорвало», «Геркулес взбесился»? Как-то это всё подозрительно в нынешних обстоятельствах. Заколдованного жеребца подослали. Точно подослали. Он не сам тут материализовался. Особенно учитывая, что на носу мое совершеннолетие, о котором недавно вспоминала моя «дорогая» тётушка.

Я подумал, что начинаю превращаться в параноика. Но…

С одной стороны, тётка, конечно, та еще колдунья, но не настолько крутая. С другой стороны, она вполне могла сговорится еще с кем-то. Это-то точно в её характере.

Насчет её отношения ко мне я не испытывал иллюзий. Но какая ей от этого выгода? Она могла бы прибить меня и как опекунша получить в наследство всё мое добро. Дом, огромный участок земли с пастбищами, еще более огромный с болотами. Если бы не одно «но». И это «но» не сулило ей ровным счётом ничего. И она об этом прекрасно знала.

К тому же, к лошадям Цецилия питала слабость и даже чувствовала какую-то гордость, хотя и не являлась их владелицей. Несмотря на свой возраст, любила конные прогулки и не боялась быстрой скачки. В то, что она могла погубить табун, я бы поверил в последнюю очередь.

Я выругался, осознав, что остался без табуна и лучшего в округе племенного жеребца фризской породы. «Черное золото», как называли фризов, вполне превращалось в золото настоящее. Что для меня, как мага, не умевшего колдовать, служило хоть каким-то утешением. Жаль что до совершеннолетия я не мог этим золотом полноправно распоряжаться. И очень хотел верить, что тётушка не спустила мое состояние на сомнительные дела. Учитывая, что на хозяйство и быт она тратила прилично.

Тем временем, кто-то из приемышей притащил длинные шесты и они выловили из волн прилива мои дождевик и куртку. Кто-то из мелких приемышей расплакался. Я даже высунулся сильнее, посмотреть, кто там по мне внезапно убивается. Пятеро самых младших приемышей Цецилии рыдали в три ручья. По мне.

Я скривился. Решив, что теперь с меня точно хватит, я направился к дому. Плечо всё ещё горело от боли и меня даже чуть пошатывало. Хорошо, хоть ливень начал стихать. Впрочем я всё равно был промокший до последней нитки.

Дома я стянул с себя мокрую одежду, посмотрел рубашку с футболкой, измочаленные зубами жеребца в районе плеча. Ничего похожего на действие кислоты на ткани не наблюдалось, лишь обычные кровавые пятна. Я отложил одежду и занялся ранами. Достал антисептик из лошадиной аптечки, обработал раны, которые перестали кровоточить. С недоумение разглядывал их в зеркале. Казалось, что они должны были быть глубже — в море, когда я пытался вырваться, показалось, что Геркулес прокусил плечо до кости. С еще большим недоумением я прощупал ключицу. Она была целой, хотя я отчетливо слышал хруст костей. Теперь же на коже оставалась только неглубокая ссадина. Дикая боль, которая чувствовалась на берегу, исчезла.

Не понимая, что происходит, я переоделся в сухое. Залез на кухне в буфет, достав бутылку с Ундербергом. Плеснул настойку себе в стакан. Выдохнул. Эта чертова дрянь способна была угробить кого угодно одним своим запахом. Ну или наоборот воскресить за мгновение. Я выпил, задержав дыхание. Потом все же вдохнул убойных прошибающих паров, закашлялся. Зато внутри все обожгло, озноб через несколько мгновений отступил. Прокашлявшись, я повторил. Однако согреться до конца после купания в холодном Ваттовом море не удавалось. Я направился в гостиную, закинул дрова в почти угасший камин и сжёг в нём на всякий случай подранную жеребцом одежду. Чтобы ни у кого вопросов не возникало.

После этого уселся в кресло у огня. Когда Цецилия с приемышами наконец вернулись, я уже успел согреться и даже задремал. Они застыли на пороге, увидев меня, а потом с радостными воплями бросились обниматься. Вот чёртовы засранцы. Мне стало вдруг приятно и даже немного совестно, что я действительно когда-то подумывал их выгонять.

В этот миг я поймал на себе недоуменный взгляд тети. Нет, она не была удивлена или расстроена тем, что я остался жив. Скорее досадовала, что её приёмыши так отнеслись ко мне вопреки её разговорам про меня и «выгонит из дома».

Придётся, похоже, вычеркивать, Цецилию из списка подозреваемых. Досадно. Потому что никаких других кандидатов, гипотетически желавших мне смерти, в этом списке не имелось. Ну, кто кроме тех неизвестных, кто убил моих родителей девять лет назад.

— Что случилось, Эгихард? — спросила между тем Цецилия.

— Коней заколдовали. Подослали одного чужого. Он увел их всех за собой в море… А Герке… Он боролся с ним, но в итоге стал превращаться в какую-то морскую лошадь с рыбьим хвостом. Что стало с остальными лошадьми, кто сбежал из загона? Поймали кого-нибудь?

— Нет, — печально отозвалась малышня. — Они потом все вдруг умчались в сторону моря. Когда мы до дамбы добрались, увидели, что они все уплыли. И заметили твою одежду среди волн.

Цицилия нахмурилась. На лбу ее пролегли хмурые складки.