Кровь ангелов - Страница 18

— Я не говорю, что Уидмар был плохим человеком. И я терпеть не могу сарказм.

— Сарказм? Ваши моральные принципы вошли в легенду.

— Нина, зачем вы бьете меня в больное место?

— Наверное, просто для развлечения.

— Не верю. У вас есть причины для всего, что бы вы ни делали. И теперь пришло время мне об этом рассказать, поскольку больше я спрашивать не стану.

— Ладно. — Она наклонила голову. — Уорд сказал мне, что все то, что мы вам сообщили, не было приобщено к делу Джессики Джонс и Кэтлин Уоллес. И что Пола снова считают лишь психопатом-одиночкой.

— Господи, Олбрич… Он хороший полицейский, но, черт побери, слишком много болтает.

— Возможно, он считал, что чем-то обязан Уорду. Надо полагать, о его братце до сих пор ни слуху ни духу? Несмотря на всю вашу вчерашнюю уверенность?

Монро покачал головой.

— Так да или нет, Чарльз?

— Нет никаких доказательств, что к убийствам Джонс и Уоллес причастен кто-то еще, и именно это вполне устраивает суд. А все разглагольствования Хопкинса насчет якобы существующего заговора серийных убийц лишь мутят воду, и ничего больше.

— Вы знаете, как они себя называют, Чарльз? «Соломенные люди».

— Я слышал то, что вы мне говорили, но не знаю, насколько это правда. И я вовсе не намерен заниматься выяснением этого вопроса.

— Если о них будет упомянуто на суде, то может стать известным, что вам заранее сообщили, где находится тело Джессики Джонс. Разве отсюда не следует причастность к ее убийству кого-то еще? Но вы ведь не хотите, чтобы этот факт всплыл на поверхность, верно?

Нина наконец заметила человека, стоявшего в саду у дома напротив, который с интересом наблюдал за ними, поливая лужайку из шланга. Она поняла, что почти кричит, и понизила слегка дрожащий голос.

— Давайте вернемся в отель, Чарльз. Хочется оказаться в каком-нибудь ничем не примечательном месте. Я уже сыта этим городом по горло.

Машина затормозила перед отелем «Холидей-инн» около семи часов утра. Я стоял посреди автостоянки — отчасти потому, что здесь можно было курить, не опасаясь гневных взглядов, отчасти потому, что не испытывал никакого желания встречаться с Монро. Они с Ниной вышли из машины, и к ним присоединился кто-то еще, ждавший снаружи.

Я посмотрел вслед троим, скрывшимся в вестибюле гостиницы. Третий был примерно моего роста, но чуть более крепкого телосложения. Мне вдруг показалось, будто я очутился вне собственного тела, или собственной жизни, и пытаюсь заглянуть внутрь. Ощущение было не из приятных. И оно все усиливалось, пока я ждал, наблюдая за тремя силуэтами в номере 107 на первом этаже. Когда я был моложе, то думал, что слоняться по автостоянке с пистолетом в кармане — это очень круто.

Сорок минут спустя третий вышел из гостиницы и уехал. В номере Нины остался виден лишь один ее силуэт, неподвижно застывший за занавеской.

Я вошел в отель, обогнул дальний конец стойки портье и направился по коридору. Постучав в дверь, я прождал целую минуту, прежде чем мне открыли.

Нина сняла туфли и из-за этого выглядела фута на два ниже обычного. Вид у нее был усталый и настороженный.

— Как ты узнал, в каком я отеле?

— Позвонил в полицию, сказал, что я мелкая сошка из ФБР и у меня для тебя важная посылка.

— Господи. А номер?

— Спросил у портье, — ответил я. — С безопасностью в городе дела обстоят не лучшим образом. Должен тебя предупредить, что если «Аль-Каеда» решит уничтожить Сберегательный банк Торнтона, у них это вполне может получиться.

Она даже не улыбнулась.

— Мне что, не стоило приезжать? — спросил я. — Просто я думал, что кое-кто оставил мне записку.

— Извини, — ответила она и отошла в сторону.

Я прошел мимо нее в комнату.

В гостиничных номерах, принадлежащих другим, возникает странное чувство. Если ты не сам обживал это временное пристанище, оно кажется еще более безликим и казенным. В чужом номере ощущаешь себя одиноко и бесприютно. По крайней мере, сейчас я себя чувствовал именно так.

— Нина, с тобой все в порядке?

— Все отлично, — ответила она, хотя тон ее голоса говорил об обратном. — Сегодня первый день за долгое время, который я провела во внешнем мире. Я просто не понимала, насколько привыкла к тому, как жили мы с тобой.

На столе стоял кофейник. Я налил себе чашку и уселся на предмет, который, с точки зрения неизвестного дизайнера, должен был, судя по всему, исполнять роль стула.

— И это все?

Она села на кровать, скрестив ноги.

— Возможно.

Кофе оказался не самый лучший, но я пил его как ни в чем не бывало. Нина не отрываясь смотрела в зеркало над столом.

— Расскажи, — попросил я. — Расскажи, зачем ты здесь.

— Это моя работа.

— Нет, — сказал я. — Да, это так, но ты здесь не поэтому. Монро знал, что ты поедешь с ним. Почему?

Она улыбнулась, глядя на руки.

— Я все время забываю, что ты совсем не глуп.

— Я тоже. В этом отношении очень легко ошибиться.

Она посмотрела на меня, закатила глаза и на мгновение стала прежней. Затем ее лицо снова потемнело. Нина медленно откинулась назад, легла на кровать и уставилась в потолок.

Я еще несколько минут продолжал прихлебывать кофе, пока она наконец не заговорила.

— Когда я была еще девочкой, — сказала она, — мне встретилась одна женщина.

Нина выросла в Джейнсвилле, штат Висконсин. Она была единственным ребенком в семье, и родители вполне ладили как друг с другом, так и с ней.

Как ни странно, умная и занимавшаяся спортом девочка практически не имела друзей. После школы она не ехала домой на автобусе вместе с другими детьми, а шла пешком туда, где работал ее отец, и ждала его на скамейке у входа. Потом он вез ее домой, рассказывая, как провел день, или, что бывало не слишком часто, но оттого лишь лучше запоминалось, мрачно молчал.

Когда ей исполнилось тринадцать, она наконец стала несколько более общительной, но в течение ряда лет каждый день заканчивался для нее именно таким образом. Дорога пешком из школы, а затем пара часов на скамейке, когда она либо делала домашнее задание, либо просто глядела по сторонам. Ей это нравилось, и она соглашалась на предложение посидеть в вестибюле, лишь если погода была по-настоящему холодной или сырой (а в Джейнсвилле хватало и сырости, и холодов).

Район отнюдь не считался самым спокойным, но скамейка была видна из окна отцовского кабинета, к тому же за девочкой присматривал охранник у входа. Возможно, сейчас подобного никто бы не позволил, но тогда это вполне устраивало всех.

Через дорогу среди кирпичных параллелепипедов сохранилось единственное здание викторианской эпохи. На первом этаже располагался бар, который посещала самая разношерстная публика.

Нине очень интересно было разглядывать его посетителей. Бизнесмены в строгих костюмах приходили словно на деловую встречу, но сидели в одиночестве у окна и быстро уходили. Старики в теплых пальто, с седой щетиной на подбородках двигались медленно и задумчиво и оставались там очень надолго. Кроме того, бар посещало множество тех, кого нельзя было отнести ни к старикам, ни к бизнесменам, и трудно было понять, чем эти люди занимаются в остальное время. Возможно, спят или зарабатывают себе на очередную кружку пива.

И конечно, там бывали и женщины. Вскоре Нина начала узнавать одну из них.

Незнакомка привлекла внимание одиннадцатилетней девочки тем, что выглядела моложе и привлекательнее остальных посетительниц бара, большинство из которых, честно говоря, казались просто уродинами. У этой же были густые каштановые волосы, и одевалась она в обтягивающие джинсы и свитер без рукавов.

Во второй или третий раз женщина заметила Нину — и подмигнула ей. Мужчины тоже иногда бросали взгляды на сидящую на скамейке девочку, и тогда Нина краснела от смущения. Ей это не нравилось. Но когда ей подмигнула женщина — она просто почувствовала себя чуть более взрослой.