Кризис социал-демократии - Страница 11

Greater Britain (о великой Британии), если французы говорят о nouvelle France (о новой Франции), русские включают в свои границы Азию, то и мы имеем права на "великую Германию"… Если мы не создадим себе флота, который будет в состоянии защищать нашу торговлю и наших подданных за границей, наши миссии и безопасность берегов, то мы нарушим жизненные интересы страны… в ближайшем столетии немецкий народ будет или молотом или наковальней". Если отбросить цветы красноречия о защите берегов, миссии, и торговли, то останется истинная программа: увеличение Германии, политика молота по отношению к другим народам.

Против кого направлялась в первую голову эта провокация — было совершенно понятно. Новая агрессивная и морская политика должна была сделать Германию конкурентом первой морской державы — Англии. Так она и была понята в Англии. Реформа флота и сопровождавшие ее программные речи вызвали в Англии большое беспокойство, которое с тех пор не затихало. В марте 1910 года снова говорил при морских дебатах в нижней палате лорд Роберт Сесиль: он спрашивает у всех, можно ли представить себе какую-либо иную причину для создания Германией колоссального флота, кроме ее намерения предпринять войну с Англией? Соперничество на море, продолжавшееся с обеих сторон почти полтора века, напоследок лихорадочная постройка дредноутов и сверхдредноутов — это была уже война между Германией и Англией. Закладка флота 11 декабря 1899 года была объявлением войны, которое Англия возвратила 4 августа 1914 г.

Кстати сказать, эта война на море не имела ничего общего с экономической конкуренцией за мировой рынок. "Английская монополия на мировом рынке", которая, якобы тормозила капиталистическое развитие Германии, и о которой сегодня так много болтают, принадлежит к царству патриотических военных легенд, не отказавшихся от все еще лелеемого французского «реванша». С 80-ых годов эта «монополия» стала, к великой скорби английских капиталистов, "старой сказкой". Индустриальное развитие Франции, Бельгии, Италии, России, Индии, Японии и, прежде всего, Германии и Соединенных Штатов положили конец этой монополии, существовавшей с первой половины 19 столетия до 60-ых годов. В течение последнего столетия одна страна за другой выступала на ряду с Англией на мировом рынке, капитализм естественно и стремительно развивался в капиталистическое мировое хозяйство.

При этом английское морское господство, которое сейчас мешает спокойно спать многим социал-демократам, уничтожение которого кажется этим добрякам крайне необходимым для благополучия международного социализма, это морское господство — следствие расширения британской империи на 5 частей света — так мало мешало до сих пор немецкому капитализму, что тот, находясь под его «игом», с поразительной быстротой вырос в весьма здорового малого с толстыми щеками. Да, как раз сама Англия и ее колонии явились главной опорой для расцвета немецкой крупной промышленности, тогда как Германия с своей стороны является для Британской империи важным и незаменимым покупателем. Слишком удаленные от того, чтобы стоять на дороге друг у друга, британский и немецкий капитализм в высшей степени содействовали друг другу и были взаимно связаны широким разделением труда, что обусловливалось, главным образом, английской свободной торговлей. Таким образом, немецкому товарообмену и его интересам абсолютно не требовалось изменения фронта в немецкой политике и сооружения флота.

Так же мало приводили теперешние немецкие колониальные владения к опасному мировому столкновению и к мировой конкуренции с Англией. Немецкие колонии не нуждались в серьезной морской силе для своей защиты, т.-к., по своему положению, они не могли внушать никому, особенно же Англии, зависти к Германской империи. То, что сейчас во время войны они заняты Англией и Японией — и украденное, таким образом, переменило своего хозяина — есть неизбежное следствие и мероприятие войны, точно так же, как аппетиты немецкого империализма неудержимо стремятся теперь в Бельгию, тогда как раньше ни один человек, находящийся в здравом уме, не осмелился бы строить планы занятия Бельгии. За обладание юго-восточной и юго-западной Африкой не только никогда не могло произойти войны ни на море, ни на суше между Англией и Германией, но уже перед самым началом войны было готово и зафиксировано полюбовное соглашение между Германией и Англией, по которому должно было произойти дружелюбное разделение между обеими державами португальских колоний в Африке.

Развертывание морских сил под флагом мировой политики с немецкой стороны дало новый и мощный толчок империалистическому развитию Германии. При помощи первоклассного флота и параллельное его созданием поспешно, наперегонки увеличивавшегося войска, был создан впервые аппарат будущей политики, направление и цель которой открывали окна и двери неисчислимым возможностям. Постройка флота и вооружение сделались сами по себе грандиозным «делом» для немецкой крупной индустрии, они открывали неограниченные перспективы для мировых oпeраций картелей и банкового капитала. Этим обеспечивалось стечение различных буржуазных партий под знамена империализма. Примеру национал-либералов, как ядра империалистической тяжелой индустрии, следовал центр, который тотчас же после вотирования им в 1904 г. увеличения флота, — так громко провозглашенного флотом мировой политики, — превратился окончательно в правительственную партию. В вотировании мародерского закона о флоте, в проведении голодного таможенного тарифа — за центром последовали свободомыслящие, колонну замыкали юнкера, из упрямого противника увеличения флота и постройки канала превратившиеся в энергичных наездников и паразитов морского милитаризма, колониального грабежа и связанной с ним тарифной пошлины. Выборы в рейхстаг 1907 года, так называемые "готтентотские выборы", показали, что вся буржуазная Германия в своем пароксизме империалистического одушевления сплотилась под одним знаменем, что Германия Бюлова чувствует себя призванной выступить в качестве мирового молота. И эти же выборы, со всей погромной атмосферой — пролог для Германии 4-го августа — являлись вызовом не только немецкому рабочему классу, но и всем капиталистическим государствам, сжатым кулаком, угрожающим всем вместе и никому в отдельности.

Важнейшим полем для операции немецкого империализма сделалась Турция. Его проводником здесь стал немецкий банк с его колоссальными операциями в Азии, стоявшими в центре немецкой восточной политики. В пятидесятых и шестидесятых годах в Азиатской Турции господствовал, главным образом, английский капитал, который построил железные дороги из Смирны и взял в аренду первый участок Анатолийской дороги до Исмида. В 1888 году на сцену появился немецкий капитал и получил от Абдул Гамида в эксплуатацию построенный Англией участок и для постройки новый участок от Исмида до Ангоры, с разветвлениями на Скутари, Бруссу, Конию и Кесарию. В 1899 году немецкий банк потребовал концессии на постройку и эксплуатацию гавани недалеко от Хайдар- паши и особых преимуществ в гавани в отношении торговли и таможенных пошлин. В 1901 году турецкое правительство передало немецкому банку концессию на большую Багдадскую дорогу к Персидскому заливу, в 1907 году концессию на осушение озера Каравиран и орошение долины Кома.

Оборотная сторона этого громадного и "миролюбивого культурного дела"- «мирное» и основательное разорение мало-азиатского крестьянства. Расходы на грандиозные предприятия, естественно, ссужаются немецким банком; пек средством разветвленной системы общественного кредита, Турецкая империя становится на вечные времена должником г. г. Сименса, Гвиннепа, Гельфериха и т. д., как это было уже раньше с английским, французским и австрийским капиталом, этот кредитор не только будет выкачивать постоянно громадные суммы из государства, чтобы получить проценты за ссуды, но должен иметь гарантию в получении необходимой выручки от построенных таким образом дорог. Новейшие средства и методы капиталистической эксплуатации прививались здесь к совершенно отсталому, в большей своей части натуральному, к примитивному крестьянскому хозяйству. На истощенной почве этого хозяйства, старательно высасываемого в течение столетий восточной деспотией, едва производящего незначительный избыток сверх государственных поборов для прокормления крестьянства, железные дороги естественно не могут давать достаточного оборота и прибыли. Торговля и пассажирское движение, соответственно хозяйственному и культурному состоянию страны, — весьма не развиты и могут возрастать лишь очень медленно. Сумма, недостающая для создания необходимой капиталистической прибыли, ежегодно возмещается железнодорожному обществу турецким правительством в форме, так называемой, "гарантии с километра". По этой системе проводились дороги в Европейской Турции австрийским и французским капиталом, и эта же система проводится теперь в Азиатской Турции в предприятиях немецкого банка. Как залог и обеспечение, что необходимые платежи будут произведены, турецкое правительство предоставило в виде гарантии европейскому капиталу, так называемые, "правительственные Средства обеспечения общественного кредита", главный источник государственных доходов в Турции — десятину с целого ряда провинций. С 1893 до 1910 года турецкое правительство таким образом «возместило» за Ангорскую дорогу и за участок Эски-шегир-Кониа около 90 миллионов франков. Все еще уплачиваемая турецким правительством своему кредитору «десятина» является старым натуральным крестьянским налогом в зерне, в баранах, в шелке и т. д. Десятина сбирается не прямо, а по системе откупов, на манер известных сборщиков податей дореволюционной Франции, которым государство передает предполагающийся доход с того или другого вилайета (провинции) с аукциона. Когда десятина достается какому-нибудь спекулянту или компании, то он продает десятину каждого отдельного санджака округа) другим спекулянтам, которые свою часть снова распродают целому ряду более мелких агентов. Так как каждый стремится вернуть свои затраты и получить как можно больше барыша, то, по мере приближения к крестьянину, десятина лавинообразно возрастает. Если откупщик ошибся в своих расчетах, то он старается вознаградить себя за счет крестьянина. Последний, почти постоянно находящийся в долгу, с нетерпением ждет момента, когда он сможет продать свою жатву. Когда же он снимет свой хлеб, он должен часто по целым неделям откладывать молотьбу в ожидании, когда заблагорассудится сборщику податей взять себе любую часть. Откупщик, который обыкновенно в одно и тоже время является и продавцом зерна, пользуется положением крестьянина, у которого может сгноить на поле всю жатву, чтобы вынудить у него жатву по более низкой цене, а против недовольных может всегда обеспечить себе поддержку чиновников, особенно же муктара (управляющего округом). Если не находится сборщика податей, то десятины собираются правительством в натуре, свозятся в магазины и предоставляются капиталистам, как должное «возмещение». Вот внутренний механизм "хозяйственного возрождения Турции", вследствие культурной работы европейского капитала.