Критические статьи, очерки, письма - Страница 34
Плохая похвала сказать о человеке: его политические убеждения не изменились в течение сорока лет. Это значит сказать, что у него не было ни жизненного опыта, ни раздумий, ни сокровенных мыслей по поводу событий. Это значит хвалить воду за то, что она стоячая, дерево за то, что оно мертвое; это значит предпочитать устрицу орлу. Напротив, убеждения изменчивы; нет ничего абсолютного в политике, за исключением ее внутренней нравственности. А нравственность есть дело совести, а не убеждений. Таким образом, убеждения человека могут меняться и заслуживать уважения, лишь бы не менялась его совесть. Каким бы ни было движение — прогрессивным или ретроградным, оно всегда по сути своей жизненно, гуманно, социально. Если что постыдно, так это менять свои мнения ради собственной выгоды, — и тогда безразлично, что именно заставляет вас внезапно перейти от белого к трехцветному и vice versa [74] — деньги или карьера.
Наши дряхлые палаты рождают ныне множество маленьких законов, безногих калек, которые, едва родившись, трясут головой, словно старухи, и не имеют уже зубов, чтобы вонзить их в зло.
Равенство перед законом — это равенство перед богом, выраженное языком политики. Всякая хартия должна быть переводом с евангелия.
Виги, говорит О'Коннель, это тори без мест.
Всякая социальная доктрина, которая старается разрушить семью, плоха и, более того — неприменима. Общество может распасться (правда, позднее оно снова сольется воедино), семью разъединить нельзя; ибо семья составляется только по законам естества; что же до общества, то оно может распасться вследствие сложного сплава противоестественных, искусственных, переходных, временных, случайных законов, которые примешиваются к его составу. Нередко может оказаться полезным, необходимым, правильным расчленить общество, когда оно плохое, или слишком старо, или плохо развивается; никогда не бывает ни полезным, ни необходимым, ни правильным разрушать семью. Когда вы разлагаете на части общество, то последний остаток, который вы находите на дне, — не личность, а семья. Семья — основа общества.
Есть великие явления, которые суть создания не одного человека, но народа. Египетские пирамиды безыменны; июльские дни тоже.
Весной будет нашествие русских.
Прекрасное избирательное право
(когда народ будет грамотным)
Статья 1-я. Каждый француз имеет право избирать.
Статья 2-я. Каждый француз имеет право быть избранным.
Девятое декабря 1830. — Скончавшийся вчера Бенжамен Констан был одним из тех редких людей, которые доводят до блеска, полируют и заостряют главные идеи своего времени, это оружие народов, сокрушающее все оружия армий. Только революции могут выбрасывать из недр своих подобных людей. Чтобы отшлифовать камень, нужен вулкан.
В один и тот же день пришло сообщение о смерти Гете, о смерти Бенжамена Констана и смерти Пия VIII. [75] Смерть трех пап.
Наполеон. Вы видите эту звезду?
Коленкур. Нет.
Наполеон. Ну, а я ее вижу.
Если духовенство не остережется и не переменит образа жизни, то во Франции скоро будут верить лишь в одну троицу — троицу трехцветного знамени.
Неприступную крепость являет собою Франция сегодня! В качестве крепостной стены на юге — Пиренеи; на востоке — Альпы; на севере — Бельгия с ее двойным рядом крепостей; на западе — океан в качестве рва. По эту сторону Пиренеев, по эту сторону Альп, по эту сторону Рейна и бельгийских крепостей — три народа, охваченных революцией, — Испания, Италия, Бельгия — несут караул, по ту сторону моря американская республика. А в самой неприступной Франции — гарнизон из трех миллионов штыков; чтобы охранять бойницы Альп, Пиренеев и Бельгии — четыреста тысяч солдат; чтобы защищать отечество — национальная гвардия в полной боевой готовности. Словом, у нас в руках конец фитиля всех революций, которыми заряжена Европа. Нам стоит только сказать: огонь!
Я присутствовал на заседании суда над министрами, на предпоследнем, одном из самых мрачных, во время которого явственно слышались доносившиеся с улицы гневные выкрики толпы. Я хочу описать этот день.
Во время всего этого заседания меня занимала мысль, что тайная сила, приведшая Карла X к падению, этот злой дух реставрации, это правительство, которое обходилось с Францией точно с обвиняемой, с преступницей и судило ее, не давая ни отдыха, ни срока, в конце концов — и таков уж внутренний смысл явлений — пришло к тому, что его министрами могут быть только генеральные прокуроры. И в самом деле, кто были эти трое, сидевшие подле г-на де Полиньяка в качестве его ближайших помощников? Г-н де Пероне, генеральный прокурор; г-н де Шантелоз, генеральный прокурор; г-н де Гернон-Ранвилль, генеральный прокурор. Кем был г-н Манжен, который, вероятно, находился бы сейчас рядом с ними; если бы июльская революция смогла поймать его? Генеральным прокурором. Не было ни министра внутренних дел, ни министра народного просвещения, ни префекта полиции; повсюду одни генеральные прокуроры. Франция уже не была ни управляема, ни руководима в королевском совете — ее обвиняли, ее судили, ее приговаривали.
Суть вещей всегда выйдет наружу с какой-нибудь стороны.
Несколько утесов не остановят потока; сметая сопротивление людей, события проходят, не меняя своего русла.
Каждый лишается популярности по очереди. Быть может, и народ закончит тем, что перестанет быть популярным.
Есть несчастные люди; Христофор Колумб не может написать своего имени на своем открытии; Гильотен не может смыть своего имени со своего изобретения.
Движение распространяется от центра по окружности; работа делается незаметно, и все же она делается. Отцы видели французскую революцию; сыновья увидят революцию европейскую.
Политические права, функции присяжных, избирателей и национальной гвардии, очевидно, естественно входят в сознание каждого члена общества. Каждый представитель народа есть a priori гражданин.
Однако политические права индивидуума — и это также очевидно — находятся в нем в дремлющем состоянии до тех пор, пока индивидуум ясно не осознает, что такое политические права, что они означают и как ими пользоваться. Чтобы осуществлять — надо понимать. Согласно здравой логике, понимание вещи всегда должно предшествовать действию.
Необходимо, следовательно, — на этом мы особенно настаиваем, — просвещать народ, чтобы иметь возможность сделать его в один прекрасный день политически сознательным. И святой долг правителей — поспешить с распространением познаний в темной народной массе, где дремлет сознание законных прав. Всякий честный опекун ускоряет освобождение своего подопечного. Умножьте же пути, которые ведут к разуму, к науке, к одаренности. Палата, я чуть было не сказал — престол, должна быть последней ступенью лестницы, первая ступень которой есть школа.
А обучать народ — значит делать его лучше; просвещать народ — значит повышать его нравственность; делать его грамотным — значит цивилизовать его. Всякого рода грубость тает, словно на огне, под влиянием ежедневного чтения хороших книг. Humanories litteroe. [76] Нужно дать возможность народу пройти начальный курс гуманитарных наук.