Критические статьи, очерки, письма - Страница 148
Сопоставляя стихотворения Ламартина и Шенье, Гюго указывает на свойственные им художественные особенности. «Обоих вдохновляет чувство любви. Но у Шенье это чувство всегда земное, у автора, с которым я сравниваю, земная страсть почти всегда очищена небесной любовью».
Несомненный интерес представляет статья «История», в которой автор высказывает критические замечания в адрес историков Франции, усматривая в их трудах лишь бесстрастный «протокол ряда столетий».
Примечательным является тот факт, что Гюго выступает в этой статье как противник монархического деспотизма. Так, анализируя «Историю России» Левека, Гюго резко критикует автора за восхваление личности Екатерины II. Он замечает, что историк должен был бы с большей правдивостью описать царствование Екатерины II и заклеймить «эту коронованную куртизанку». При этом Гюго считает, что и просветители XVIII века незаслуженно преклонялись перед Екатериной II.
Осуждая монархический деспотизм, Гюго высоко оценивает русскую национальную культуру и пророчески предсказывает России великое будущее.
«В Европе сейчас три исполина — Франция, Англия и Россия… за одно столетие, с удивительной быстротой, выросло это молодое государство посреди старого материка, — пишет он о России. — Его будущее чрезвычайно весомо для наших судеб. Не исключена возможность, что «варварство» России еще обновит нашу цивилизацию, и, быть может, сейчас русская земля растит свои дикие племена для наших просвещенных краев. Это будущее России, столь важное сегодня для Европы, придает особую значительность ее прошлому. Чтобы верно предугадать, чем станет этот народ, следует тщательно изучить, чем он был».
Мы уже указывали, что, помещая рядом с «Дневником юного якобита» «Дневник революционера 1830 года», Гюго стремился подчеркнуть проделанную им за десятилетие идейную эволюцию. С этой точки зрения сопоставление обоих дневников вполне убедительно и закономерно. Однако по существу между ними нет ничего общего. В то время как статьи, составляющие «Дневник юного якобита» касаются проблем истории, театра, литературы, записи «Дневника революционера 1830 года» посвящены исключительно вопросам политики — это короткие афористические мысли поэта, вызванные революционными событиями 1830 года. «Это не факты, а отзвуки фактов», — характеризует он свои записи.
Как известно, активным сторонником республики Гюго стал лишь после революции 1848 года. Однако в «Дневнике революционера 1830 года» он уже прямо выражает свое сочувствие республиканской форме государственного устройства: «Народ созрел для республики, пусть будет у него республика».
Решительно осуждая режим Реставрации и политический произвол, который существовал при Карле X, писатель вместе с тем достаточно критически относится к буржуазному королевству Луи-Филиппа; он твердо верит в торжество прогресса: «Отцы наши видели революцию во Франции, мы увидим революцию в Европе».
В своих записях Гюго неоднократно обращается к оценке событий и деятелей буржуазной революции 1789–1794 годов, причем безоговорочно принимает и приветствует крушение старого монархического строя, сметенного революцией; однако ее кульминационного момента — событий девяносто третьего года — он пока еще не приемлет. Этим и объясняется то, что Гюго возвеличивает ограниченного буржуазного деятеля Мирабо и явно недооценивает роли революционного якобинства и личности Робеспьера.
По сравнению с двадцатыми годами резко изменяется отношение Гюго к историческому прогрессу, к завоеваниям французской революции. Примечательна запись сентябрьского раздела дневника: «Напрасно полагают, что европейское равновесие не будет нарушено нашей революцией. Оно будет нарушено. Наша сила в том, что мы можем на каждого короля, который двинет против нас свои армии, напустить его народ. Революция будет биться за нас всюду, где мы этого захотим».
Гюго отмечает в своем «Дневнике», что его былые монархические убеждения за истекшие десять лет резко изменились. От прежних воззрений остались лишь «руины», которые уже не могут оказать существенного влияния на его творчество.
Критические статьи, вошедшие в сборник «Литературно-философские очерки» впервые были напечатаны в альманахе «Французская муза» (1823–1824). В статье о Вольтере (1823), несомненно, сказывается юношеский реализм Гюго. В соответствии с духом времени, враждебным философии просветителей, писатель принижает значение творчества Вольтера, объявляя его виновным в «немалой доле чудовищных вещей, творившихся во время революции»
Статьи «О Вальтере Скотте» (1823) и «О лорде Байроне» (1824) являются одними из первых критических произведений, в которых уже прямо сформулированы некоторые эстетические принципы романтизма.
Гюго осуждает в них литературных староверов — консервативную критику, относившуюся враждебно к писателям, не признававшим догматической поэтики Буало и возводившим в идеал свободный полет фантазии и воображения. Вместе с известным предисловием 1824 года к «Новым одам» эти статьи являются интереснейшим документом литературной борьбы романтиков с классицистами.
В некрологе великому английскому поэту Байрону, скончавшемуся в 1824 году в Греции, Гюго рассматривает романтизм как литературную систему современности, принципиально отличную от классицизма. Он считает, что романтическая литература является выражением жизни французского общества XIX века, а классицизм есть явление отжившее, связанное с минувшей эпохой и ее нравами. Осуждая своих литературных противников, Гюго пишет: «Они все время продолжают говорить о литературе, называемой ими классической, так, словно она еще живет, а о литературе, которую они именуют романтической, так, словно дни ее сочтены».
Борьба передовых писателей 20-х годов за новые литературные формы сочеталась прежде всего с борьбой за обновление тематики. В противоположность поэтам-классицистам, черпавшим свои сюжеты из древней истории и мифологии, романтики обращались к минувшим временам жизни своего народа. При этом большое влияние на писателей оказывают, с одной стороны, английский писатель Вальтер Скотт, а с другой — французские буржуазные историки периода Реставрации, которые пытались раскрыть сущность событий в их последовательном развитии и выдвинули проблему исторической закономерности.
Идея закономерности исторического развития, выдвинутая французскими историками, вполне соответствовала интересам буржуазного класса в тот момент, когда его позиции не были еще окончательно завоеваны и упрочены. Эта предпосылка и создавала благоприятную почву для объективного воплощения в исторических романах писателей прогрессивного направления идеи общественного развития. Известно, что в эти годы возникает интерес к исторической теме и у Виктора Гюго, — он пишет первый вариант повести «Бюг-Жаргаль»; в своих одах и в романе «Ган Исландец» он воссоздает исторические лица и события.
В статье «О Вальтере Скотте» (1823), посвященной критическому разбору романа «Квентин Дорвард», Гюго высоко оценивает творчество английского романиста. Он считает, что В. Скотт создал роман нового типа, в котором объединил роман психологический и авантюрный, исторический и бытописательный, философию истории, картины нравов, драматическое действие и лирический пейзаж — то есть все виды художественного творчества. Давая восторженную оценку «Квентину Дорварду», Гюго подчеркивает, что возможности исторического романа отнюдь не исчерпаны произведениями Скотта. Он рассматривает исторический роман Вальтера Скотта как переходную форму от современной литературы к тем грандиозным романам, к тем великим стихотворным и прозаическим эпопеям, которые обещает и без сомнения даст нам новая эра в жизни искусства».
Гюго затрагивает здесь вопросы, чрезвычайно важные для формирования его эстетических принципов и собственной творческой практики. Так, он ставит вопрос о месте писателя в обществе. «Не многие писатели выполнили так хорошо, как Вальтер Скотт, долг романиста и по отношению к своему времени. Ибо считать себя выше общественных интересов, национальных нужд, отказаться от всякого духовного воздействия на современников, эгоистически замкнуться в личных переживаниях, отстранившись от жизни всего общества, — все это для писателя заблуждение почти преступное». Связывая, таким образом, деятельность писателя с социальной жизнью, Гюго полагал, что исторический роман должен содержать в себе моральные, общественные наставления для современности. В полном соответствии с теми задачами, которые он ставил в своей ранней статье «История», Гюго ценит Вальтера Скотта прежде всего за то, что он был не «хронистом», а романистом, что точное описание нравов и деталей быта сочетается у него с важными социальными и нравственными идеями.