Крик ангела (СИ) - Страница 4

Азирафаэлю казалось, что на его лице не отразилось ничего, кроме все той же равнодушной отстраненности. Но, наверное, ему это только казалось.

— Не веришь? — фыркнула Всевышний. — Вот же Фома, законодатель моды на две тысячи лет…[5] Ладно. Смотри.

Наверное, Ей точно так же необязательно было подтверждать излияние благодати каким-либо жестом, как Азирафаэлю дышать. Но Она все же вытянула руку и мягко шевельнула пальцами, словно перебирая струны. Благодать с Ее пальцев устремилась к Кроули теплой и почти осязаемой волной — и словно наткнулась на невидимую защитную сферу. Расплескалась, заискрила, шипя, словно вода на раскаленной сковородке. Запахло паленым. Кроули захрипел, дернулся. Всевышний поспешно втянула остатки благодати обратно в пальцы, спрятала кисти в широкие рукава.

— Видишь? Даже сейчас… — Голос Ее был тихим и лишенным эмоций. Точно таким же, каким Азирафаэль себя чувствовал. И это, наверное, испугало бы его, если бы у него еще осталась способность пугаться. — Даже в таком состоянии. Слишком гордый. Повезло, что есть ты и что ты оказался рядом. И что он тебе доверяет… причем настолько.

В этот момент Азирафаэль отвлекся на непривычное телесное ощущение: он начал чувствовать пальцы. Их закололо словно сотнями мелких иголочек, и благодать тут была ни при чем. Кажется. Вроде бы неприятно. И все же приятно: они есть, они живые, ими можно двигать. Азирафаэль осторожно зарылся пальцами в мягкие черные перья, пропустил их между, словно пряди, разглаживая и выправляя.

И поймал взгляд Всевышнего (как всегда, непостижимый): Она смотрела на его руку и черные перья. И улыбалась.

— Ему всегда нравился черный цвет, — сказала Она, перехватив вопросительный взгляд Азирафаэля. На этот раз в голосе Ее звучала странная гордость. — Черные дыры, знаешь про такие? Его творение. Нет, обычные яркие звезды он тоже делал, трио Центавра, к примеру, очень интересное решение. И красивое. Но именно черными дырами он гордился особенно. Говорил, что они стильные.

Азирафаэль смотрел на Нее. И чувствовал, как от затылка к лопаткам медленно ползет холодок. И опасался, что начинает понимать то, чего понимать не хотел бы ни при каких обстоятельствах.

— Да.

Всевышний была безжалостна, как всегда. А вот Ее усмешка… Она внезапно стала такой ехидной, такой знакомой, такой… кроулевской. Азирафаэлю очень хотелось зажмуриться, но он не посмел.

— Да. Ты правильно понял. Его крылья черные лишь потому, что ему самому так больше нравится. Могли бы быть фиолетовыми в крапинку, но это не стильно. Или перепончатыми, словно у летучей мыши. Но такие выбрал себе Люцифер, а наш дорогой мальчик не из тех, кто повторяет за старшими. Со старшими он предпочитает спорить.

«Но ведь крылья и даже звезды — не самое важное», — хотел сказать Азирафаэль. «Его не убило на месте благодатью, его, наверное, и святой водой не убило бы, и зря я так переживал… и у него есть эфирное тело…» — хотел он сказать. А еще: «Я не хочу этого знать, пожалуйста, не сейчас!» Не сказать — крикнуть, чтобы громко, чтобы наверняка перекрыть хотя бы так, чтобы Она просто беззвучно шевелила губами — и все.

Но невозможно одновременно громко кричать на Всевышнего в стремлении заглушить то, чего не хочешь услышать, — и тихо кричать всем телом, совсем-совсем тихо, на грани слышимости, помогая чужому сердцу выдерживать правильный ритм. Тут уж приходится выбирать что-то одно, а на самом деле выбора как такового и нет, потому что любому понятно же, какой из криков важнее.

Но Всевышний опять оказалась непостижимой и говорить о Падении не стала. Впрочем, Она очень редко говорила то, что от Нее ожидали услышать. Как и делала.

— Отдохнул? — спросила Она вместо этого. — Тогда забирай его и ступай отсюда в темпе гавота, пока наш дорогой мальчик не пришел в себя и не понял, в каких краях ему оказали первую помощь. Лучше не рисковать. Ну что, у тебя хватит сил самому вызвать лифт до твоего магазина? Или мне позаботиться?

Это было почти оскорблением: чтобы у ангела не хватило сил или умения сотворить лифт до нужного места? Да еще и не где-нибудь, а на Небесах, где благодатью вся атмосфера насыщена так, что аж искрит?

Однако внутри все еще ныла сосущая пустота, и кожу щипало по-прежнему, а эту, рассеянную тут повсюду, попробуй еще собери и правильно сепарируй. Да и нужна она совсем для другого, а гордость — неважная мелочь из разряда тех глупостей, коими порядочный ангел может и пренебречь.

— Буду признателен.

Азирафаэль растянул губы в вежливой улыбке и поднялся на ноги, скользнув лопатками вдоль стены. Кроули он поддерживал не руками, а коконом благодати, ее как раз уже вполне хватало.

— Отлично. Тогда завтра жду в это же время с отчетом.

Пленка лифта возникла совсем рядом, почти задевая опущенные черные крылья, и на этот раз Высшие Сферы не вздрагивали возмущенно, а радостно ластились, словно довольные котята. Азирафаэль неловко кивнул, уже делая шаг, и оглядываться не стал. А потому не видел, как смотрела ему вслед Всевышний. Впрочем, если бы даже он оглянулся и увидел, то счел бы этот Ее взгляд непостижимым, и только. Как и все, во что не мог поверить.

Эфирное тело повреждено, оккультное тоже, они помочь не смогут. У человеческой оболочки — травматический шок в терминальной стадии: так это, кажется, называется, когда сознание отсутствует, лицо заострившееся, пульс нитевидный и кожа с синеватым отливом, холодная и влажная. Надо же. А казалось — забыл, более полувека прошло с той войны… Что там требуется в первую очередь при таких обстоятельствах? «Обеспечить перемещение пациента в безопасное место. Обеспечить безопасность…»

Безопасность.

Хорошо, что благодать необходима далеко не на все доступные ангелам чудеса, для некоторых достаточно просто щелкнуть пальцами. Не просто так, конечно, щелкнуть, а по-особому, сверху вниз, словно выдергиваешь из воздуха невидимую нитку, скручиваешь ее в пальцах, как будто пытаешься прясть из эфирного облака. Кроули всегда смеялся и называл это «надергать пуха из архангельских подмышек». И был не то чтобы совсем уж не прав — вряд ли Гавриил реагировал бы острее, покусись кто в действительности на его подмышки. Что тоже было с его стороны вполне логично: такие чудеса совершались исключительно за счет Высшей энергии Небес, требовали дополнительного оформления, подтверждения, предварительной декларации о намерениях, объяснительной по поводу своевременного отсутствия подачи со стороны истца этой декларации и много чего еще, оформленного по всем правилам Райской Канцелярии, и хорошо еще, что по правилам именно Райской, и значит, всего в трех экземплярах, а не в шестьсот шестидесяти шести, как пытались требовать в Нижнем офисе). Понятно, что наверху к ним относились неодобрительно и отчеты о них появлялись на столе Гавриила в первую очередь, причем сразу же с пометкой «обратить особое внимание и проследить за исполнением». Но…

Всевышний с ним, с Гавриилом. Ну наорет или замечание сделает. Еще раз. Велика важность! Зато теперь книжный магазин прикрывала не просто сфера невнимания, а сфера абсолютной защиты его прикрывала. И это было куда важнее.

Сфера невнимания заставляла людей проходить мимо, не замечать, забывать о намерении сделать покупку. Она была щадящей и даже с людьми не всегда срабатывала, что уж говорить о сущностях иного порядка.

Сфера абсолютной защиты означала, что теперь пройти внутрь без согласия Азирафаэля не сможет никто. Ни один человек, ни один демон. И ни один ангел или архангел тоже. Даже Архангел, который тот самый, с подмышками.

И это успокаивало.

Не только потому, что общаться с Гавриилом в своем магазине Азирафаэлю надоело до тошноты (и не так уж и важно, что за последние более чем полтора века Архангел наносил своему подчиненному официальные визиты лишь дважды, а неофициальные вообще ни разу, считая ниже своего достоинства, — при таких обстоятельствах и одного раза оказалось бы более чем достаточно), просто с некоторых пор Азирафаэль перестал видеть разницу между обладателями черных и белых крыльев.