Крестовый поход в лабиринт - Страница 62

– Я звонил вам в Овьедо! Кстати, по просьбе самой Маноло, – запальчиво возразил господин Ковач. – Никто не подошел к телефону. Она передала мне эту просьбу в пятницу через своего сына, я оставил вам сообщение на автоответчике. Приедете, детально ознакомитесь. Маноло просила вас не утруждать себя присутствием на ее похоронах. Разумеется, она намеревалась жить, но такова была ее воля. Дословно: «Я не хочу видеть Тамару ни при жизни, ни у своего гроба».

– Да ладно вам, Тамара Владимировна! – приняла я сторону душеприказчика. – Зачем вам автоответчик? Ведь эти же самые слова вы услышали от Маноло лично, когда заявились к ней в клинику в четверг. Только тогда Маноло еще не знала, что Бето действительно жив, а господин Альбрехт выглядел в ее глазах корыстным чудовищем. Кстати, вашу передачу она отдала другим больным.

Я пытливо уставилась на женщину. Кто знает, может, очередной раз ошиблась в предположениях, как, например, с Альбрехтом.

– Передачу? Какую передачу? – прогудела Тамара неожиданно низким голосом. – Да не было у меня с собой никакой передачи. Я ведь даже не знала, что ей можно… Сначала решила улететь назад, но потом надумала подождать до вторника. Вдруг после операции Маноло что-нибудь понадобится? Какие-нибудь редкие лекарства. Я не могла уехать вот так… без прощения…

– И чем вы эти дни занимались? – Я не сводила с сеньоры глаз.

– Чем? Как-то пыталась себя занять. Побывала в знакомых местах, навестила могилку мамы и брата. Хотела повидать давнишних знакомых, но они, как выяснилось, были на даче, где именно, я не знала. А во вторник, во второй половине дня, позвонила в клинику – узнать о результатах операции, и мне сообщили ужасную вещь…

Тамара Владимировна судорожно вздохнула и точно также выдохнула. Лицо исказила гримаса боли. То ли физической, то ли душевной…

– Я сразу позвонила во Францию Володе и потребовала немедленно приехать. Он сказал, что едва ли успеет прилететь ко времени похорон, но прилетит непременно. Володя так долго меня успокаивал…

– Он знал правду о Бето?

– Знал. Мне не с кем было посоветоваться. После звонка Маноло с просьбой о помощи Ковачу я решила все ему рассказать. Было невыносимо тяжело дальше нести этот груз. Он меня понял. Даже не советовал ехать в Москву, боялся за мое здоровье…

– Правильно боялся, – съязвила Наташка. – А зачем вы все-таки явились в клинику в день похорон?

– Я явилась не в клинику! Неужели не понятно? – Тамара закрыла лицо ладонями, продолжение звучало глухо: – Думаете, легко продолжать жить с чувством вины перед человеком, которого, можно сказать, вогнала в гроб. Маноло не пережила моих откровений. Я не могла открыто присутствовать на церемонии прощания – это ее воля. И Альбрехт выразил бы протест. Но мне было необходимо там быть, понимаете?! – Тамара отняла ладони от лица и пытливо взглянула на Альбрехта. – Чтобы еще раз, хотя бы на расстоянии, попросить у нее прощения. И я это сделала. Несмотря на сильный шок, который пережила, увидев рядом с Альбрехтом Бето… А потом пришло в голову переговорить с однопалатницами Маноло. Появилась дикая надежда… Вдруг она поделилась с ними своими переживаниями и все-таки простила меня. Но оказалось, что Маноло ни с кем из них не откровенничала, общалась только с Наташей…

– Тамара Владимировна, а каким образом вы попали под машину? – неожиданно спросил Димка.

У Альбрехта заходили желваки, но он ограничился едким предложением Тамаре воспользоваться подходящей возможностью и объявить его либо Бето организатором покушения. Лучше взвалить ответственность на него, Альбрехта, поскольку племянника ей уже не достать – Альбер-то Франсиско Осипов погиб в результате авиакатастрофы много лет назад.

– Я не помню подробностей наезда! – с достоинством парировала Тамара. – Пришла в себя уже в машине «скорой помощи». То же самое сказала молодому человеку, пристававшему ко мне с аналогичным вопросом. А что именно говорили свидетели происшествия, мне безразлично. Ни подтвердить, ни опровергнуть их слова я не могу.

– Да все вы прекрасно помните!..

Было невыносимо смотреть на Тамару Владимировну, я встала и уставилась в окно. В открывшейся картине не было никакой фальши. Охотившаяся в траве на мышей Элька не маскировалась под благодетельницу, забытая мною с воскресенья лопата торчала в земле, не стараясь корчить из себя стройное дерево, над бассейном летали крупные стрекозы, а березы в лесу были березами, а не порубочным материалом.

– Вас сбила женщина среднего возраста со светлыми волосами, сидевшая за рулем вишневой косоглазой иномарки, формой напоминающей божью коровку или… приснопамятный горбатый «Запорожец». Не хотите говорить правду – ваше личное дело.

Поворачиваться не хотелось. Как избушке на курьих ножках – приватизированной фазенде бабы Яги. Не зря она предпочитала стоять к лесу передом, к непрошеным гостям задом. Но было как-то неудобно перед людьми. Я все-таки развернулась и принялась изучать пейзаж за другим окном, заметив, что муж приосанился и пригладил волосы. Его голова и плечи были лишней, но неотъемлемой частью пейзажа.

– Вы, Тамара Владимировна, узнали эту женщину, поэтому и пожелали все скрыть. Ваше бегство из больницы было вынужденным. И если бы не серьезные осложнения в вашем состоянии, вы бы непременно постарались воспользоваться имевшимся у вас билетом для отлета в Испанию.

– Вы не посмеете… – прошелестела с дивана Тамара Владимировна, сжав кулаки у подбородка. Мне бросилось в глаза огромное мокрое пятно на ее блузке. Мы так и не промокнули сеньору.

– Посмеет… – тихо возразил Ромик.

Я действительно «не посмела». Более того, когда Димка потребовал от меня свой мобильник, заявив, что не намерен и далее принимать участие в дурацком спектакле на отвлеченную тему, твердо пообещала, что телефон он не получит. Хотя бы потому, что не помню, куда его засунула. Альбрехт тут же с готовностью предложил свой мобильник. Я не возражала, все равно Димка не помнит номер следователя. Муж повертел в руках дорогую вещицу и вернул господину Ковачу с наказом беречь от грабителей. При этом почему-то посмотрел в мою сторону.

Все бы ничего, да Наташка не выдержала и отметила, что действия господина Ефимова как раз и являются самым настоящим дурацким спектаклем, а режиссер и актер из Ефимова – никакой. Димка тут же напомнил ей, кто в доме хозяин, и от лица самого себя заявил, что чужой самодеятельности в нем не потерпит.

– Ну и сиди себе хозяином в своем доме! А мы пойдем в беседку. Ир, как ты думаешь, если разделить между вами имущество поровну, кому она достанется?

Альбрехт попытался перевести все в шутку, заявив, что у него в вопросах, касающихся бракоразводных процессов с разделом имущества, больший опыт и лучше всего оставить все как есть – единым целым.

Тамара Владимировна, закрыв глаза, но взметнув при этом вверх стрелки бровей, что-то невнятное шептала себе под нос. Кажется, читала молитву. А мы с Ромиком переглядывались, без слов понимая друг друга. В конце концов, я не выдержала и развела руками, давая ему понять, что не могу собраться с духом и перейти к заключительной части рассказа.

– Но вам легче это сделать, – вслух возразил он.

– Ошибаешься… – промямлила я и снова развела руками. – А пусть начнет Тамара Владимировна, – в полной тишине внесла я альтернативное предложение.

– Да кто бы возражал? – прогремел над моей головой голос мужа. Руки снова взметнулись в сторону – от неожиданности. Даже не заметила, что мы с Ромиком своим тихим поведением привлекли всеобщее внимание.

Монотонное бормотание с дивана оборвалось. Брови Тамары Владимировны опустились, правый глаз открылся. Она им немного поморгала и открыла второй.

– Вы что-то собирались сказать, – напомнила ей Наталья.

– Да. Дайте какое-нибудь полотенце, здесь все мокрое. И мне хотелось бы переодеться. Принесите мою сумку и помогите встать.

Все переглянулись, но никто и с места не сдвинулся.