Крестовый поход - Страница 68
— Только я хочу получить за это награду.
— Душа его принадлежит Богу, — ответил Антонио, обняв старого Пьера и закрывая его своим телом.
— Разве я говорил про его душу? Я имел в виду твою, — сказал вампир низким, гулким голосом. — Это и будет моя награда.
Не понимая, о чем он, Антонио молчал.
— Ну, хорошо, прости, я забыл представиться, — вампир поклонился. — Меня зовут Сержио Альмодовар, я — король вампиров Испании.
Антонио не отвечал. Тогда вампир жестом указал на старого Пьера.
— Я могу обратить его в одного из наших. И когда я это сделаю, si, душа его всенепременно попадет к Орку, моему господину, которому я служу. Он правит преисподней, где нас поджидают наши души.
— Нет, — сказал Антонио и, прижав губы к уху старого Пьера, прошептал последние слова молитвы, которую читают над умирающим.
— Benedicat te omnipotens Deus, Pater, et Filius, et Spiritus Sanctus.
Да благословит тебя всемогущий Бог, Отец, Сын и Дух святой.
— Аминь, — сказал вампир, явно забавляясь происходящим. — О, мой бедный служитель бога, ведь тебя никто не слышит.
— Неправда, кто-то наверняка слышит, — возразил Антонио.
— Ладно, ладно. Поверю в твою красивую сказку.
— Это не сказка. Это Истина. В отличие от твоего отвратительного кошмара, — сказал Антонио. — Мы оба знаем, кто правит преисподней.
— Уж я-то точно знаю, потому что служу ему, — ответил вампир. — И даже близко знаком с ним.
— В таком случае ты безумец и воплощение зла.
— Ты выражаешься путано и туманно. Юноша в полном расцвете сил, таким и я был когда-то, еще до того, как меня осчастливили жизнью вечной. Я получил свободу в день своего двадцатилетия.
Он расправил плечи и вздернул подбородок. Резкий профиль, благородная линия носа, крепкая нижняя челюсть.
— Таким с тех пор и остаюсь, в то время как остальные старятся, чахнут и уходят в могилу.
— И возродятся в полноте Духа Святого, — не сдавался Антонио.
— Очень грустно. А ведь, кажется, неглупый человек. Ну, да ладно, слушай остальные условия сделки.
Демон опустил руки, и, казалось, сам воздух вокруг него загустел, наполнившись злом.
— Выбирай: либо я на твоих глазах превращаю его в вампира, отправляю душу его к Орку, а сам он побежит за мной. Либо не трогаю его, так и быть, а в вампира превращаю тебя.
Антонио заморгал. Ему вдруг стало очень холодно. Дрожа, он крепко прижал к себе старого Пьера, опустил на землю и схватил висящее на руке старика распятие.
— Нет, — сказал он и показал его вампиру.
Вампир отвел взгляд. В его поведении и осанке было что-то благородное, старомодно-изящное. Он не был похож на мелкого беса, слугу Дьявола. Его манеры говорили о высоком, аристократическом происхождении.
— Подумай, — сказал вампир, подняв руку, как бы защищая свою точку зрения. — Ты стал священником, чтобы зарезервировать для своей души место на небесах. Все, что ты делаешь, это сделка с Богом, сознательная и заранее рассчитанная, чтобы доказать Ему, что ты ведешь себя как паинька и достоин вечной жизни в райских кущах вместе со святыми и ангелами.
Черная бровь его поползла вверх. Несмотря на чопорную манеру держать себя, выглядел он очень молодо, даже моложе Антонио, измученного непрерывными боями.
— Ты не находишь это несколько унизительным, все эти маленькие хитрости, когда надо чутко держать нос по ветру? Три раза «Аве Мария», один раз «Отче наш» и так далее…[89] разве тебе не хочется вести себя с большим достоинством?
— Нет. Я слышал Слово и следую Ему с радостью, — ответил Антонио.
«Кроме тех случаев, когда не повиновался Ему, — подумал он. — Я бросил семинарию. Была ли на это Божья воля или только моя собственная?»
— Если я обращу тебя в вампира, ты никогда не увидишь своего мнимого Бога на небесах. Никогда, ты это понимаешь? И все твои усилия — бедность, целомудрие, послушание, смирение, бесконечные молитвы, мессы, посты, в общем, вся эта дребедень — будет ни к чему, потому что ты в любом случае попадешь прямиком в ад. Я не просто верю в это…
Он помолчал.
— Я это знаю.
Антонио задыхался, рот его наполнился слюной.
— Но ад не так плох, как тебе наговорили эти глупцы, — усмехнулся вампир. — На самом деле там очень даже неплохо. Там светло и приятно. Вот это я тебе и предлагаю, мой испанский брат.
Антонио протянул руку, зажав в пальцах распятие.
— Нет.
— Крест у тебя маловат, — сказал вампир. — Весом небось в горстку песка. Но все равно, скоро рука твоя устанет держать его.
На этот раз вампир смотрел ему прямо в глаза. Он неторопливо шагнул вперед, не отрывая от Антонио взгляда. Волосы на затылке Антонио зашевелились. Рука, сжимающая распятие, задрожала.
— Нет, — повторил он.
— Ты неправильно меня понял. Отказы не принимаются. Либо ты, либо он.
Антонио с вызовом поднял подбородок, но на глазах показались слезы отчаяния. Вампир прав. До этой самой минуты Антонио не сознавал, что угроза проклятия висит над его головой, как меч, подвешенный к потолку на человеческом волоске. Так что в самом деле заставляло его всю жизнь стремиться к святости — любовь или страх?
«Не важно, — думал Антонио. — Я буду ждать, а там, глядишь, встанет солнце. Или…»
Он опустил глаза.
Старик Пьер умер.
Вампир улыбался.
— Познай меня, — сказал он. — Служи мне. Я дам тебе радость в жизни, свободной от страха перед грехом и адом. И перед смертью, кстати. Ей-богу, падре, я делаю тебе услугу.
— Я лучше умру.
— Ну, извини. Мой «крестный отец» не оставил мне выбора, и я каждый день благодарю его за это. Выбора, которого я предоставил тебе, тоже не стало, как только этот старик испустил дух.
И он бросился на Антонио.
Особняк на байю
Отряд Саламанки и бойцы Сопротивления
Эрико изумленно смотрела, как Марк расставлял на длинном столе, покрытом черно-пурпурной тканью, которую выдала ему бабушка, кости, камни, кучки каких-то кристаллов, тарелки с водой, в которой лежали куриные яйца и свечи. Так много разных предметов. Совсем не похоже на ритуалы буддистов, требующие от человека отказаться от личной собственности. Отказаться от желаний. Именно желания, вожделение, жажда чего-то рождают страдание в этом мире. Разве не яркий пример являют нам вампиры? Все их существование подчинено этой страшной зависимости — жажде человеческой крови.
Благочестивый буддист стремится контролировать даже собственное дыхание, то есть необходимейшее условие своего существования. Эрико далеко не сразу стала благочестивой буддисткой. Когда-то она была обыкновенной, вполне современной японской школьницей.
В древней Японии род Сакамото был уважаемым и благородным самурайским кланом, представители которого всегда демонстрировали истинное бесстрашие в битвах. Они не боялись смерти; их страшило только одно: сделать меньше, чем они способны. В современной Японии фамилия Сакамото оставалась одной из лучших, благороднейших фамилий страны; выполняя свой долг, члены ее не щадили собственной жизни. Они не только были буддистами, они исповедовали еще и культ самосовершенствования во всем.
Когда из тени горы Фудзи вышли вампиры, Эрико и все ее друзья были чрезвычайно заинтригованы. Эрико тогда было всего десять лет, и ей казалось, что перед ней ожили ее любимые мультфильмы и книжки с красочными картинками. Война с вампирами не достигла берегов Японии, но ее родители все равно постарались укрыть от нее дочку.
До перемирия жизнь ее текла весело и интересно. Лучшим годом ее жизни был год, когда ей исполнилось четырнадцать. Приходя из школы, она сбрасывала свою ненавистную синюю школьную форму и надевала коротенькую юбочку из шотландки в потрясающую розовую клетку, розово-оранжевые гольфики, волосы подхватывала в виде конского хвоста и со своими лучшими подружками, Юки и Марой, отправлялась гулять по городу. Они ходили по магазинам, пили кофе, заигрывали с парнями и взрослыми бизнесменами. Наушники на голове давали возможность забыть о скучном мире; во всех школьных тетрадках она рисовала маленьких вампирчиков с огромными красными глазищами, а по воскресеньям бегала на превращенную в тематический парк старую съемочную площадку Эйгамура[90] (совсем как парк американской студии Юниверсал в Лос-Анджелесе!), чтобы посмотреть на скульптуры музыкантов любимых поп-групп — там есть и Элвис, и готы, — поплясать и попеть в очереди у входа. Она считала вампиров очень стильными: длинные волосы ниже плеч или в виде конских хвостов на макушке, как у воинов-самураев. Кстати, они очень учтиво вели себя с императором, когда их показывали по телевизору, то и дело низко ему кланялись. Ну, разве не круто?