Крестовые походы - Страница 3

Он подвигал ногами в камышинках, покрывавших холодный каменный пол, и с горечью подумал о том времени, когда он был монахом и презирал мирские удобства. Теперь он стал чувствовать холод, и перед отходом ко сну ему нужно выпивать чашу подогретого вина. Он сделал глоток, разрываясь между удовольствием и негодованием.

Адемар отставил в сторону свою чашу и нагнулся вперед понюхать неровно горящую свечу. Это был круглолицый человек с мягкими манерами, медленной речью и невзрачной внешностью. Возможно, чтобы возместить этот последний недостаток, он вел себя по-светски, довольствуясь ролью важного сеньора, а не духовного лица. Взглянув на эту пару, никто бы не подумал, что из них двоих именно Адемар в духе романтической преданности бросил все и совершил паломничество в Иерусалим, из которого ему посчастливилось вернуться живым. Тем временем папа Урбан, последователь святого Бруно и сам обладавший красотой святого, боролся с неотесанными королями, политическими методами отстаивая интересы Божьего дела и могущество его церкви.

Они улыбнулись друг другу, чувствуя взаимное расположение. Каждый из них находил в другом качества, которыми ему хотелось бы обладать.

– Бог по-прежнему действует в этом мире, – мягко произнес Адемар. – Завтра мы увидим тому подтверждение!

Усталым движением папа откинул великолепную голову на спинку стула.

– Все христиане грешат, – твердо вымолвил он, – никого нельзя считать праведником. Они бы служили хорошо, если б Господь укрепил их дух.

Страх толпы внушил ему это замечание, интуитивно почувствовал Адемар. Папа так долго лелеял свой великий план, так тщательно его готовил, так осмотрительно прощупывал вождей и драматично объявлял большую речь, что воображение уже рисовало ему полный провал. Адемар остался спокоен, он удержался и не стал предлагать поддержку святой Марии из Пюи и других святых.

– Как хорошо, – прозаично заметил он, – что у вас такой громкий голос и вы родились во Франции. Я могу говорить так, чтобы меня поняли в соборе, но пасую перед громадной толпой на открытом воздухе. Вся страна собралась здесь: бароны, разносчики, нищие в отрепьях, бедные крестьяне, которые до этого дня никогда не удалялись от дома даже на пять миль. Из-за объявленного церковью перемирия пришли помолиться даже известные разбойники, до которых дошел слух, что папа даст им отпущение грехов.

– Так и будет, – энергично подтвердил Урбан. – У Господа найдется работа для всех, кто готов свернуть с греховного пути. Но скажи мне, Адемар, присоединятся ли могущественные сеньоры? До крестьян мне дела нет!

– Вы же получили слово Раймонда, графа Тулузского. Куда бы он ни повел, за ним последуют многие.

Урбан, соглашаясь, кивнул:

– Слава Богу и всем его святым. Завтра я раскрою народу наш великий замысел.

– Так хочет Бог! – воскликнул Адемар, и его черные глаза сверкнули на непримечательном лице.

Папа поймал его взгляд и кивнул:

– Истинно говоришь, так хочет Бог.

У Маленького Петра бывали видения. Богоматерь, например, являлась ему точно в таком виде, как ее изобразили на картине Судного дня, висевшей в церкви его детства, где он прислуживал на мессе грязному и старому священнику и вообще был ему слугой. Она явилась Петру там во сне и сказала: «Вставай, Петр, и ступай за мной». Он тотчас встал и вышел из лачуги священника, где спал среди свиней. После побоев у него болело все тело, но он последовал за Марией. Божья Матерь вела его окольными путями, защищала, поэтому его не схватили и не вернули обратно как бежавшего раба. В конце концов, он сам поставил себе хижину у Сен-Гобена, недалеко от Суассона, и стал жить отшельником, выходя просить хлеб на большую дорогу. Здесь Мария снова говорила с ним, и не однажды, а очень часто. Как правило, ее голос звучал нарушая течение его собственной мысли и сообщая, например, что портрет в церкви Сен-Гобена совершенно на нее не похож.

Часто его видели в соседних деревнях, потому что, хотя он знал «Отче наш», «Аве, Мария» и отрывки из мессы на латыни, его тяга к Богу требовала постоянного действия. Поскольку он никогда не мылся и довольствовался грубой одеждой и слишком большим для него старым плащом, а ноги зимой обвязывал тряпками, то местные крестьяне считали его своим, только более благочестивым, чем они. Петр никому не отказывал в совете, основываясь иногда на собственной проницательности, но иногда на велениях Богоматери, звучавших в его голове с обычной внезапностью.

Таким же способом Матерь Божья велела ему призвать проклятие на голову одного негодяя, ограбившего и убившего на большой дороге старого разносчика. Под ее воздействием Петр настолько красноречиво описывал муки ада, виденные им на картинах в церкви, что с двумя женщинами тут же случилась истерика, а еще несколько человек покаялись в грехах, о которых до того момента никто и не слыхивал. Правда, убийца не сознался, но вскоре сама Дева Мария его наказала. Менее чем через три месяца через деревню пронеслась чума и забрала с собой несколько человек. Среди них оказался убийца, в бреду признавший свою вину и умерший, не приходя в сознание.

Этот случай принес Петру великую славу, он начал проповедовать на рынках и у ворот городов, расположенных в радиусе двадцати миль. Дар красноречия, которым наградила его Богоматерь, не пропал, а видения расширили первоначальные границы. На его пути встречалось много церквей, все они были ярко расписаны. Его внутренний глаз выбирал святого или демона и сообщал Петру, что это изображение совершенно достоверно. Таким образом, мир Петра наполнился золотом и славой, огнем, серой и адскими чудовищами.

Вскоре о Петре распространилось множество легенд. Он совершил немало чудес, и его импульсивность порождала все новые и новые слухи. Рассказывали, например, как он, проповедуя у ворот Суассона, увидел выезжавшего через ворота бедняка на осле. Прервав свои речи, Петр подошел к нему, взял поводья и помог владельцу спуститься на землю. Затем он сам забрался на спину ослу, поблагодарил Богоматерь за подарок и, благословив хозяина, озадаченно глазевшего на него, уехал восвояси.

После этого территория странствий Петра еще больше расширилась, а его осел стал почти так же знаменит, как и он сам. В самом деле, Петру вскоре пришлось собрать группу учеников, которым в обязанности вменялась, в числе прочих, защита несчастного животного, поскольку широко распространилось верование, что волос из его хвоста не только спасает от болезней плоти, но, вероятно, хотя в этом убежденности было меньше, дает право на вход в царствие небесное.

Папа Урбан посмотрел на окружавший его мир и обнаружил, что он скверен. Маленький Петр сделал то же самое открытие. Не имело значения, скольких человек он побудил к покаянию, все равно дьявол оставался могущественным, как никогда раньше. Повсюду царил грех, грубый, грязный, жестокий, и мир был полон отвратительных вещей. Как всегда, внезапно Богоматерь запретила ему проповедовать об аде и приказала направлять взгляды людей на золотые башни рая. Когда Петр ей подчинился, прежняя его аудитория разошлась. Чтобы делать добро, люди должны были бояться, потому что представляли себе ад, но не представляли рая.

И снова Петр стал бродить в одиночестве, сомневаясь в своем пути. Он находился в самом центре Франции, когда аббаты и епископы начали съезжаться на большой Клермонский собор. Их процессии обгоняли Петра на дороге, и слуги говорили ему, что сам папа собирается огласить свой ответ мировому злу. Притягиваемый этим магнитом, Петр последовал за ними.

В толпе любопытствующих, стекавшейся к Клермону, запах немытого тела Маленького Петра и вытянутое лицо, напоминавшее его осла, не производили впечатления. Здесь встречались святые люди любого сорта: знахари, прорицатели, проповедники, и многие из них собирали вокруг себя группы последователей. Маленький Петр прибыл без шума и, расположившись вместе с ослом на клочке общинной земли, наблюдал за сооружением в чистом поле помоста для папы Урбана. Он смотрел, как сопровождавшая папу процессия князей церкви, не менее красочная, чем любая картина в церкви, змейкой выползала из восточных ворот.