Крестом и булатом. Атака - Страница 7

– Сам – да. Я ж говорю, у меня был учитель. С большой буквы. Кое какие знания он мне передал, но они сугубо бойцовские. Меня не учили обучать. Если я возьмусь за это дело, в первый же год тренировок кто нибудь из учеников грохнет другого, и я сяду. Надолго и без права на амнистию. А мне на свободе еще не надоело, – в свете того, что творил Рокотов последние полтора года, его последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно.

– Зачем убивать на тренировке? – не понял Славин.

– По другому не выйдет, – печально ответил Владислав. – Реальный бой – это тот, где противника не побеждают, а укладывают в могилу. Можно, конечно, только покалечить, но и сие на фиг никому не надо. Как я уже сказал, разница заключается в психологическом настрое. Боец, работающий в режиме реального боя, видит перед собой не соперника на татами или на ринге, а врага, из которого следует сделать хладный труп. Так тренируют диверсов из спецназа. И вариант борьбы совсем не важен – это может быть и у шу, и боевое дзюдо, и тай чи... Главное – не заработать очки, а замочить. Тут же возникает ограничение – отсутствие спарринга. Можно либо работать на снарядах, либо на настоящем противнике. Либо, как было в моем случае, – с профессионалом, чей уровень на много порядков превышал мой. Но так везет не каждому... Вот, Вася, и ответ. Я бы рад был помочь, но, боюсь, не потяну. Конечно, кое что показать я могу, однако далеко не всё. Так, какие то мелочи...

– Но покажешь? – после недолгого раздумья спросил Славин.

– После того, как дело сделаем, – пообещал биолог. – Неделю тренировок я тебе гарантирую.

Бахтияр Шарипов поднял вверх руку, и идущие за ним след в след восемь боевиков остановились.

– Все, привал...

Чеченцы с облегчением сбросили на землю тяжелые рюкзаки со взрывчаткой. Дневной переход по горным тропам вымотал их до предела. Пятеро тут же прикурили заранее приготовленные «косяки», и в воздухе распространился сладкий запашок тлеющей анаши. Двое присосались к фляжкам, а один отошел в сторону, на ходу расстегивая штаны, и скрылся за кустами.

Шарипов развалился прямо на земле и закинул руки за голову.

Теперь, когда они приблизились к шоссе на расстояние прямой видимости, оставалось только ждать. Может, день, а может – и неделю. Как повезет. У его отряда было задание минировать дорогу накануне прохода по ней колонны федеральных сил и ждать подкрепления. Точную дату не определили, все зависело от информации, которую со дня на день должен был сообщить источник в штабе Объединенной группировки.

Бахтияр оглядел отдыхающих бойцов.

Больше половины из них были еще юнцами, впервые вышедшими на настоящее боевое задание. Трое, хоть и участвовали в боях этой и прошлой войны, ничем особенным себя не проявили. Как, впрочем, и сам Шарипов. Но Фаттх решил, что именно Бахтияр более всех достоин возглавить группу подрывников. Возможно, потому, что двадцативосьмилетний чеченец из Гехичу был самым старшим в группе из воспитанников араба и меньше всех остальных баловался наркотиками. К тому же у Шарипова были довольно влиятельные родственники в чеченских диаспорах Турции и Саудовской Аравии, которые перечисляли крупные суммы на освободительную борьбу и напрямую поддерживали Абу Джафара и Аль Фаттха. Назначение Бахтияра маленьким, но все же военачальником, являлось данью уважения ко всему тейпу. А в среде «волков ислама» такие нюансы значат гораздо больше, чем истинные успехи воина на поле брани. Важно не то, что из себя представляет воин, а сколько в его роду «эмиров» и какого они уровня. О военных достижениях потом можно что нибудь придумать, сочинить красивую легенду о неравной битве против целого полка федералов и небрежно огладить винтовку с сотней зарубок на прикладе. Все равно никто проверить не сможет...

Ахмед вышел из за кустов с довольной улыбкой на покрытом клочковатой бородой лице и принял из рук младшего брата папироску с коноплей.

– Э, ты не всю бумагу израсходовал? – осведомился крепыш из Аргуна, разрывая фольгу на плитке белого швейцарского шоколада.

– Не боись, – Ахмед ловко перебросил собеседнику наполовину распотрошенный Коран в мягкой обложке, – на всех хватит...

Бахтияр недовольно поморщился.

Правоверные называются!

Жрут русскую водку, в лагере смотрят по спутниковому телевидению шведские порнофильмы, о молитве вспоминают только тогда, когда в отряд приезжает кто нибудь из шейхов, подтирают задницу вырванными из Святой Книги страницами. За подобное в Иране или в Египте забили бы камнями. А здесь ничего, проходит. Война все списывает. Благочестие выказывают только тогда, когда на них направлены объективы телекамер.

Ахмед выпустил из ноздрей густые клубы дыма.

– Хороший «план»! – похвалил он брата. Абдула Бицоев гордо насупился.

Главный редактор «Новой газеты»[16] Дмитрий Мюратов поставил свою подпись на гранках политологической статьи Елены Афанасенко, где та прославляла выскочившего из полугодичного небытия Григория Яблонского, и отодвинул бумаги в сторону.

В последние месяцы все складывалось как нельзя лучше.

Июльские арест и внезапное освобождение из под стражи медиамагната Владимира Индюшанского только подогрели интерес читателей к проблемам свободы средств массовой информации. Если бы этого конфликта не было, то его следовало бы спровоцировать. Тираж псевдооппозиционных изданий вырос, редакцию захлестнул вал писем от возмущенных читателей, корреспонденты «Новой газеты» стали желанными гостями на различного рода ток шоу и там в полной мере смогли высказать свои претензии к ныне существующей власти. А с ростом популярности газеты поднялись расценки на рекламу и проплачиваемые политиками заказные материалы.

Мюратов перевел взгляд на Билятковскую с Бледноцерковским.

– По лагерям беженцев готов материал? А то Темирбулатов уже звонил, интересовался...

Президент Ингушетии был одним из крупнейших спонсоров московского таблоида. Часть из исчезающих в черной дыре «оффшорной зоны» денег Аслан Темирбулатов отдавал на поддержание своего имиджа в средствах массовой информации, и оттого любые разумные претензии к усатому генералу, внешне смахивающему на опереточного латиноамериканского диктатора, превращались в «политическое дело», якобы имеющее цель опорочить честное имя лидера второго по численности вайнахского народа.

Темирбулатов первым из губернаторов осознал важность дружбы со столичной прессой и не скупился.

– В следующем номере выйдет, – зевнула Анна, – показания очевидцев сделали, осталось подбить документики.

Тему о лагерях чеченских беженцев «Новая газета» вела по инерции. Интерес к ней был невысок. Но обеспечение лагерей и обкрутка выделенных на это дело бюджетных денег в коммерческих банках приносили участникам аферы крупные дивиденды, и потому тлеющий костерок было необходимо поддерживать в рабочем состоянии, чтобы в любой момент из него можно было раздуть пожар «разоблачений».

– Не снимай руку с пульса, – попросил Мюратов.

– Перестань волноваться, – Билятковская чуть скривила тонкие губки, – у меня все отработано. Не было такого, чтобы Аслан остался недоволен.

– Он просил ускориться. После взрыва на Пушкинской по новой пошли финансовые проверки...

– А не фиг было внаглую раненых боевиков принимать, – пробурчал Бледноцерковский, – и на весь свет объявлять, что его дом всегда открыт для Масхадова. Он бы еще Басаева с Радуевым в гости пригласил...

– Салман сидит, – пожал плечами Мюратов.

– Во во! И неизвестно, о чем он со следаками треплется...

– Да ничего он им не говорит! – вмешалась Билятковская. – Ждет психиатрической экспертизы. Салманом особо никто не интересуется, все ж знают, что он не в себе. Там было два или три допроса и всё...

– У меня другая информация, – заявил Бледноцерковский.

– Какая, интересно? – язвительно спросила Анна.