Крестный отец «питерских» - Страница 2

Организаторы очередного ложного обвинения прекрасно понимали: до воистину праведного суда их фабрикацию доводить никак нельзя, иначе получится то же самое, что произошло 16 ноября 1999 года, когда спустя 9 месяцев после ареста Ю.Шутова настоящая судья Н.Петренко признала незаконность содержания его под стражей и тут же выпустила писателя на свободу. Однако в судебный зал сразу же ворвались автоматчики в масках, разбросали присутствовавших, переколотили всю судейскую мебель, избили только что освобожденного депутата городского Законодательного собрания Ю.Шутова и, сломав ему позвоночник, уволокли обратно в тюрьму. Телерепортаж об этом, по сути, вооруженном захвате суда многажды транслировали по всему миру. Дабы впредь по окончании следствия не допустить правосудия, специально отобрали нужного исполнителя, на роль которого заказчикам ликвидации писателя сгодился городской судья А.Иванов. Ему и поручили вынести уже давно предрешенный приговор…

Одновременно заказали умертвить депутата прямо в тюрьме посредством лишения столь необходимой тяжело больному писателю медпомощи, а то и просто при перевозке, инсценировав, к примеру, «попытку бегства». Эту перспективу злорадно обрисовал Ю.Шутову прямо в день ареста все тот же рубоповец Цуцуряк, известив автора книг, что он уже, собственно, умер, а задержка похорон — чистая формальность. Арестованный писатель все же умудрился о спланированном убийстве поставить в известность тогдашнего горпрокурора И.Сыдорука, хотя прекрасно понимал, что тот даже не откликнется. Но ни шантажом, ни тюрьмой, ни судебной расправой, а также вероятностью убийства настоящего человека не сломить.

21 ноября 2006 года Юрий Шутов приговорен судом к высшей мере наказания, т. е. пожизненному лишению свободы…

Все живут в Ленинграде и пока еще в СССР, а страна уже клокочет пеной, как повсюду уверяют, «самых демократических» выборов в Советы народных депутатов разных уровней. Растерянность властей чувствуется во всем.

Уже появились, надо полагать, впервые с незапамятных революционных времен, не заполненные вакансии в OK и ГК КПСС в Смольном, а тех, кто продолжает там служить, также вновинку, постоянно травят в общественном мнении.

Уже не хватает калибра у исполкома Ленгорсовета для поражения противников на социально-бытовом фронте.

Уже не только на предвыборных собраниях, где кандидаты дружно состязаются в любви к народу, а всюду и открыто забавляются язвительной критикой правительства СССР как в целом, так и поименно.

Уже Сашу Богданова, к его огромному сожалению, никто не арестовывает за «хулиганство» при продаже-раздаче своей газетки «Антисоветская правда», а созданный им самопальный образ «борца с коммунизмом» быстро тускнеет и линяет в связи с отсутствием противников.

Уже отважный Невзоров рискнул первым обвинить в покупке по дешевке подержанного «Мерседеса» только что спроваженного в отставку главу Ленинградского OK КПСС Ю.Соловьева, с которым еще совсем недавно, будучи в Ленинграде, взасос целовался генсек Горбачев, прерывавший это достойное занятие лишь беседами со случайно подвернувшимися прохожими. После невзоровской телепередачи бывшего первого секретаря обкома тут же лихорадочно исключил из партии им же вскормленный преемник, в недавнем прошлом ленинградский «главхимик» Б. Гидаспов, который чуть позже вдруг обнаружил, что любая цена покупки машины никоим образом не вяжется с приверженностью идеалам партии и уж тем более не может противоречить требованиям Устава КПСС.

Уже воздух официальных коридоров и кабинетов директивных органов пропитался беспокойной страстью к новым ощущениям, к авантюрам, к политическим переодеваниям. Страх за будущее у всех притупился, а развал устоев не огорчал, а веселил.

Это было время начала того хаоса, который предыдущие несколько лет, умело лавируя, маскируясь и обманывая всех и вся, скрупулезно подготавливали, по камешкам разрушая геополитическую структуру, трое, вероятно, хорошо оплаченных агентов «всемирного правительства»: Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе. Они сеяли кругом ненависть ко всему прошлому и взаимные подозрения современников. Но конспирация их была настолько профессиональна, а разработанный в загранцентре сценарий операции по уничтожению нашей страны настолько безупречен, что во всеобщем стремлении к преобразованиям об этом никто не догадывался.

Я решил выставить по месту жительства свою кандидатуру в городской Совет от коллектива 48-го грузового парка, прославившегося впоследствии автоманифестацией на площади у Мариинского дворца в поддержку борьбы Собчака с депутатами и первым городским мэром Щелкановым.

В клуб Балтийского завода, что на Васильевском острове, я забрел не то чтобы случайно, но при этом без особой нужды. Там была встреча избирателей территориального округа с кандидатами в депутаты Верховного Совета Союза.

Среди претендентов, выставившихся на обозрение публике, мое внимание привлек высокий человек с иксообразными ногами и горьковской, ходульной, размашистой походкой пожилой цапли, а также цепким, я бы сказал, каким-то вороватым взглядом странно посаженных глаз. Он постоянно улыбался, делая вид, что разглядывает зал, но было заметно напряженное внутреннее сосредоточение. Я не мог вспомнить его фамилию, хотя видел, как он беседовал с Б. Курковой по телевидению в «Пятом колесе». А однажды, зачем-то попав к Василеостровскому метро, даже отметил среди снующих людей этого типа с мегафоном в руках. Там он, подхихикивая и шмыгая красным на ветру носом, убеждал всех активно включиться и помочь ему одолеть в предвыборной схватке противных кандидатов. Подобная форма агитации за самого себя была сногсшибательной новацией, однако особого энтузиазма в среде озабоченных своими проблемами людей явно не вызвала.

После довольно утомительной череды кандидатов, клявшихся с клубной сцены в любви к присутствующему народу, дошла очередь и до него.

Он довольно быстро и толково поведал уже осоловевшей публике, что является профессором, а не рабочим, как перед ним выступавший. Далее сообщил, что добился в жизни чего хотел: заведует кафедрой в университете, вполне счастлив и благополучен. И вот теперь поставил пред собой задачу сделать всех такими же счастливыми, как и сам. Это, по его словам, явилось единственной причиной, заставившей выставить свою кандидатуру в парламент (название тогда еще непривычное и создававшее впечатление, будто речь шла об Англии). Все это кандидат говорил с лекторским, академическим, неспешно искренним превосходством, поэтому, если бы аудитория состояла сплошь из студентов, то для получения зачета в дальнейшем была просто обязана ему поверить. Правда, тогда еще никто не читал его книгу «Хождение во власть», написанную значительно позже, где в качестве основного и, вероятно, действительно правдивого мотива, толкнувшего профессора в депутаты, им была названа недорогая бутылка коньяка, на которую сам, мол, поспорил со случайно встреченным в университетском коридоре партфункционером.

После своего информационного выступления этот кандидат поведал о личных, сокровенных мечтах, которые собирается непременно реализовать, сделав безмерно счастливыми тех, кто его изберет.

Нужно отметить: такая непринужденная, а главное, «непривычно» стандартная манера погрезить со сцены, безусловно, выделила этого «мечтателя» из довольно безликой массы остальных кандидатур. Фамилия его была Собчак.

Впоследствии я много раз видел его использующим полученный им депутатский мандат как право поговорить с любой трибуны. Однако это, самое первое слышанное мною выступление запомнилось больше всех, возможно, просительностью интонаций и еще полным отсутствием презрения к слушателям.

На встречу в гостиницу «Ленинград» Собчак приехал как-то под вечер в шапке из меха то ли беспородной рыжей собаки, то ли подкрашенного волка, вкупе со старомодным драповым пальто с накладным карманом и женой.