Крестный отец «питерских» - Страница 11

Прибыв в Ленинград после съезда, Собчак, возбужденный участием в этом историческом событии, не удержался и прямо в аэропорту, где я его встречал, с ходу поинтересовался моим мнением об основных ошибках партии. «Патрон» свой вопрос задал с гримасой экзаменатора начальных классов, когда знания ученика ничтожны по сравнению с учителем. Пришлось уже по дороге в машине повести длинный разговор о целях, принципах и задачах создания таких идеологических надстроек, какой является однопартийная модель. Ибо, не представляя себе цели партийного строительства, невозможно вообще судить о ее ошибках, иначе само понятие ошибки становится продуктом лишь субъективного мышления оценивающего. Это так же верно, как, скажем, не зная, для чего построен завод, глупо судить о недостатках производимых изделий по дыму и гари из заводской трубы.

В довольно продолжительном разговоре я обнаружил, что делегат прошедшего съезда часто ошибается даже в хорошо известном. Это говорило о слабой подготовке Собчака вести разговор на эту тему. Мы с большим трудом пришли к выводу, что основной смысл существования партии и ее бесспорная заслуга заключается в способности и умении сосредотачивать всю силу и мощь государства на главном направлении нужного удара, невзирая на любые трудности и пересечения каких угодно интересов, а также противоречий межотраслевого, национального, территориального и иного порядка.

На мой взгляд, недооценка немцами этого фактора явилась одной из главных причин поражения Германии в минувшей войне. К примеру, оперативно разгромив промышленные центры Европейской части СССР, враги не могли даже предположить, что после выброски с железнодорожных платформ прямо в заснеженное поле под Челябинском спасенных от бомбежки в Ленинграде остатков демонтированного оборудования, уже буквально через месяц этот новый завод без крыши даст фронту первые танки. Об этом мне поведал легендарный еврей Зальцман, руководивший эвакуацией Кировского завода и возглавивший его возрождение в заснеженном Приуралье. После войны он угодил в зубья трансмиссии сталинских репрессий. Был исключен отовсюду и разжалован из генерал-полковников. Потом доведен до уровня лагерной канализации, но все равно остался убежденным в могучей организационной силе партии, без которой не могло быть победы. Я думаю, ему можно верить.

Впоследствии, с годами, цели и смысл, ради которых партия появилась на свет, сильно потускнели и облупились, как и осыпались когда-то неприступные идеологические брустверы несокрушимого единства. Партия со временем расслоилась, как бекон, и превратилась в государственную службу для тысяч функционеров, которые, словно в армии, отслужив положенный срок, возвращались в штатскую жизнь, но на командные посты. При этом имея довольно слабую подготовку, зато хорошую «общепартийную», стандартизированную калибровку. Занимая эти посты, они подбирали себе в заместители только тех, кто не мог конкуририровать с ними, уступая во всех показателях личности. Те же, со временем сами становясь начальниками, также подбирали себе замов по такому же принципу. Именно таким образом неуклонно ползла общая деградация. Кто же высовывался над этим ровным рядом, не скрывая свой творческий рост, превосходство и профессиональные достоинства, того безжалостно укорачивали, как правило, за счет их шеи. Я сам, пройдя через эту партийную систему отбора и подготовки кадров, лишь за противление калибровке враз угодил в тюрьму. Такое усреднение и укорачивание с годами свело почти к нулю показатель интеллекта и профессиональной годности всего руководящего эшелона страны.

В этом мне видится основная ошибка партии. Все остальное ее производные и метастазы уже экономического порядка.

— Это понятно, — перебил Собчак, — сейчас многие, указывая на ошибки партии, в основном кивают на могильники тридцатых годов и призывают к разгрому аппарата НКВД-КГБ, проводившего тогда эти репрессии, хотя и так ясно: целью партии уничтожение людей не являлось. Это стало скорее косвенным продуктом достижения самой цели. Для того чтобы заставить перманентно и оперативно совершенствоваться саму систему, необходимо было публично уничтожать вредящих этому процессу субъектов. Бесспорно, жаль безвинно пострадавших, но обвинять в неправильности избранного направления НКВД-КГБ абсурдно, так как эта организация, по сути обыкновенная государственная конструкция, и нелепость нападок на нее очевидна. Это как колотить палкой по капоту машины за то, что она, управляемая шофером, сползла в кювет.

Я с интересом покосился на «патрона». Нет, вроде не шутит и не «прокачивает» меня на реакцию. Для самообраза декларированного им пламенного «демократа» высказанная мысль, мягко говоря, была странноватой и резко не гармонировала с его публичной политической окраской. Поэтому для памяти я ее почти дословно поместил в блокноте.

С трибуны Верховного Совета СССР он излагал совершенно противоположное.

С первого же дня народ ждал от новой власти обещанных свершений. Поэтому для начала, чтобы растянуть лимит доверия, нужны были захватывающие идеи, понятные своей реальностью и светом в конце уже сгущающегося в сумерках жизненного тоннеля. Того же, кто их озвучит, эти идеи сразу сделали бы надеждой и символом в глазах миллионов. Тем самым дав ему нечто вроде персональной беговой дорожки при общем старте, дабы уже никто не путался у него под ногами. Это сразу бы обеспечило прочное лидерство со всеми вытекающими преимуществами. То есть «бочка с бензином и почести» будут гарантированы, ежели судить по известному автопробегу под руководством бессмертного «товарища Бендера».

Последующему грандиозному обману народа предшествовал не менее ослепительный, порой искренний самообман тех, кто его готовил; разумеется, исключая организаторов этой широкомасштабной аферы.

Депутаты, демонстрируя сохранение предвыборной активности, занялись отловом этих самых идей ошеломляющей новизны. Ну, а за дела, воистину нужные городу немедленной отдачей, они не брались, ибо никто положительного результата достигать не умел. С мертвого петуха даже в целях саморекламы, как известно, много не нащипать. А посему все кинулись насиловать грандиозность будущего, но, похоже, очень далекого, в связи с быстрым отставанием предлагаемых идей от повседневно разрушающейся практики жизни. Поэтому вместо постановки реальных задач вскоре был озвучен лозунг о том, что все депутатские планы являются абсолютно недостижимой целью.

После одного из череды бестолковых дней я стоял в кабинете Собчака у окна, выходящего на красавицу площадь, где остывал от дневного солнца великолепный Исаакиевский собор, и перебирал на широком подоконнике требующие знакомства «патрона» бумаги. Собчак за моей спиной, не выказывая презрения к самому себе, но все же украдкой, загружал в кошелку для дома разные коробочки с заморским печеньем. Это были образцы, принесенные очередной хозяйкой «эпохальной» программы обеспечения города, только на сей раз кондитерскими изделиями.

Чтобы не подталкивать «патрона» к «задушевно-исповедальному» объяснению про любовь его жены к импортному печенью, пришлось вспомнить недавний собчаковский монолог в полемически-назидательном тоне о необходимости срочного пересмотра всех множественных и якобы противоречивых советских законов. Именно они, с его точки зрения, сделали наше государство неправовым.

Скрадывая неловкость сцены мелочной кражи Собчаком полюбившегося жене печенья, я показал в окно на памятник Николаю I, воздвигнутый посреди площади, и сказал, что в период правления этого монарха в России уже были предприняты попытки правового реформирования с целью укрепления власти и приспособления действующей системы управления страной к зарождавшимся новым буржуазным отношениям, сходным с рыночными в сегодняшнем толковании этого понятия. Что из этого получилось давно известно. Ошибки, которые были допущены, также очевидны. Может быть, есть резон воспользоваться уроками реформаторов прошлого, один из которых изображен на горельефе этого памятника, где запечатлено важнейшее событие из почти тридцатилетнего правления монарха — вручение ордена Андрея Первозванного (типа Героя Советского Союза) М. М. Сперанскому за реформаторство. Причем орден, как потом многажды повторяли разные жалкие плагиаторы, царь Николай I снял прямо с себя.