Крест-накрест (СИ) - Страница 3

Он готов был отдать все, что у него было, и достать то, чего никогда не имел, за единственный взгляд, за мимолетную ласку. За право находиться сейчас там, в узкой душевой, наполненной паром почти так же полно, как любовью.

И потом, когда он стал безмолвным и невольным свидетелем счастья этих двоих, их плавных движений навстречу друг другу, их жадного желания принадлежать, сплестись намертво, отдать себя без остатка, чувство собственной неполноценности, ненужности, накрыло с головой. Больней, чем в юности, когда, появившись в четырнадцать, метка на его левом запястье, едва заметная, бледная, пропала меньше, чем за неделю. Он остался «недом».

Недоукомплектованным. Неполноценным. Недолюбленным.

Он скрыл свою метку ото всех. Если бы кто-то узнал, его бы никогда не взяли в армию. Ведь «неды» гораздо слабее тех, кто рожден всю жизнь прожить с чистым запястьем. И он рвался изо всех сил, чтобы доказать самому себе, что это – чушь. Он сможет и так, один.

Поначалу он еще задумывался, что стало с тем, кто был ему предназначен? Умер? Впал в кому? Почему связь, едва проявившись, тут же оборвалась?

А потом запретил себе предаваться пустым сожалениям. «Будь мужиком», - раздавался в голове голос отца, кадрового вояки, сложившего свою голову в одной из многочисленных заварушек по всему свету.

И он был.

Но теперь его потуги жить оказались несмешным фарсом. Потому что еще никогда он не чувствовал такого жаркого биения крови, жажды, желания: жить, принадлежать, быть.

Быть – особенно.

Проснувшись, Брок долго не мог прийти в себя, а потом аккуратно разрезал бинты на левом запястье и обвел кончиками пальцев две толстые красные линии, идущие крест-накрест, будто отрицая саму мысль – он не один.

- Не было ни цента, да вдруг доллар, - проворчал Брок, прикрывая глаза. – Третий не лишний – третий запасной.

Жизнь оказалась сукой не только у Барнса. Самого Брока она тоже, по-видимому, не жаловала. Отогнав мысль о том, что лучше бы он сдох там, под завалами, чем оказался пятой ногой у собаки, он, кряхтя, выкрутил подачу капельницы с легким снотворным на максимум и решил делать то, что выходило у него лучше всего: забить. На все. В его возрасте уже поздно переживать из-за того, что жизнь в который раз летит под откос.

Подумав, что теперь хотя бы понятно, отчего его всегда так цеплял отмороженный Зимний, которого даже кураторы не считали человеком, он заснул.

***

Они были здесь, оба.

Брок понял это еще до того, как одурманенный снотворным организм дал ему почувствовать прохладу чужих пальцев на изуродованном запястье и металл ладони под затылком.

- Это он, - послышался голос Капитана… Стива. – Ты знал, да?

- Что я мог знать? – недовольно спросил Барнс. – Я имени своего не помню.

- Ты спас его.

- Мы спасли.

- Баки.

- Стив, - Барнс… Баки запнулся на мгновение, будто подбирая слова, - если ты…

- Никаких «если», Баки. Какие могут быть «если»? Можно подумать, тебя когда-то остановило мое слабое здоровье и занудство.

- Да тебя и мое прошлое не волнует.

- Наш? – спросил Стив.

- Наш, - уверенно ответил Баки. – Найди эту свою дамочку, пусть разбудит командира. Ну, то есть…

- Ты не знаешь, как его зовут? – с подозрением спросил Стив.

- Фамилию и номер. И звание. И результат точности стрельбы. И количество…

- Я не сплю, так что прежде, чем вываливать на Кэпа всю мою подноготную, хорошо подумай… Баки.

Глаза отказывались открываться, остатки лица и плеч горели, как в аду, но Брока удовлетворило смущенное сопение с двух сторон и осторожное прикосновение губ к запястью.

Остальные мелочи вроде тридцати процентов подлежащей восстановлению шкуры были несущественными мелочами.

Он был «их».

Остальное было неважно.

***

Брок знал, что будет непросто. Кэп по службе был человеком замкнутым, суровым и требовательным. Никто, кроме Романовой, которой вообще было пофиг, кто что про нее думает, не решался задевать его в личном плане. Как и никто никогда ничего не знал о нем, как о гражданском.

Поговаривали, что он любит мотоциклы и ретро музыку, забавно путается в современных отсылках к поп-культуре и старомодно обходителен с дамами. Но и все. Никаких грязных историй за кружкой пива, никаких сплетен и даже слухов. Чист, как слеза.

Роллинз под градусом как-то ляпнул, что, может, мол, у Кэпа отморожено чего, но его шутку не поддержали: Роджерса любили, несмотря на все странности.

О Барнсе Брок знал и того меньше: Агент не в счет. За двадцать лет Брок видел его в деле не менее дюжины раз, но на службе эта помесь биоробота и терминатора была еще менее общительна, чем Кэп. Брок знал, что Агент любит апельсиновый сок и кофе, которые ему противопоказаны, и даже иногда позволял ему нарушать регламент.

А еще что тот не любит холодную воду в душе и когда кто-то стоит за спиной: за это можно было поплатиться переломом позвоночника.

Все эти знания никак не помогали. Наверное, именно поэтому обычно Связь устанавливалась в юности, когда жизненный опыт и нажитые комплексы не могли помешать узнавать друг друга.

Кэп и Барнс… ну, или как Брок пытался себя убедить – Стив и Баки – приходили к нему каждый день. О сложившейся ситуации они не говорили: в палате было полно камер, а отношения в паре… в тройке, как в их случае (одном на несколько сотен тысяч) издавна считались очень личными. Их не принято было обсуждать прилюдно, да и вообще при свидетелях.

Эти свидания были тягостными для всех: Барнс все время сбивался на «командира» и никак не мог назвать Брока по имени. Роджерс то и дело перескакивал с покровительственного тона на официальный и не знал, куда деть руки. Тер синяки на шее и выглядел настолько не в своей тарелке, что даже толстошкурому Броку было больно на него смотреть.

Единственная тема, на которую они могли говорить (в основном, Роджерс и Брок могли, Барнс был немногословен, отвечал на прямые вопросы, но сам заводил разговор только чтобы спросить о здоровье) касалась службы. Ну, и еще здоровья Брока. И то, и другое не радовали абсолютно: в ЩИТе продолжались допросы, но проект «Мстители» заморожен не был, в том числе и стараниями все на свете пропустившего Старка.

Романова, надо отдать ей должное, слила в сеть не все, папки, посвященные проекту «Зимний Солдат» остались нетронутыми, а потому Барнс проходил по «Делу о ГИДРЕ» как жертва многолетних опытов над военнопленными. Старк, взявший на себя все юридические вопросы, грозился отсудить какие-то просто неслыханные компенсации за нанесение морального и физического вреда.

Брок бы не поверил в эту затею, но поговаривали, что когда-то Роджерс с его подачи получил немаленькое жалование за все семьдесят лет заморозки, ренту по наградам и круглую сумму из фонда ЩИТа, основателем которого числился. Так что все могло быть.

Его, Брока, пока не трогали – доктор Чо слыла известной стервой и своих пациентов охраняла похлеще, чем национальный банк – вклады. Но рано или поздно до него должны были добраться и задать такие вопросы, ответы на которые не понравились бы даже Фьюри, привычному ко всему на свете. Но пока думать об этом не хотелось. Совсем.

Думалось о другом: каждую ночь Брок любовался Стивом и Баки. Тем, как они прикасаются к друг другу, занимаются любовью (или сексом на грани насилия, если вел Барнс), спят в обнимку, и от этих картин сердце болело уже не иносказательно, а самым что ни на есть банальным образом.

- Вы должны признать Связь, капитан Роджерс, - сказала как-то доктор Чо Стиву, думая, что Брок спит, накачанный снотворным по самые ноздри. Он и спал, что совершенно не мешало ему потом увидеть этот разговор во сне.

- Я не отрицаю ее, - нахмурившись, возразил Стив. – Вы же видите, доктор, что он слаб. Я не могу забрать его посреди курса реабилитации и… - он чуть порозовел, но продолжил: - сделать все необходимое. Я стараюсь проводить здесь все свободное время, и Баки тоже.

- Этого недостаточно, - отрубила Чо. – У вас треугольник. Очень, очень редкий вид Связи. И пренебрежение одним из участников приведет к энергетическому перекосу. Вы можете не верить в обмен энергиями, но…