Крест и полумесяц (СИ) - Страница 1

Позвольте представиться. Каримов Ринат Альбертович, собственной персоной. Не толст, не худ, обычен словом. Почти сорок четыре полных года, пролетевших едва ли не одним мгновением. По профессии дорос до главного инженера в Казанском научном центре Российской Академии наук. По мере сил и возможностей помогал родным, друзьям и знакомым, за что пользовался уважением. Семьей был не обижен. С супругой жили душа в душу, любили детей и они отвечали взаимностью. Только все рухнуло в один момент, словно ничего этого прежде и не было. Казавшаяся обычной простудой, болезнь сожрала за несколько суток.

Лежа в медицинской палате и слушая мерное шипение аппарата ИВЛ, я вспоминал прошлое. В моей памяти гуляли десятки разных воспоминаний, близких моему сердцу. Подобно легчайшему пуху они спрессовывались в единый концентрат, ставший последним итогом моей жизни. Вспоминал нежное прикосновение материнских рук, грубоватый голос отца, терпкий аромат волос супруги и смешные кривляние детей, расплывавшиеся и становившиеся едва осязаемыми. Всплывали хаотичные образы старого деревенского дома у высокой сосны, рыбацких снастей, приборной панели какого-то автомобиля.

Третий и самый сильный приступ случился поздней ночью. Один за другим отказывали органы. Мелькали белые халаты врачей в реанимационной, коловших ему лекарства. Поздно. Смерть не обмануть, билась в голове мысль. Все имеет свое начало и свой конец.

Но вселенский порядок дал сбой и я получил еще один шанс прожить жизнь в новом теле и новом времени. Зачем? Почему? Кто стал дарителем? Сейчас эти вопросы совсем не имели никакого значения. Главное, я вновь мог дышать полной грудь, ходить на своих ногах. Правда, было одно «НО». Я стал тем, кем на южной окраине России долгое время пугали детей; кто пытался полумесяцем и саблей строить рай на земле. Здесь я имам Шамиль по прозванию «Бич Божий». И теперь только от меня зависит, по какому путидальше пойдут объединенный моей волей горцы и наступавшая на Кавказ Россия.

Доходный дом мадам Бурановой, что располагался на центральной улице города Тифлиса и был по карману лишь весьма и весьма состоятельным господам, в последнее время не принимал гостей. Ведь каждому, и уважаемому купцу первой гильдии исамому последнему босяку в городе, было хорошо известно, какая персона снимала здесь апартаменты.

Если же вы, по дурости своей или по какой другой причине еще не слышали о сем, то любой горожанин с превеликим удовольствием расскажет о господине инженере Каримове. После этой фразы говоривший с придыханием обязательно добавлял, что сия особа приближена к самому императору, дай Господь ему долгих лет жизни. Угостив рассказчика кружкой другой пива можно было даже посмотреть на некоторые диковинные изобретения сего господина. Конечно, зависело все от толщины вашего кошелька. К примеру за такую не превеликую сумму, как пятачок, вас по городу водить особо не станут. Покажут только дом портного Исака, который теперь обшивает самых первых людей Тифлиса. Скажут, мол, именно здесь лежит починенная инженером чудодейственная портняжная машинка, что цельные платья одним моментом шьет.

А вот за полтину или рубль вас по всему городу с извозчиком прокатят. С ветерком и кружечкой холодного пива с раками. Пока изволите закусывать вам все обстоятельно расскажут и покажут. В одном месте про дивные летающие шары поведают, что китайскими фонариками прозываются и в воздухе маленькими звездочками сверкают. Чудное зрелище, особенно в ночную темень, сказывают. От многих болезней даже помогает. Говорят, когда господин инженер запускал китайские фонарики, в Тифлисе аж шесть рожениц благополучно разрешились от бремени, трое хромых излечились от хромоты, а один слепой от рождений обрел зрение. Можно, конечно, рукой махнуть, но люди просто так говорить не будут. В другом месте у высоченной деревянной вышки извозчика остановят. Расскажут вам, что сия вавилонская башня причальной мачтой прозывается и служит для приема воздушных шаров. Рассказчик при этом непременно будет надувать щеки, пучить глаза, описывая диковинный воздушный корабль. Мол, пошло на него чуть ли не тысяча локтей шелковой ткани. На паруса некоторых кораблей меньше уходит. Поднимался воздушный шар высоко-высоко в небо, прямо под самые облака, где господь Бог и ангелы восседают. Сказывают, что после полета господина инженера сам архимандрит к себе на разговор приглашал. Вестимо, про ангелом спрашивал.

С той поры поблизости от доходного дома мадам Бурановой завсегда городовой ходит. Важный, с усищами, днем и ночью зыркает на проходящих мимо. Дворнику каждый раз внушение делает, чтобы тот чище подметал. Не дай Господь, кто-нибудь из ребятишек свару какую-нибудь затеет под окнами доходного дома и потревожит покой господин инженера. Такой босяк тут же ножнами получал. Хорошо, когда по ляжкам получал. Не так больно было. Если же по шее или голове, то можно было и кровянку схлопотать. Рвение такое к своей службе, поговаривают, у городового не с проста возникло. Мол, господин инженер, ему обещал перед полицмейстером словечко замолвить. Вот тот теперь и старается. Только доподлинно об этом никто не скажет.

Сегодня же городовой, стоя у доходного дома, был сам не свой. Дерганный какой-то, бледный. Ногами шоркает туда-сюда, рукоять сабли лапает. В растерянности, значит.

— Исчо что ли? — удивленно пробормотал он, когда из-за угла вывернул половой Сенька из соседнего трактира с увесистой корзинкой. — Опять, чорт рябой, горькую несешь господину инженеру? — тот кивнул и проскользнул мимо него в дверь.

Со вчерашнего вечера это была уже третья корзина со снедью и водкой. Запил видно, господин инженер. Совсем худо, сердечному. Столько водки не каждый грузчик осилит. А те рожи такие, что ведрами лакать горькую могут. Им, вообще, ни в одном глазу не будет. Господин инженер же господский человек. По нему сразу видно, что барин. Разве такому столько выпить, сколько Сенька, гад, носит?

Видимо, эти мысли городового были таинственным образом услышаны. Вдруг раздался звон разбитого стекла и из окна второго этажа вылетела бутылка зеленого стекла. За нею полетел и стакан с пузатым графином.

— Допился, сердешный, — размашисто перекрестился городовой, глядя в разбитое окно. — Как бы чего не случилось… Надо поглядеть, хоть одним глазком. Ведь такой большой человек. К самому его императорскому величеству вхож…

Он решительно распахнул дверь и вошел внутрь. Там на первом этаже его встретила хозяйка мадам Буранова, жгучая брюнетка, весьма и весьма внушительных статей, на которые, честно сказать, городовой не раз и не два заглядывался. Вот и сейчас, крякнув в свои усищи, он приосанился и с прищуром осмотрел хозяйку доходного дома.

— Как хорошо, что вы пришли, — запричитала она тут же. — Вы, Евстахий Аполинариевич, уже посмотрите, что там. Цельную ночь пьет. То посуду бьет, то молчит, то вдруг чудные песни петь начинает. Как затянет песню про какого-то черного ворона, аж на душе тошно становиться. Посмотрите уж…

Поправив ножны с саблей, городовой начал подниматься на второй этаж. Не особо, правда, идти хотелось. Кошки на душе скребли, как не хотелось. Но сзади, держась за его рукав, шла и сама мадам Буранова. Поэтому приходилось соответствовать роли бесстрашного рыцаря, роль которого он с удовольствием на себя примерил.

Уже в коридоре до него стали доноситься слова весьма необычной песни, которую он никогда ранее не слышал.

-…Черный ворон, что ты вьёшся,

Над моею головой!

Ты добычи не дождешься,

Черный ворон, я — не твой… — красиво выводил грудной мужской голос, в котором слышалась дичайшая тоска по чему-то далекому.

— Что ты когти, да распускаешь?

Что ты песнь свою поешь?

Коль добычу себе чаешь,

За то весточку снесешь…