Крест и клинок - Страница 6

Бочар не обратил на него внимания, и его братья по вере в трюме начали плач, заглушивший все, кроме время от времени доносившегося издалека грохота орудийного огня, который становился все слабее и реже, пока вовсе не стих.

— Видать, мы оторвались, — проворчал Дентон, переместившийся на свое любимое место под щелью в обшивке, откуда можно было видеть небо. — Или нас потеряли в сумерках. Скоро совсем стемнеет.

Разочарованные узники расположились ко сну, с пустыми желудками, потому что впервые за все плавание никто не появился в люке с вечерней кормежкой.

— Давайте помолимся Господу, чтобы наши женщины и дети были благополучны, — сказал бочар, и Гектор, который, естественно, молча задавался вопросом, что могло случиться с Элизабет на втором корабле, стал тихо молиться за то, чтобы сестра уцелела, а потом попытался уснуть, свернувшись у переборки.

Он чувствовал себя совершенно беспомощным, а корабль Хакима-морехода шел к неведомой цели.

К полудню следующего дня узников так и не накормили, и они тщетно ждали ставшей уже привычной пищи — хлеба и маслин, когда вновь раздался оглушительный грохот орудийного огня. Однако на сей раз палила не одна пушка. Стреляла целая батарея, и очень близко. Орудия корабля тут же ответили, и над головами узников загремело. Внезапная лавина звуков довела старого безумца почти до бешенства. Он вскочил с места, где спал, и начал прыгать и выкрикивать какую-то бессмыслицу. Он выл и ревел, и ничто не могло его остановить. Снова раздался ужасающий гром пушек и ответный залп корабельных орудий. Странный запах проник в трюм — едко запахло порохом.

Вдруг крышка люка откинулась, и не один, а пятеро матросов сбежали вниз по трапу. Но не еду они принесли — они стали кричать и возбужденно жестикулировать, выгоняя узников наверх, на палубу. Ошеломленные и ничего не понимающие люди потащились по трапу. Тех, кто продолжал лежать или сидеть, поднимали на ноги и подталкивали. Гектор карабкался по ступеням вслед за грязными голыми ногами кого-то из деревенских; когда юноша выбрался на палубу, глазам его открылась картина, которую он запомнил навсегда.

Менее чем в сотне ярдов от корабельного борта на низком и скалистом островке возвышалась грозного вида крепость, сооруженная из огромных каменных блоков. Стены крепости представляли собой череду наклонных плоскостей, устроенных так, чтобы они отражали пушечные ядра. Парапет ее щетинился пушками, а из медного свода, что служил к тому же маяком, торчал высокий флагшток, на котором развевался огромный алый флаг. В середине этого флага имелось изображение руки, черной на красном фоне, держащей широколезвый меч, похожий на те, которыми были вооружены моряки на борту корабля Хакима-морехода. Гектор увидел, как белый дым извергся из жерла крепостного орудия, и мгновение спустя услышал грохот. Он вздрогнул, ожидая, что пушечное ядро пронзит остов судна. Но ничего не произошло. Тут он понял, что крепость выстрелом приветствует приближающийся корабль, а люди Хакима-морехода в ответ палят из своей пушки и радостно вопят.

Но что воистину изумило Гектора, так это город на берегу позади крепости. Ослепительно белый под полуденным солнцем, он поднимался вверх по склону крутой горы рядами тесно стоящих домов, образуя плотную треугольную массу. Плоские крыши домов были увенчаны балконными парапетами, а стены пронзены рядами маленьких арочных окон. Там и тут являлись бирюзовые или позолоченные купола и шпили высоких башен, а на самом верху этого треугольника, на вершине горы, виднелась группа построек, расположенных в виде спирали, и Гектор решил, что это цитадель. Слева, за пределами городской стены, возвышаясь на фоне неба, стоял еще один массивный замок, башенки которого были украшены и флагами. Парки и плодовые сады, разбитые по обеим сторонам на горных склонах, пышной зеленью обрамляли эту головокружительную картину. То был оплот пиратов.

Приветственные крики заставили взгляд вернуться назад, в гавань. Со стороны крепости, обращенной к морю, якорную стоянку защищал мол, воздвигнутый вдоль гребня рифа и тоже увенчанный парапетной стенкой с бойницами и платформами для орудий. На молу толпились горожане, вышедшие приветствовать корабль. Они кричали и махали руками, а небольшая группа музыкантов — три барабанщика и человек с инструментом, похожим на флейту, — исполняли какую-то дикую, пронзительную мелодию. Те зеваки, что стояли ближе к музыкантам, хлопали в лад, а некоторые из них кружились и приплясывали.

Кто-то из команды подтолкнул юношу, поставив в ряд, и теперь он стоял бок о бок с другими пленниками у поручня, лицом к толпе. Гектор понял, что он, как и все остальные, выставлен напоказ. Добыча удачливого пирата.

Еще несколько минут — и корабль обогнул дальний конец мола и впереди открылась якорная стоянка. Посреди рейда стояли на якоре четыре парусных судна, похожих на те, которыми командовал Хаким-мореход. Гектору бросилась в глаза дюжина кораблей в глубине гавани: их носы были привязаны к самому молу. Хотя ему никто ничего не сказал, он сам понял, что это такое. Низкие, глянцевитые, хищные, они напомнили юноше борзых, с которыми его отец со своими друзьями охотился в полях на зайцев. Он уже был готов спросить у Дентона, правильно ли он понял, что это — пиратские галеры, когда деревенский, стоявший рядом с ним, проговорил страдальчески:

— А где же второй корабль? Тот, что с нашими женщинами и детьми?

Потрясенный Гектор огляделся. И нигде не увидел судна, которое их сопровождало. Оно исчезло.

В своей резиденции Сэмюел Мартин, английский консул в Алжире, услышал пушечную пальбу и подошел к окну. Имея немалый опыт, консул сразу понял причину всей этой суеты. Прищурившись, он глянул вниз, на гавань и, узнав корабль Хакима-морехода, вздохнул. Прибытие корсара означало, что у него появилась работа, но совсем не та работа, которая доставляла ему удовольствие. Мартин по своим склонностям и предпочтениям был торговцем. Куда с большим удовольствием он наблюдал из своего окна, как прибывают и отчаливают торговые суда, груженные честным товаром, на котором он надеялся зарабатывать себе на жизнь, когда первый раз приехал в Алжир десять лет назад. Но все вышло не так. Законная торговля между Англией и Алжиром расширялась, но алжирцы предпочитали зарабатывать деньги, захватывая людей ради выкупа или продажей награбленного, часто продавая товары обратно их изначальным владельцам. Вот почему население так радостно встречало в гавани Хакима-морехода и его головорезов.

Консул Мартин, маленький и деятельный человечек, часто задавался вопросом, имеет ли правительство в Лондоне какое-либо, хотя бы самое приблизительное представление о сложностях, которые возникают у представителя Англии в регентстве Берберия. Во-первых, он никогда в точности не знал, с кем придется иметь дело. Официально городом правил паша, назначенный турецким султаном в Истанбуле. Но Высокая Порта была слишком далеко, и на самом деле оказалось, что паша здесь не более чем номинальный правитель. Действительная власть, очевидно, принадлежала дею и его кабинету советников — дивану. Но и это было не так. Дей избирался янычарами, городской военной элитой турецкого происхождения. Янычары — здесь их именовали оджаками — были потомственными военными, но не подлежало сомнению, что у них, как правило, имелось и второе занятие — обычно они были купцами или владельцами разного рода недвижимости. И, конечно же, в политические интриги они вкладывали больше сил, чем в военную службу. Они слишком легко назначали и свергали своих деев, а убийство было их излюбленным способом избавления от правящего чиновника. За то время, что Мартин служил здесь консулом, были убиты три дея — двое отравлены и один удавлен. Консул знал, что диван обращает на него внимание, когда он дивану нужен, но лелеял надежду, что когда-нибудь сможет оказать влияние на нынешнего дея, пожилого оджака, к примеру, через его любимую жену, о которой говорили, что она англичанка. Это была рабыня, которая увлекла воображение старика и родила ему двоих детей. К несчастью, Мартин еще не был знаком с этой леди, но, по слухам, она отличалась такой же алчностью и продажностью, как и все во дворце.