Крест и клинок - Страница 12
Гектор отпрянул от стены и, повернувшись, увидел, что напавший на него, изогнувшись назад всем своим мощным телом, хватается за горло, а за спиной неудачливого насильника находится некто третий. И тот, набросив на шею насильника кожаный ремень, использует эту удавку, как гарроту.
— Бастанца! Бестиа! [6]— добавил этот человек, затягивая петлю сильнее, так что ремень уже врезался насильнику в дыхательное горло.
Дрожа от потрясения, Гектор натянул штаны и, спотыкаясь, вышел из закутка, не забыв подхватить с пола одеяло.
Он вслепую пробирался между рядами коек, и ему удалось найти выход наружу, на галерею. Там он прислонился к перилам, ловя воздух ртом. Он чувствовал себя оскверненным и был напуган. Вскоре он почувствовал, как кто-то вышел из спальни и встал рядом с ним.
— С тобой все в порядке?
То был голос его спасителя, и вопрос задан на английском! Гектор поднял голову и взглянул в лицо того, кто только что его спас. Мужчина был примерно равного с ним возраста, но не походил ни на одного человека, которого он видел за свою жизнь. Глаза у него были такого темного коричневого цвета, что казались почти черными, а длинные блестящие черные волосы, свисая до плеч, обрамляли узкое скуластое лицо с выдающимся носом. Но больше всего поразил Гектора цвет кожи, темной, как торф.
— Мало умбре — плохой человек, этот вот, — пояснил спаситель. — Держитесь от него подальше. Он капорали друг аги, начальника этой крепости.
— Спасибо, вы спасли меня, — сказал Гектор, все еще не придя в себя.
Темнокожий пожал плечами.
— Он посмеялся надо мной на прошлой неделе. Взял деньги для джилеффо, а ничего не сделал. Теперь у него будет болеть горло, и он меня хорошо запомнит.
— Простите, но я не понимаю.
— Джилеффо — то, что ты платишь, когда хочешь иметь выходной день. Тогда капорал договаривается со скривано, чтобы твое имя не прозвучало на утренней перекличке.
Заметив, что Гектор еще не пришел в себя и все равно не понимает, спаситель оставил объяснения.
— Меня зовут Дан, — сказал он, протянув руку.
Они обменялись рукопожатием. Гектор заметил, что его спаситель говорит с акцентом, немного напоминающим манеру, с какой изъяснялся девонский моряк Дентон.
— Я — Гектор, Гектор Линч, — представился он. — Я из Ирландии.
— Я знавал нескольких ирландцев, когда был еще совсем маленьким. У них я учился говорить по-английски, — сказал Дан. — Они убежали от своих хозяев и прибились к нам. Мы приютили этих бедняг. А теперь я на себе испытал, что значит быть рабом. Они рассказали, что их изгнали из домов и продали в рабство в наказание за то, что они устроили войну в своей стране.
Гектор не сразу понял, что Дан говорит об ирландцах, захваченных Кромвелем. Потом вспомнил рассказы отца о том, что тысячи ирландцев были посажены на корабли, идущие в Вест-Индию, и проданы в рабство на плантации. Должно быть, кое-кто из них бежал от своих хозяев.
— Вы родом с Карибских островов? — спросил он.
— Из Мэна, с побережья Мискито, — ответил Дан. — Мой народ — мискито, и мы не любим испанцев, которые хотят забрать наши земли. Мой отец, который у нас важный человек, послал меня с поручением к королю Англии. Я должен был просить, чтобы мискито стали его подданными, а за это король снабдил бы нас ружьями, чтобы мы могли сражаться с испанцами. Мне не повезло — меня схватили испанцы еще до того, как я покинул Мэн, и посадили на корабль, идущий в Испанию, чтобы показывать как диковинку. Но их корабль захватили корсары, и я в конце концов оказался здесь.
— Когда это случилось?
— Я тут уже шесть месяцев, и вам повезло, что сегодня я не работаю. Я заплатил другой джилеффо более честному капоралу, и он все устроил. Разрешите, я понесу ваше одеяло. Вам нужно хорошее место, чтобы хранить свои вещи.
Дан повел Гектора по галерее, пояснив по дороге, что баньо управляется начальником турком, надзирателем-пашой. Под его началом ходят паши-помощники, а ниже их — капоралы.
— С большей частью капоралов можно договориться за небольшую плату, — сообщил Дан. — Не то что с этим Эмилио, от которого вам досталось. Он не пропускает ни одного молодого человека, угрожает расправой по ложным обвинениям, коль тот не согласится стать его любовником. У него с агой ди бастон — это турок-палач — одинаковые вкусы, оба любят мужчин, а в баньо женщин и нет, только мужчины.
— Но ведь Эмилио — не турецкое имя, — заметил Гектор.
— Капоралы — не турки. Они из других стран. Эмилио родом откуда-то из Италии, но есть еще капоралы из Франции, из Испании, да отовсюду. Это ренегадос, которые надели тюрбан, и теперь жизнь у них стала полегче. Этих ренегадосмного, и они повсюду. Один даже стал пашой-надзирателем в другом баньо. Такие люди, как Эмилио, никогда не вернутся к себе на родину. Им и здесь неплохо.
По галерее они дошли до другой спальни. Она была устроена почти так же — ярусы тесно стоящих коек.
— Все койки уже заняты, — объяснил Дан, — но здесь хватит места повесить плетенку в проходе рядом с моей койкой. Завтра я добуду веревок, толстых и тонких. Мы, мискито, спим в плетенках, когда уходим в лес на охоту, так что мне ее сделать нетрудно. Пока берите мой матрац и спите на полу. А с нашим капоралом я обо всем договорюсь.
— Не знаю, как благодарить вас, — сказал Гектор. — Здесь все кажется таким странным и жестоким.
Дан пожал плечами.
— В моей стране нас учат: когда трудно, работай вместе со всеми и делись тем, что у тебя есть. Я бы предложил вам еды, но у меня ничего не осталось, а кормить в следующий раз будут только завтра.
Только тут Гектор вспомнил, что не ел весь день и очень голоден.
— Кормят в баньо не очень сытно, — добавил Дан. — Всего-то ломоть черного хлеба, да еще нередко заплесневелого. Нужно держаться поближе к вожаку. Ему выдают миску уксуса с парой капель оливкового масла. Когда будет перерыв на обед, обмакнете свой хлеб в эту миску.
— Вы тоже там будете?
— Нет, — сказал Дан. — Я живу в баньо только потому, что у моего хозяина не хватает помещений для рабов. Он платит каждую неделю надзирателю-паше, чтобы я мог жить здесь. А работаю я огородником. Я ухаживаю за огородом в загородной массерии хозяина, пропалываю сорняки, обрабатываю землю, собираю урожай и все такое. Я ухожу туда каждое утро после переклички. Вот там-то я и смогу добыть веревки для вашей плетенки — в садовом сарае.
— А где буду работать я?
Дан показал глазами на железное кольцо на лодыжке Гектора.
— Вы — раб, значит, пойдете туда, куда скажет скривано. Может быть, в каменоломню, а может быть, вниз, в гавань — разгружать суда. Узнаете утром.
— А все эти слова, которые вы употребляете — скривано, массерия и прочие, — я их не знаю, но они кажутся мне знакомыми. Что они значат?
— Это наш язык, язык баньо. Скривано — писец, массерия — поместье, — ответил Дан. — Вам надо выучить этот язык поскорее, иначе здесь не выживешь. На работах все приказы отдаются на этом языке — мы называем его лингва франка, наречие франков, хотя это странно, потому что в нем больше испанских слов, чем французских. Даже турки используют его, когда разговаривают с маврами, которые не понимают по-турецки. В баньо собрано столько разных людей и языков, и всем необходимо хоть как-то понимать друг друга.
— Моя мать родом из Испании, — сказал Гектор, — она научила нас, меня и мою сестру, говорить по-испански.
— Тогда вам повезло, — заметил Дан. — Некоторые пленники, похоже, никогда не смогут научиться говорить на лингва франка — к примеру, московиты из северных земель. Они всегда держатся особняком, и мне в два раза более их жаль, потому что у них никогда не будет возможности получить свободу. Из их страны никогда не присылают денег, чтобы заплатить за освобождение. Некоторые другие страны присылают священников с сундуками монет, чтобы выкупить своих соотечественников. Французы присылают, испанцы тоже. Но их священники часто ссорятся.