Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник) - Страница 4

– Бомбы!

Запахло порохом. Контрольные лампы на приборной доске Матвея погасли, значит, бомбы ушли. Люки закрылись, и в самолете снова стало тише, а мелкая дрожь на управлении пропала.

Теперь не отстать. Сейчас командир будет пикировать вдоль колонны, начнется штурмовка.

Самолет ведущего с левым разворотом пошел вниз. Прямо в прицеле – шоссе, на нем машины и машины. Это враги.

Наконечный открыл огонь. Выдерживая место в боевом порядке, идя рядом у крыла ведущего, Осипов повторял все действия своего майора. Командир открывал огонь, и Матвей тоже нажимал на гашетки своих пулеметов, в ответ на это четыре ШКАСа послушно рычали, выплевывая лавину раскаленного металла – сто двадцать пуль в секунду. Наблюдение за командирской машиной не позволяло Матвею все внимание сосредоточить на цели. Но он видел по трассам пуль, что огонь из их звена полностью перекрывал дорогу, где был враг.

Эскадрилья вернулась из своего первого боевого задания без потерь. Два самолета в звене Русанова имели пробоины от зенитного огня противника. Когда экипажи докладывали майору Наконечному о выполнении задания, об исправности авиационной техники, он, как именинников, каждого летчика и штурмана поздравил с первым успешным выполнением боевой задачи. После доклада последнего экипажа командир торжественно произнес:

– Сегодня вы с честью выдержали первое боевое испытание. Но не забывайте, что воевать – это значит непрерывно учиться.

Командир сделал небольшую паузу, еще раз окинул взором каждого и продолжал:

– В каждом удачном вылете и даже при неудачах, а на войне всякое бывает, надо всегда искать главное, что явилось условием успеха или привело к поражению. В этом будет залог нашей грядущей победы. Поздравляю всех с боевым крещением. Этот вылет будем считать исключением из правила, так как попадать нам от врага тоже будет. Но пусть не ослабнет наша воля и не устанут сердца ненавидеть врага. А теперь готовить самолеты к новому вылету. Бомбовая зарядка по шестьсот килограммов.

Командир и штурман ушли докладывать на командный пункт полка о результатах первого боевого вылета.

…После ухода командира Осипов взял Носова за руку:

– Саша, пойдем посмотрим, что там за пробоины, ведь это первые в наших аэропланах.

Пошли.

За первыми потянулись и другие экипажи.

У самолетов толпа: техники, штурманы и летчики, прилетевшие из боя и не участвовавшие в вылете. Людей влекло сюда не праздное любопытство. Пробоины на самолетах – это раны, хотя и бескровные, но первые раны полка.

Наконечный, уточнив обстановку, теперь поднимал в воздух другие эскадрильи.

Солнце стояло в зените.

Пятая эскадрилья ушла во второй полет, теперь уже девятью самолетами, в то время, когда взлетевшие после них еще не вернулись домой.

Как нельзя в одну реку войти дважды, так невозможно сделать и двух одинаковых полетов, тем более на войне.

Но ни Осипов, ни Носов, ни каждый в отдельности, ни вместе, как целый экипаж, не успели за краткостью времени между вылетами оценить и осмыслить увиденное и услышанное. Не успели и послушать себя внутренне, оценить себя как бы со стороны.

Осипова и Носова порадовали высокая оценка вылета командиром и поведение людей, но не удовлетворили.

И они, садясь снова в самолет, договорились, что вечером они честно расскажут друг другу все, что чувствовали и как реагировали.

Второй вылет и новое волнение, новые особенности, новое «я» и новое «мы».

Первый вылет был трудным. Он таил в себе много неизвестного. Но у него имелись и свои преимущества, потому что первого налета враги не всегда ждут, и поэтому у командира в резерве внезапность как главное условие успеха. А сейчас Русанов вел своих людей в уже растревоженный муравейник. Сейчас в том районе фашисты напуганы, у них есть от бомбардировок потери, и они будут со злостью защищаться и с земли, и с воздуха.

На самолете все было в порядке. И Русанов прислушивался к себе, к своему состоянию, к своему волнению. Старался справиться со своей возбужденностью, но, видимо, это было непросто – волнение не проходило. Он был верен своему принципу – зря не рисковать, и сейчас «девятка» низко неслась над перелесками и полями. Желто-зеленые пятна земли с паутиной дорог и дорожек, вспыхивая у горизонта в горячем мареве миража, быстро летели под самолет, вырастая до реальных размеров, и сразу исчезали под крылом. В его мысли вклинился голос штурмана эскадрильи:

– Командир, обойдем городок стороной, чтобы не пугать жителей.

– Добро…

Русанов начал разворот; из-под левого крыла земля ушла вниз, горизонт косо перечеркнул лобовое стекло фонаря и поплыл налево.

Разворот закончился, и земля опять полетела прямо под моторный капот.

Наконец показалась война. Он увидел пыль, пожары и большие полосы серого, черного и коричневого неба. Там люди убивали друг друга, но делали они это с разными целями: одни были на своей земле и защищались, а другие, ворвавшись в чужой дом, были истинными бандитами.

…Эскадрилья находилась над полем боя, но бомбить здесь было нельзя. Сражающиеся стороны тесно сошлись друг с другом, можно было ошибиться.

Эскадрилья легла в правый разворот, а земля каруселью пошла влево.

И сразу впереди появились грязно-серые хлопья зенитных разрывов, которые стремительно неслись навстречу группе.

Самолеты прошли огневую завесу, и Русанов увидел вражескую колонну, подходящую к линии фронта.

– Штурман, вывожу тебя прямо на войска. Смотри в прицел… Разворот закончил.

– Еще три градуса вправо!.. Так. Хорошо. Открыл люки… Еще градус вправо. Хорошо!.. Бомбы.

Комэск глубоко вздохнул, оторвал взгляд от приборов и теперь, плавно уводя эскадрилью от разрывов зенитных снарядов в сторону, стал быстро осматриваться кругом. Убедившись, что истребителей врага не видно, а все самолеты в группе на положенных им местах, он дважды качнул свой самолет вправо и посмотрел на левое звено. Звено приняло команду и стало переходить на правую сторону строя. Когда оно скрылось под самолетом Осипова, комэск начал крутой левый разворот, чтобы зайти на штурмовку той же колонны, которую только что бомбил. В этом он видел определенную целесообразность: во-первых, там сейчас есть потери и поэтому определенная паника, во-вторых, можно посмотреть, куда упали бомбы.

Быстро развернув свое звено на двести градусов, спросил:

– Николаич! Как там сзади?

– Истребителей нет, звенья в колонне.

– Добро! Сейчас пойдем в пикирование.

Но немцы уже приготовились к встрече. Между войсками врага и самолетами стояла в небе огневая завеса. И Русанову пришлось снова идти сквозь огонь.

Он попытался увидеть зенитки, но не нашел, откуда они вели огонь. Выругался по этому поводу вслух, а потом сказал штурману:

– Ныряем под разрывы!

– Давай, давай, сзади нормально!..

Начал разворот на цель и, отдав ручку от себя, увел свое звено вниз. А когда проскочил рубеж огня, понял, что бьют откуда-то сбоку.

Поймал в прицел стоящие близко одна к другой машины и, нажимая на гашетки пулеметов, спросил:

– Как там?

– Одно звено проскочило. Идет левее. Второе тоже. Еще левее.

– Добро. Выводим из атаки.

– Ах, мать их поперек дороги! Командир! Кого-то сбили из левого звена. Смотри слева.

Русанов оглянулся, и сердце его тревожно и судорожно сжалось. Су-2, объятый пламенем, вращаясь через крыло, пологой траекторией шел к земле.

– Смотри за воздухом. Может быть, истребители?

– Смотрю, но кругом чисто.

Комэск еще раз оглянулся назад, и в это время над лесом сначала поднялся столб огня, а потом черный траурный тюльпан дыма.

Никто не выпрыгнул.

В эскадрилье стало на один экипаж и самолет меньше.

Еще полторы минуты полета на малой высоте, когда, возможно, по тебе стреляют из пехотного оружия, и восемь самолетов вышли на свою территорию.