Кресение - Страница 12

Как только ты увидишь глаз, говорили мне, или хотя бы нечто похожее на источник света перед собой, вспомни, что твое сознание уже сделало предельно точный слепок этого, что перед тобой. Это и есть образ. А разум узнал его. Но теперь образ и его узнавание для тебя раздельны. И ты можешь нащупать в себе образ того, что созерцаешь.

Начинай его гудеть, гуди его своему любимому, потому что он прекрасен. Гуди, как гудит гордая любящая женщина имя своего возлюбленного. Просто гуди и гуди, стараясь зазвучать всем телом. Я попробовал это сделать.

Я помнил: настоящее имя – это не те знаки, что дают друг другу и вещам люди. Настоящее имя – это полное описание вещи, существа или явления. Полное – до последнего атома, но выполненное в веществе сознания. Чтобы его произнести, надо использовать все силы души и тела.

И значит, чем больше возможностей тела ты задействуешь, чтобы передать то, что воспринял, созерцая, тем ближе ты будешь к тому, чтобы назвать встреченного тобою незнакомца его настоящим именем… И возможно, он тебя услышит.

Я гудел и гудел, пытаясь сам стать этим образом камня, который я спрятал от узнавания моего разума. Я пытался как-то меняться, что-то делал с собой, и в какой-то миг осознал, что стараюсь быть им. Это как игры с птицами или собаками, когда стараешься смотреть, слушать и вообще вести себя, как они. И они начинают тебя принимать.

И действительно, между нами пошло какое-то странное общение. Я не могу его описать. Но в какой-то миг оно дошло до пика единения, а потом один из нас утомился. Наверное, я, но уверенно сказать не могу, потому что я просто почувствовал: достаточно. Будто кто-то произнес это во мне. Я это принял и в следующее мгновение получил дар – камень что-то поменял во мне. Думаю, в благодарность за то, что я его рассмотрел и был бережен.

А может, природа полна учителями, которые не могут найти учеников…

Но об этом я говорить не хочу. Это очень личное. Если вам так удобнее, можете считать, что этого нет совсем.

Но зато есть лично испытанное ощущение, что ты действительно сумел создать какой-то совсем иной образ того, что созерцал. Мне попался камень, его я и гудел. И в миг, когда мое гудение начало соответствовать его образу в моем сознании, оно словно бы начало входить в сам камень, оно стало как бы соответствовать его веществу или сознанию, если нечто подобное есть у камней… В точности так же можно спеть и имя цветка или дерева, так что оно отзовется во всем их естестве. Я всего лишь постарался описать те ощущения, что я испытал. Они очень субъективные и очень ненаучные.

Но даже если все они самовнушенные, они позволяют мне передать то состояние, в котором ведутся и прогуживание, и душевная беседа. Чтобы суметь извлечь из души того, кому ты помогаешь сделать кресение, его боль, нужно научиться видеть эту боль, а для этого надо вводить себя в состояние предельной открытости. А также надо уметь давать имена тому, что ты видишь перед собой. И это вовсе не имена на латыни или английском. Они даже не на русском.

Чтобы человек сам захотел сплясать пляску имени своей боли, достаточно промычать или прогудеть ту боль, которая его мучает. Если другой услышит, что из тебя рвется тот же стон, что и из него, он поймет, что ты его понимаешь. А это возможно только в душевной беседе.

Как обучиться душевной беседе? Надо научиться слышать, как звучат те камни, что лежат на душе человека. Пока звучат камни, душевной беседы нет. Она возможна лишь тогда, когда звучит сама душа.

А как понять, что звучит? Мы все это умеем, вещь совсем простая. Мы умеем и слышать и говорить, как душевно, так и используя камни. Достаточно прислушаться к собственной речи.

Если описывать это просто, то душа говорит лишь то, что раскрывается в словах. В силу этого, душевная речь как бы не видна. Человек просто говорит, и в этом, как кажется, нет никакой душевности. А вот остальная речь полна значений. И даже когда ты говоришь явно душевно, узнаваемо душевно, в действительности это уже не душевная речь, потому что это речь значимая – значимо душевная.

Ощущение присутствия значения за какими-то словами есть присутствие особого значения. Это и есть признак «камня».

Камни на душе – это большие, сложные и в каком-то смысле тяжелые образы. То есть именно то, что воплощается сквозь наши тела звучанием или движением. Они не могут не звучать особенно. Они не могут не выделяться среди обычной речи.

А что такое обычная речь? Это какой-то вид движения. А движение в нас рождается душой. Что значит, что любая речь душевна, даже привычно душевна. А вот тяжелые образы от нее отличаются, потому что душа тяготится ими и как-то избегает.

Это значит, что на слух речь состоит из потока обычного звучания с вкраплениями отдельных слов и предложений, которые произносятся особо, например, «душевно».

Что значит «душевно» в этом случае? Это значит, что часть речи произносится с каким-то дополнительным намерением. Например, оказать воздействие или убедить в чем-то, к примеру, что-то сделать или в своем душевном отношении к человеку.

Но действительная душевность предполагает, как мне кажется, признание за другой душой и другим человеком равных прав, а значит, таких же, как я хочу для себя. Например, право на полную свободу и независимость. Останется ли другая душа свободной, если я внесу в нее убеждение в чем-то? Хотя бы в том, что я душевен и ко мне надо относиться «душевно», то есть особо?

Мы все постоянно и очень внимательно наблюдаем за чужой и собственной речью. И даже требуем: следи за речью. И следи за тем, что говоришь.

Это разные вещи. Следить за тем, что говоришь, – это следить за содержанием высказываний, следить за тем, соблюдаешь ли ты правила общественного поведения, выказываешь ли должное уважение, а значит, помнишь ли ты об устройстве мира и общества. С точки зрения задач воплощения, это проверка того, обрел ли ты способность сохранять в своем сознании большие образы без потерь, независимо от того, что тебя отвлекает.

Или же следить за тем, что говоришь, означает требование не выбалтывать лишнее, а значит, здесь проявляется задача обучить сознание не терять договоры, то есть образы действия, которые ты избрал хранить.

В общем, во всем этом слежении за тем, что говорим, мы обучаем свое сознание использовать образы, и так углубляться.

А вот при требовании следить за речью мы учимся осознавать, как говоришь, то есть как звучишь. И так обучаемся самопознанию, а через него и очищению. Потому что то, что звучит не в соответствии с задачей, надо убрать из своей речи. Пока – всего лишь за определенные барьеры сдержанности. Но это еще один вид очищения. Очищение сдержанностью – очень частное очищение. Это очищение не себя, а чего-то в себе – речи, поведения, нравственности. Но это упражнение, и это часть школы очищения. Его нельзя отбрасывать без внимания. Его надо понять и охватить, как начальные шаги к действительному очищению.

Воротами к нему для человека сдержанного являются искренность и способность к самокату, как это называлось у Мазыков. Но рассказать в самокате и научиться ему нельзя, не осознав своей сдержанности. А значит, нельзя без обретения той искусности в созерцании себя и самоосозновании, которую дает простое требование следить за речью.

Поэтому всем желающим научиться очищению сознания необходимо начать слышать все слова в речи, которые звучат иначе, чем остальные. За любым особым звучанием – нечто: вещь или существо. Они добавляют к обычной речи дополнительные смыслы. Смыслы эти – самые разные, но их все можно назвать общим словом. Слово это – имя.

Любые особые звучания – это двойные слова, состоящие из слова и добавленного к нему имени того душевного камня, который произносит это слово вместе с тобой. Но имя – это большая подсказка!

Оставим в стороне всяческие странные игры с камнями, цветами и стихиями. Можете их даже попробовать, но они нужны только затем, чтобы взглянуть на такое привычное действие, как душевная беседа, с неожиданной стороны. В общем, это способ обмануть разум и проникнуть за те узнавания, что он накинул на привычные слова.