Кредит доверчивости - Страница 11
– Точнее, я ей не бабка, а прабабка, – начала свой рассказ Любовь Матвеевна. – Внук мой, Анин отец, когда сошелся с этой вот Саранкиной, про дочку-то совсем позабыл. Загулял, запил с молодухой-то. Ну его и лишили прав на Аннушку. А часть квартиры за ней закрепили, значит. Аню в детдом, соответственно… Мне ее не дали! Старая, сказали. В общем, некому было за Анюту заступиться. Но добрые люди нашлись. Из опеки из нашей Марина Валерьевна помогла, через прокуратуру и суд заставила квартиру поделить! Так как там раньше и было две двушки. Внук мой, Анин отец, их объединил, а теперь разъединили. Ане эту оставили как закрепленное жилье… А в восемнадцать лет она из детдома вернулась. Вселилась. Так вот жена внука моего, Саранкина эта, и стала Аню прогонять и выживать. Отдай, говорит, мне квартиру! И денег предлагала, и грозила! Потом вот в суд на нее заявила… А Аня-то не виновата, и не заливала она ее! Она ж сирота и так натерпелась от людей всякого зла! Пожалейте вы ее, гражданочка судья!
Бабка замолчала, вытирая платочком набежавшие слезы.
Лена все еще силилась понять архитектурную подоплеку этого дела.
– Гражданка Саранкина, объясните мне, каким образом Игнатова залила вашу квартиру водой, как вы утверждаете. Ведь вы живете на одном этаже. В одной, так сказать, плоскости….
– Ну уж и в одной! – взвизгнула молчавшая до сих пор истица. – Я, можно сказать, любила ее по-своему… А она неблагодарная тва…. То, что живем мы в одной квартире, еще не дает ей права мне имущество портить!
– Ой, мамочки родные! Портить! Какое имущество? – Бабка замахала руками. – У ней все имущество-то рухлядь, от внука моего ей перешедшая! Не слушайте вы ее, ваша честь, врет она все! Не было там никакого потопа, и воды никакой не было! Выдумки это все ее, чтоб квартиру отобрать у падчерицы!
Лена озабоченно разбирала документы – целую кипу оценок, счетов, квитанций.
Наконец она выудила подколотые к исковому заявлению акты.
– Поясните, истец, кто составил этот и еще два акта о заливе вашей квартиры. – Лена пыталась разобрать фамилию и подписи.
Только сейчас она обратила внимание, что акты, составленные с разницей в несколько недель, написаны как под копирку, да еще и одним почерком.
– Представители жилконторы. То есть дирекции единого заказчика нашего муниципалитета, – проскрипела Саранкина.
– Ох, ты! – всплеснула руками старушка Игнатова. – Так ты ж и есть твоя жилконтора! Знаем мы твою дирекцию! Ваша честь, этот ее заказчик, инженер главный, Кондратьев Женька! Полюбовник ейный! Тьфу!
– Вы подтверждаете, что все три акта составил Кондратьев? – продолжила Лена атаку на истицу.
– Ну и составил! А что ж? Это его обязанность – следить за порядком на вверенной территории и помогать жильцам!
– А кто их писал? Я спрашиваю, кто? Исковое заявление распечатано на принтере, а вот это приложение с описанием стоимости имущества писали вы, истец?
Саранкина с вызовом вздернула подбородок.
– Да, писала! Потому что имущество денег стоит!
– Тогда объясните мне, почему приложение и акты написаны одним почерком. Кто писал акты? – Лена развернула бумаги лицевой стороной к Саранкиной.
Та вдруг заерзала и пошла на попятную.
– Не помню я, кто их там писал…
– Понятно. – Лена положила документы. Сомнений у нее не осталось.
Но есть правила, которые надо соблюдать, даже если ты поймал мошенника с поличным.
– Анна! Ответчик Игнатова! Вы подтверждаете слова свидетеля – вашей прабабушки? – Кузнецова подалась вперед, словно пытаясь помочь этой затравленной девушке найти нужные слова.
– Да, я все подтверждаю, – не поднимая глаз от пола, тихо сказала Анна. – Я не заливала ее. Она мне сразу сказала, как я из детдома домой вернулась… что не отстанет от меня, пока…. пока…. к отцу не отправит. – Она наконец вскинула свои глаза, полные слез и ненависти, на мачеху.
Стараясь быть спокойной, Лена взяла карандаш и заштриховала все квадраты на своей схеме.
– Уважаемые стороны. В связи с возникшими сомнениями суду необходимо обсудить сложившуюся ситуацию, – бесстрастно сказала она. – Суд обязан на всех стадиях процесса прилагать все усилия к мирному разрешению возникшего гражданско-правового спора. В настоящий момент, учитывая показания свидетеля и наличие между вами определенных личных отношений, возможно, и не самых лучших, а также в связи с возникшими сомнениями относительно подлинности представленных истцом доказательств и необходимости проведения не только почерковедческой, но и сантехнической экспертизы, суд еще раз предлагает сторонам рассмотреть возможность завершения дела миром. Либо… – Лена сделала эффектную паузу и постаралась вложить в свой взгляд всю пристрастность к истице, – отказаться от этого иска.
Для убедительности она хлопнула ладонью по актам.
– Отказаться от иска?! – взметнулась Саранкина. – С чего это?!
– Как хотите. Суд даст оценку всем доказательствам. Для проверки достоверности имеющихся в деле доказательств я вынуждена буду поставить на обсуждение вопрос о назначении почерковедческой и сантехнической экспертизы. – Лена первый раз улыбнулась Саранкиной. Она называла про себя эту язвительную улыбочку «оскал старухи Фемиды». – А если экспертиза докажет идентичность почерка на приложении и актах, суд имеет право передать дело в Следственный комитет. И тогда вы, гражданка Саранкина, уже не сможете отрицать факт мошенничества. Но пока решение по делу не принято, у вас есть возможность избежать уголовного преследования…
– Я отказываюсь, – промямлила Саранкина.
– Что вы сказали, истец? – Лена сделала вид, что не расслышала.
– Я забираю… ну то есть отзываю иск. Отказываюсь я! Пусть живет себе! – взвизгнула истица и уткнулась лицом в ладони, ее плечи затряслись.
Дима перестал записывать и посмотрел на Лену.
Саранкина рыдала, ответчик Аня растерянно хлопала ресницами, свидетель Любовь Матвеевна что-то отчаянно шептала правнучке. А Лена…
Лена торжествовала.
Чем-чем, а уж своей беспристрастностью федеральный судья Елена Владимировна Кузнецова похвастаться сегодня не могла.
День прошел как всегда.
Я разбирала дела, готовилась к предстоящим судебным заседаниям…
Вентилятор, который купил Дима, существенно облегчил существование, но к вечеру я все равно чувствовала себя вымотанной из-за жары и духоты. Не помог даже зеленый чай с тортом-мороженым «Волшебство», который я купила в честь приобретения вентилятора.
Не знаю, как с Димой, а со мной волшебства не произошло – мороженое казалось теплым и слишком сладким, а чай с жасмином заставил подставить лицо под прохладную струю вентилятора.
– Это опасно, Елена Владимировна, – покачал головой Дима. – Простынете.
Он с пульта убавил скорость вращения лопастей, струя стала мягкой и обволакивающей, а я вдруг подумала: неужели мой помощник всегда живет по правилам и никогда не делает глупостей? Неужели ему не хочется… допустим, нарушить правила и вжарить сто двадцать там, где стоит знак – скорость сорок? Неужели его никогда не тянет заесть сгущенку соленым огурцом, закрутить роман с поп-звездой или пройтись босиком по снегу с риском простыть?
Впрочем, мне тоже – не хочется и не тянет…
Я тоже не люблю нарушать правила и делать глупости. Наверное, наши головы примерно одинаково устроены – они просчитывают последствия поступка до того, как возникает желание пойти на поводу у сиюминутного порыва.
В отличие от Натки…
У нее сначала возникает сиюминутный порыв, и что интересно – поддавшись ему и огребая по полной программе последствия, она тут же радостно отдается следующему порыву… Иногда я даже завидую сестре. Мне кажется, что ее умение не включать голову пусть и добавляет проблем, но делает жизнь насыщенней и прекрасней. Волшебства, одним словом, в ней больше… Учитывая, конечно, что ее проблемы решаю я.
Я налила себе кофе, положила в него мороженое, и этот напиток мне показался более подходящим для душного вечера, чем пресловутый зеленый чай.