Красный олигарх (СИ) - Страница 9

— Отлично. И проследите, чтобы в «Мерседесе» сразу установили радиостанцию и дополнительный бак. Мало ли что…

За окном падал мягкий снег, укрывая следы от пуль на черном лаке «Паккарда». Пора было избавляться от неприятных напоминаний. Новая машина, новые порядки — все должно работать как часы.

Следующие дни я посвятил тщательному изучению документов. Семен Артурович ежедневно привозил с завода новые папки: производственные отчеты, финансовые сводки, личные дела. Я раскладывал бумаги на большом обеденном столе, превратившемся в рабочий кабинет, и погружался в цифры. Опыт финансовых проверок из девяностых оказался неожиданно полезен в 1928 году — схемы хищений за сто лет принципиально не изменились.

Василий Андреевич Котов, главный бухгалтер, приходил по вечерам. Мы сверяли официальную документацию с записями в его черных клеенчатых книгах, и постепенно картина становилась все яснее. В некоторых операциях чувствовался почерк человека, слишком хорошо знакомого с внутренней кухней предприятия.

На седьмой день после выписки я наконец вернулся в заводскую контору. Утро выдалось морозным — термометр за окном показывал минус пятнадцать. От Чистых прудов до завода новенький «Мерседес» довез меня за двадцать минут. Степан, уже оправившийся после ранения, уверенно вел машину по заснеженным улицам.

В кабинете технического директора, куда я временно перенес свою резиденцию, уже ждали Котов и Головачев. На столе дымились стаканы с крепким чаем в серебряных подстаканках.

— Ну что, Василий Андреевич, — я достал из портфеля несколько документов, — давайте еще раз пройдемся по тем странным поставкам металлолома за прошлый квартал.

Я разложил на столе три документа.

— Смотрите, вот накладные на поставку металлолома от артели «Вторчермет». Три партии по двадцать тонн. Цена — сто двадцать рублей за тонну. А вот, — я достал еще один лист, — калькуляция себестоимости от главного инженера. Почему такая разница в цифрах?

Котов надел пенсне, склонился над бумагами:

— Действительно странно. По рыночным ценам лом первой категории стоит максимум девяносто рублей за тонну. Даже с учетом доставки.

— А теперь самое интересное, — я выложил на стол документ из особой папки. — Это копия договора с «Вторчерметом», из личного архива бывшего помощника директора, товарища Никольского. Обратите внимание на цену — семьдесят пять рублей за тонну.

Головачев присвистнул:

— Разница почти в два раза!

— И куда же идет маржа? — я постучал карандашом по бумагам. — Василий Андреевич, проверьте по вашим специальным книгам — кто получал наличные по этим операциям?

Главбух достал из потертого портфеля черную клеенчатую тетрадь:

— Вот… доверенность на получение денег от «Вторчермета». Расписывался… — он прищурился, разглядывая подпись, — некто Соловьев. Но такого в штате завода нет.

— Зато есть шурин товарища Никольского, — я выложил еще один документ. — Выписка из домовой книги. Соловьев Петр Андреевич, проживает по адресу Малая Бронная, 12. В той же квартире прописана сестра жены Никольского.

В кабинете повисла тишина. Котов снял пенсне, принялся протирать стекла платком — верный признак волнения.

— Семен Артурович, — я повернулся к секретарю, — пригласите товарища Никольского. Он должен быть у себя в кабинете.

Через пять минут в дверь постучали. Вошел грузный мужчина лет пятидесяти, в хорошем костюме и крахмальном воротничке. При виде разложенных на столе документов он слегка побледнел.

— Присаживайтесь, Михаил Петрович, — я указал на стул. — Есть разговор о поставках металлолома. И о вашем шурине, товарище Соловьеве.

Никольский тяжело опустился на стул:

— Я… я не понимаю, о чем речь…

— Бросьте, — я придвинул к нему документы. — Все предельно ясно. Завышение закупочных цен, фиктивные накладные, обналичивание через подставных лиц. Классическая схема. Вопрос только в одном — сколько вы успели украсть?

— Леонид Иванович, — он промокнул лоб платком, — это какое-то недоразумение… Я готов все объяснить…

— Объяснять будете в другом месте, — я достал из ящика стола еще один документ. — Здесь заявление в ОГПУ. Все материалы уже подготовлены. Но у вас есть выбор.

Никольский побелел еще больше:

— Какой… какой выбор?

— Простой. Либо вы пишете заявление об уходе по собственному желанию и возвращаете все украденное — по нашим подсчетам это около восьми тысяч рублей. Либо… — я выразительно посмотрел на папку с надписью «ОГПУ».

— Я… я верну… — пролепетал он. — Только не надо…

— Семен Артурович, подготовьте бумаги на увольнение. И сообщите в бухгалтерию — пусть подготовят полный расчет. За вычетом, разумеется, суммы ущерба.

Когда Никольский, ссутулившись, вышел из кабинета, я повернулся к Котову:

— Василий Андреевич, проверьте все операции за последний год, где мог быть замешан наш бывший помощник. И составьте список всех его доверенных лиц на заводе.

— Будет сделано, — кивнул главбух. — А что с его долей в кооперативе «Металлист»?

— Оформим на завод, — я потер ноющее плечо. — Кстати, кто у нас следующий по списку на проверку?

Головачев достал записную книжку:

— Начальник снабжения Перельман. Тоже есть интересные моменты с поставками.

— Отлично, — я взял со стола свежий номер «Торгово-промышленной газеты». — Готовьте документы. Будем чистить кадры. Тщательно и методично.

За окном падал снег, припорашивая железнодорожные пути, уходящие к заводским складам. Где-то в цехах гудели машины — производство не останавливалось.

Мы в кабинете технического директора продолжали кропотливую работу по наведению порядка.

— И еще, Семен Артурович, — добавил я. — Свяжитесь с нашим человеком в ОГПУ. Пусть проверят, не было ли у Никольского контактов с людьми Крестовского. Что-то мне подсказывает — тут может быть связь.

Вечером, когда основная волна увольнений уже прошла, я вызвал Соколова в кабинет. За окном мела поземка, и в свете уличных фонарей снежинки казались золотистыми. В печи потрескивали березовые дрова, распространяя уютное тепло.

Петр Николаевич вошел немного настороженно — события последних дней явно выбили его из колеи. Его видавший виды пиджак с протертыми локтями казался еще более помятым, чем обычно, а пенсне на шнурке слегка подрагивало.

— Присаживайтесь, Петр Николаевич, — я достал из буфета бутылку коньяка «Шустов» с царской печатью и два хрустальных стакана. — День был тяжелый, не откажетесь?

Главный инженер опустился в кресло у камина, машинально протирая стекла пенсне батистовым платком:

— Признаться, Леонид Иванович, я все думаю… — он замялся, подбирая слова. — Никольский столько лет работал, и Перельман… Как-то оно все…

— Жестко? — я разлил коньяк. — Да, жестко. Но необходимо. Знаете, Петр Николаевич, завод — как механизм. Одна ржавая шестеренка — и вся машина начинает работать со сбоями.

Соколов принял стакан, задумчиво глядя на играющий в хрустале янтарный напиток. На столе между нами лежали папки с документами — доказательства махинаций уволенных управленцев.

— Я ведь догадывался, — произнес он наконец. — Особенно по поставкам. Цены явно завышены, качество хромает. Но думал — может, время такое.

— Время всегда такое, — я отхлебнул коньяка. — Только одни используют его для воровства, а другие — для работы. Вот вы, Петр Николаевич, сколько лет на заводе?

— Двадцать три года, — он машинально поправил цепочку карманных часов. — Еще при вашем батюшке начинал, царство ему небесное.

— И за все эти годы — ни одного пятна на репутации. Потому что для вас завод — не кормушка, а дело жизни. — Я достал из ящика стола папку с чертежами. — Вот, посмотрите. Это проект модернизации мартеновского цеха. Полностью новая схема, с реконструкцией регенераторов.

Соколов надел пенсне, склонился над чертежами. В его глазах загорелся профессиональный интерес:

— Позвольте… Но это же… Очень смелое решение. И дорогое.