Красный олигарх (СИ) - Страница 7

— Позвольте, Леонид Иванович, — Штром достал аккуратно сложенный лист с расчетами. — Мы с германскими коллегами уже вели переговоры о поставке нового прокатного стана. Фирма «Демаг» предлагает…

— Нет, — я покачал головой, морщась от прострелившей шею боли. — Немецкое оборудование сейчас не потянем. Да и с запчастями будут проблемы. Нужно искать другие варианты.

— Какие же? — Лебедев скептически погладил бороду. — Отечественные производители пока не могут…

— А вот тут вы неправы, Михаил Степанович, — я достал из папки документы, переданные Соколовым. — Коломенский завод предлагает интересное решение. Петр Николаевич, расскажите о их проекте.

Соколов воодушевленно развернул чертежи на столе:

— Смотрите, это принципиально новая конструкция мартеновской печи. Увеличенный объем регенераторов, улучшенная система подачи топлива. Главное — она спроектирована под наш уголь.

— Чепуха! — фыркнул Штром. — Наши инженеры еще не могут…

— Могут, Виктор Карлович, — я прервал его резким тоном. В висках стучало от усталости, но нужно было расставить точки над i. — В Коломне работают отличные специалисты. И главное — они готовы не просто продать оборудование, а обеспечить полное техническое сопровождение.

— Позвольте, — подал голос молчавший до сих пор Гришин. — А как же классовый подход? Коломенский завод — это же бывшая частная компания.

— Сейчас это государственное предприятие, — я старался говорить спокойно. — И между прочим, там активно работает рационализаторское движение. Много молодых специалистов из рабочих.

Эта реплика явно пришлась по душе Гришину. Он заерзал в кресле, поправляя свою кожанку.

— Вот смета, — Соколов разложил еще несколько листов. — Если сравнить с немецкими ценами, разница очевидна.

Я слушал вполуха, разглядывая лица собравшихся. Штром явно недоволен — у него наверняка есть интерес в контактах с немцами. Лебедев заинтересовался цифрами — старый производственник понимал выгоду. Гришин воодушевился идеей сотрудничества с «пролетарским» заводом.

— Предлагаю следующее, — я достал блокнот в сафьяновом переплете. — Первое: создаем рабочую группу по модернизации. Соколов — руководитель. Второе: готовим техническое задание для коломенцев. Третье: формируем бригаду для обучения на новом оборудовании.

— А финансирование? — деловито поинтересовался Лебедев.

— Это моя забота, — я позволил себе легкую улыбку. — Скажем так, у меня есть определенные идеи на этот счет.

В памяти всплыли схемы финансирования из бухгалтерских книг Котова. Что-то можно будет провести через официальные каналы, что-то — через «особые» счета. Но самое большое финансирование сейчас может дать только государство.

— Виктор Карлович, — обратился я к насупившемуся Штрому. — Вас прошу подготовить подробный отчет о состоянии прокатного оборудования. С указанием узлов, требующих первоочередной замены.

Инженер кивнул, пряча обиду за маской профессиональной невозмутимости.

— Николай Павлович, — повернулся я к Гришину. — На вас — работа с коллективом. Нужно подготовить людей к переменам. Особенно меня интересуют молодые специалисты с техническим образованием.

Гришин просиял — ему явно польстило серьезное поручение.

— И еще, — я обвел взглядом собравшихся. — Все детали обсуждения пока остаются в этом кабинете. Особенно — финансовая сторона вопроса.

Инженеры понимающе закивали. Каждый из них достаточно давно работал на заводе, чтобы знать: некоторые вещи лучше не выносить за пределы кабинета.

— Если вопросов больше нет, все свободны. Петр Николаевич, задержитесь на минуту.

Когда все вышли, я достал из ящика стола бутылку коньяка «Шустов» и два стакана.

— За модернизацию? — Соколов понимающе улыбнулся.

— За будущее завода, — я поморщился, поднимая стакан здоровой рукой. — Кстати, что у нас с чертежным бюро? Нужны толковые конструкторы для адаптации коломенских проектов.

— Есть пара интересных ребят. Один — из Промакадемии, другой — с опытом работы у Круппа.

— Отлично. Готовьте предложения по штатному расписанию.

Коньяк обжег горло, немного притупив боль в плече. За окном темнело — короткий зимний день подходил к концу. С заводского двора доносился гудок — конец дневной смены.

— И еще, Петр Николаевич… — я понизил голос. — Присмотрите за Штромом. У него слишком тесные связи с немцами.

Соколов понимающе кивнул. В наше неспокойное время любые зарубежные контакты могли стать поводом для неприятностей.

Когда главный инженер ушел, я еще некоторое время сидел в кресле, прикрыв глаза. Первый шаг сделан. Теперь нужно было найти деньги на модернизацию, не привлекая внимания ни ВСНХ, ни ГПУ.

Усталость навалилась свинцовой тяжестью. Я дал еще распоряжения и провел два совещания. Потом отправился домой.

«Паккард» миновал Чистые пруды и остановился у трехэтажного особняка в Архангельском переулке — здесь располагалась квартира Краснова. Дом был из тех, что раньше принадлежали купеческим семьям: с лепниной на фасаде, чугунным палисадником и парадным подъездом с дубовой дверью.

Старый швейцар Михеич, в потертой ливрее с медными пуговицами, помог мне подняться на второй этаж. Квартира встретила теплом от голландских печей и запахом готовящегося ужина — экономка Агафья Петровна, оставшаяся еще от прежних хозяев, хлопотала на кухне.

— Барин… то есть, Леонид Иванович, — поправилась она, вытирая руки о передник. — Я уж думала, не приедете. Бульон куриный приготовила, как доктор велел. И пирожки с капустой.

В большой столовой с венецианскими окнами и дубовой мебелью горели электрические бра в бронзовых подстаках. На стенах — картины передвижников, оставшиеся от прежних владельцев, над буфетом — старинные часы «Павел Буре».

Я с трудом опустился в кресло у камина, морщась от боли. День выдался тяжелым, плечо нещадно ныло.

— Чаю покрепче, — попросил я. — И пусть Семен Артурович зайдет с документами.

Агафья Петровна засуетилась с самоваром, а я откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. В голове крутились цифры, схемы, лица.

Модернизация завода требовала серьезных вложений. Часть можно взять из «черной кассы», что-то провести через официальные каналы. Но основную сумму придется искать на стороне.

Я понимал, что если увеличу производство, то смогу зарабатывать намного больше. И тогда возвращу все затраченное с лихвой.

В дверь деликатно постучали. Вошел Головачев с папкой документов:

— Леонид Иванович, тут сводки производственные и…

— Потом, — прервал я его. — Что с расследованием покушения?

— Товарищ Рожков обещал зайти вечером. Говорит, есть важные сведения.

Словно в ответ на его слова, с лестницы донеслись шаги. Агафья Петровна ввела в комнату невысокого человека в штатском — того самого Рожкова из ГПУ. Я кивнул Головачеву и тот испарился из комнаты.

Вошедшего можно было бы принять за мелкого канцеляриста, если бы не характерный профессиональный взгляд — цепкий, оценивающий, словно фотографирующий каждую деталь. Рожков был из той новой породы чекистов, что пришли на смену кожанкам и маузерам: внешне неприметный, в потертом, но добротном костюме-тройке табачного цвета, с аккуратно повязанным галстуком скромной расцветки.

— Присаживайтесь, — я указал на кресло напротив. — Агафья Петровна, принесите нам коньяку. Армянского, из особых запасов.

Лицо Рожкова имело какую-то неуловимую особенность — его невозможно толком запомнить. Бесцветные, жидковатые брови над светло-серыми глазами, прямой нос средней величины, тонкие губы, чуть впалые щеки. Гладко выбритый подбородок с едва заметной ямочкой. Русые волосы с залысинами на висках старательно зачесаны набок. Возраст неопределенный — то ли тридцать пять, то ли все сорок пять.

Руки с коротко остриженными ногтями — подвижные, с характерными канцелярскими мозолями на среднем пальце правой руки. На запястье — часы «Мозер» в потускневшем серебряном корпусе, явно ношенные не один год. В нагрудном кармане — плоский блокнот в черном коленкоровом переплете и огрызок карандаша.