Красный лик: мемуары и публицистика - Страница 119

Не такими ли народными слухами был приведён в Москву самозванец, несмотря на всю противоположную годуновскую «информацию»? Не такими ли слухами и ходоками утверждается положение единственного национального института русской церкви теперь?

– Гонение на церковь? – спрашивает монашек. – Нету теперь никакого гонения. Теперь молись, сколько хошь. Налогами душат, это верно. Ну, кой-как народ выручает. А пастыри и народ твёрдо держатся старой Тихоновской веры. Теперь хорошо, ясно. Живцов не любят. Нет, теперь свободно – ходи, куда хочешь…

Несколько зачарованных коммунистических петухов стоят на страх врагам, упершись носами в партийную линию, а в народе – идёт своя особая жизнь. Сильная жизнь, такая, какая всегда была в народе и которой столь мало интересовались в русском обществе. И если посмотреть в народ – то и увидишь, что он тот же, что был всегда; уживался русский отлично с татарами, заимствуя у них самое нужное; жил под поляками, и много мудрости держит в себе народная душа.

И против чарований и мудрований социалистических – ясно сказано спокойным немудрящим монашком:

– Тут штаб, тут штаб, а ты в серёдку и иди! Ниче-е-го!

Гун-Бао. 1928. 4 ноября.

Сегодня 7 ноября, годовщина Октябрьского переворота 1917 года; сегодня по всем городам и весям обширного Российского государства, носящего теперь псевдоним СССР, будут раздаваться громовые хвалебные речи, рисующие достижения и завоевания, что принёс русскому народу Октябрь; сегодня на все лады будут хвалить творцов Октябрьской революции и, конечно, первое место в успехе Октября будет принадлежать памяти Ленина. Но те, кто не обольщается политической шумихой, будут грустно стоять в стороне.

Да, Ленину Октябрь обязан своей удачей, в которую не верили сами другие октябрьские вожди; не будь Ленина – революция оказалась взнузданной каким-нибудь из генералов, и известные народные печальники опять бы жаловались всем, что воля народа не выявлена до конца. Хорошо это или плохо – но Ленин выявил до конца волю народа и вынесен наверх той волной, которую развели разбушевавшиеся народные страсти. Те дремавшие в душе народной исторические, экономические и политические противоречия, подчас поросшие уже быльём, – оказались, благодаря Октябрьской ленинской революции, вынесенными наружу, заострёнными и выясненными до конца. Пользуясь местными образами, – можно сказать, что с Октябрьской революцией был послан на Россию пал.

– Всё, что было нежизнеспособно, – сгорело.

Это было первым и главным успехом ленинской революции; и успех этот был достигнут потому именно, что Ленин в своих действиях опирался не на теории марксизма и противоречивой социал-демократии, а на самые реальные, исторические противоречия, которые не были вскрыты и решены в своё время рукой политических нерешительных русских хирургов. Ленин показал себя человеком, знавшим русский народ так, как не знали его патентованные народники, как из старых дворян, так и из молодых разночинцев. Ленин не побоялся выявить в себе исторический образ Пугачёва, дремавший в русской душе, и показать, что горе тем, которые не знают и не хотят знать, что творит сама народная душа.

В хаосе борьбы и истребления всего, что было против, русские народные свойства выявились во весь рост.

В русской революции, во весь рост, в зареве пожаров, с топором и винтовкой на верёвке в руках встала огромная фигура русского мужика, который рвался на тот самостоятельный путь, на который его долго не пускали, ленились пускать, от которого его отговаривали либеральным присюсюкиванием, – путём самостоятельным.

Эти успехи русской революции длились до тех пор, пока она была ленинской; попытка военного коммунизма – привела к небывалым бедствиям, к небывалому голоду; тогда не стеснявшийся с «серой теорией» Ленин перешёл «под зелёное дерево жизни»:

– Он объявил НЭП, то есть новую экономическую политику, под эгидой которой стали обнаруживаться не только отрицательные, а творческие стороны русской натуры.

Почтём, что этот НЭП – принёс то, что принёс Французской революции Термидор – свободу индивидуальной работы.

Власть находится в руках самих трудящихся, под их контролем, – какое поле для всевозможной работы! Уж ведь перманентная революция надоела, надоели войны, лозунги, захотелось чистой, уютной и творческой жизни… Казалось бы – перед Россией – бесконечные возможности, при отсутствии бюрократии с её тормозами, при полной демократизации и практизации управления… Казалось, что новые подошедшие к власти слои – способны на всяческие маневрирования.

Но, увы, на этом успехи Октябрьской революции и кончились; дело в том, что Ленин был не один; как у Робеспьера имелся свой «хвост», который вылавливала потом золотая молодёжь Парижа, так и у Ленина остался свой хвост.

Этот ленинский хвост – вся ленинская партия, или, вернее, руководящая головка этой партии, лишённая малейшей доли политического скептицизма. Она состоит, эта партия, – из начётчиков, изуверов марксистской теории, из непогрешимых тупых пап, вещающих от «Капитала», из роя глупых прихвостней большого человека, хранящих букву, а не дух его учения, из случайных спутников и спутниц жизни Ленина, всех этих ленинских Булгаковых, Чертковых, Бирюковых, Сергеенок.

У этих русских интеллигентов, пропитанных русским политическим партийным изуверством, – ни на грош нет любви к жизни; всё принесено в жертву теории. Всё, чем они действительно владеют, – всё это доставлено им Лениным; они взобрались на командные высоты над русским народом – только благодаря тому, что должен же был Ленин иметь около себя кого-нибудь. Они – это пирожники Меньшиковы, парикмахеры Кутайсовы, денщики Ягужинские, которые окружали Ленина, и не потому, что служили и помогали ему, а потому, что разговаривали с ним на марксистские темы, – не по заслугам пожалованы в князья от революции.

У Ренана есть великолепный афоризм о том, что свобода мысли лучше чувствует себя в присутствии образованных высоких принцев, нежели в присутствии грубых и невежественных демократов.

Русский народ после смерти победителя-Ленина, которого он поднял на щите после победы над контрреволюцией, – попал в лапы к ленинским парикмахерам, начётчикам и пирожникам.

Они оказались более ленинисты, нежели сам Ленин; с тех пор – с момента смерти Ленина и появления хвоста Ленина у власти на ролях бездарной директории – гораздо более жестокой, нежели директория Барраса, поглощавшая золото страны и защищавшая свою бездарную революционность, – Октябрьская революция не имеет успеха.

В прошлогодней своей статье по поводу годовщины Октября я только наметил эту национальную роль, которую имел сыграть Октябрь и не сыграл.

Теперь – положение гораздо яснее, в смысле нарастания указанной тенденции.

Сейчас правит хвост Ленина – компартия. Она проводит свои планы по созданию социалистического единого хозяйства, она поддерживает город против деревни, она стремится низвести мужика на роль рабочего на сельских фабриках зерна, она прёт против тех желаний и чаяний, которые народ явил в полной законной мере, очнувшись от угара революции – хотя бы в отношении к церкви, – ведь неизвестно, по кому больше ударила порвавшаяся цепь – по барину или по мужику.

Вместо того чтобы надеть на мужика-хозяина русский полушубок, дать ему добротного ситцу на рубаху, дать в руки стальной, хорошей закалки топор и удобный лёгкий плуг – эта партия ленинских эпигонов шьёт на одного мужика фрак западно-социалистического образца, не замечая, что другие валятся от холода и голода в очереди, покуда до них дойдёт черёд быть облагодетельствуемыми или пока не вспыхнет безнадёжная мировая.

Нестерпимый режим партии, загоняющий хлеб за границу, чтобы выручать суммы для постройки тяжёлой индустрии, приводит к тому, что целые народности вспоминают своё право самоопределиться и работают на распад России.

Партия то и дело обращается к своим братьям с посланиями, умоляя не терять единства, и эти обращения представляют из себя сплошную истерику.