Красный Гигант - Страница 3

– Миша! Мишка! Где ты там?

Прапорщик Шабалин вынырнул рядом, крутнул туда-сюда головой и только тихо присвистнул. Вся его разговорчивость куда-то пропала.

– Что же это такое, господа? – подал голос Фогель. – Неужели, спасение?

– Хотел бы я знать, как можно спастись посредством этих… этих… – Грызлов поднял указующий палец, но сейчас же опустил, чтобы скрыть дрожь.

– Доктор говорил, они летают, – юнкер обводил пещеру большими детскими глазами.

– Куда летают?! – Поручик вытер шапкой потное лицо. – Из пушки на Луну?

– Да хоть бы и на Луну! – голос Фогеля звенел восторгом. – Какая разница?

– В самом деле, – едва слышно прошептал Шабалин. – Теперь уж нам без разницы…

В сумерках к тому самому месту, где целый день лежал на соломе секретный дозор поручика Грызлова, подъехали всадники. Никто не мешал им открыто гарцевать в виду моря и скал, никто не открывал беглого огня, не частили пулеметы при виде красных звезд на шлемах всадников и на папахе их усатого командира.

Но не радовало красного командира молчание пулеметов. Сердит был товарищ Кирпотин, комбриг Первой Конной. За восемь лет походов хорошо выучил Степан Анисимыч хитрую военную азбуку: если прижатый к стенке противник молчит, не огрызается, значит не ты его прижал, а он тебя. Это и Яшке-ординарцу понятно. То-то он, пострел, хмурит белобрысые брови и следом за командиром шарит беспокойными глазами по морю впереди и по горам в тылу.

– А ну, Яша, побеги до Тищенки, – сказал комбриг. – Пускай он, сукин сын, явится!

– Да вон он сам бегит! – отвечал глазастый Яшка.

Из-за белых домиков, еле видных в гуще черных ветвей, показались, один за другим, пятеро верховых.

Яшка свистнул в четыре пальца и, приподнявшись на стременах, помахал шапкой. Верховые взяли в галоп, подлетели на махах. Кони заплясали на месте, не желая стоять смирно.

– Товарищу комбриг… – начал было Тищенко, командир разведэскадрона.

– Суханов где?! – оборвал его Кирпотин.

Комэск повесил чубарую голову.

– Нема…

– В трибунал пойдешь, – отрезал комбриг.

– Воля твоя, Степан Анисимыч, – Тищенко упрямо тряхнул чубом. – Хоть сам расстреляй. А тильки ж моей вины тут немае. Що ж я, на конях за им поплыву?! Матросики генерала упустили, а Тищенку – под трибунал…

– Ты брось это, товарищ дорогой, – Кирпотин мрачно глядел мимо комэска. – Не ровен час, и правда попадешь под горячую руку… Мимо братишек мышь не проскочит! Вон они коптят! – Кирпотин вытянул руку в сторону моря, где полосами стлались по воде дымы катеров. – Да ты не сам ли докладывал, что у белых ни ялика малого не осталось? Не могла дивизия морем уйти!

– Что ж они, вознеслись, что ли?! – Тищенко плюнул с досады.

– Вот и разведаешь, когда к стенке поставят.

Степан Анисимыч поводил вверх-вниз стрельчатым усом, что означало у него юмористическую усмешку. Он хотел и еще что-нибудь прибавить, но не успел.

Клочковатый раскатистый грохот прилетел вдруг со стороны моря, отряхнув иней с ветвей мерзлого сада. Кони прянули было прочь, но, приученные к дисциплине и войне, остановились.

– М-мать! – только и сказал комбриг, давясь буквами.

Он сердито глядел на белую дымную полосу, необъяснимо протянувшуюся от моря к небу.

– Это чего? – детским растерянным голосом спросил Яшка.

Сейчас же из воды под самой горой ударила еще одна струя. Она тянулась за черным продолговатым снарядом, быстро уходящим в небо. Снова грохнуло и заревело, уж не переставая. Один за другим из-под жирного карадагского гребешка вырывались похожие на баклажаны снаряды и буравили воздух округлыми лбами.

– В кого стреляют-то? – прокричал замкомандира Звягин, но его не услышали.

– Аэропланы такие, что ли? – задумчиво пробормотал Тищенко.

Комиссар бригады товарищ Кошман отчаянно тер очки рукавом.

– Несомненно, это извержение! – кричал он, слепо щурясь на дымы. – Вулкан проснулся!

Кирпотин молчал. А черные баклажаны размером с добрый паровоз все выскакивали из-под горы и растворялись в небесном зените.

– Уходит, сволочь… – с ненавистью прошептал комбриг, – Тищенко!

Он толкнул разведчика в плечо.

– Га? – рассеянно отозвался тот, глядя в небо.

– Сыщи мне ход под гору! – прокричал ему в ухо Кирпотин. – Расстреляю, как бог свят! Землю рой! Должон быть лаз! – и хлестнул нагайкой тищенкова коня.

Тот взвился на дыбы, будто хотел полететь за ревущими снарядами, но поскакал не вверх, а вниз, к морю. За ним, нагоняя, пустился весь разведэскадрон.

Час спустя дымные столбы без следа растаяли в ветреном небе. Кирпотин сидел за столом в том самом доме, где генерал Суханов слушал странные речи доктора Горошина. Командир Беспощадной бригады сердито чертил по карте прокопченным ногтем и кричал на неповинного спеца – начштаба.

– Докладывать-то мне что?! Бумажная твоя душа! Командарм у аппарата ждет, спрашивает, где противник! А я – что отвечу?

Спец, обиженно дрожа пенснешкой, пожимал плечами.

– Формально выражаясь… – начал было он, но комбриг только махнул на него большой, как сковорода, крестьянской ладонью.

– Вот посажу на коня да пошлю тебя самого с докладом! Послушаешь, как там будут выражаться – формально или по матери! Расстрелять, скажут, сукина сына – и все выражения!

Начштаба сокрушенно качал головой.

– Не пойму я вас, Степан Анисимович. Отступаешь – расстрелять. Наступаешь – опять расстрелять! Что же это, извините, за логика?

– Очень даже правильная логика! – Кирпотин грохнул кулаком по столу. – Наша, пролетарская! Извести всю вашу породу мироедскую под корень! Все равно толку с тебя, что с мерина приплоду. Академию закончил, а телеграммы составить не можешь! Чего командующему докладывать? Куда противник девался?

– Сброшен в море, – сказал начштаба, безучастно глядя в окно, так что казалось, будто и не он произнес, а так, мимоходом кто-то на улице.

Знал спец, что все равно не угодит Степану Анисимовичу, и не ошибся. При последних словах усы комбрига начали вздыматься, и если бы не крупный, с добрую картофелину, его нос, в скором времени, подобно стрелкам часов, показали бы полдень.

«Ох, зачем я в четырнадцатом бросил семинарию?» – привычно затосковал начштаба.

– Да ты что, тварь недобитая?! – зашипел комбриг в священной ярости. – Совсем страх потерял?! Ты на что, гадюка, подбиваешь?! Чтобы я ложные донесения посылал?! Да я ж тебя своей рукой… – он слепо захлопал себя по бокам, нащупывая не то шашку. не то кобуру.

Начштаба совсем загрустил.

К его счастью, в этот самый момент распахнулась дверь, и в горницу влетел кипящий от новостей Тищенко.

– Е, товаришу комбриг! Пымали одного! У ёго там, пид горою, циле депо этих, як их… Чи паровозив, чи шо…

Размеры пещеры пугали. Каждый, кто входил сюда, сейчас же задирал голову и с опаской глядел на мерцающий потолок. Страшно было представить, что этот необъятный свод удерживает на себе всю каменную громаду Карадага. В зеленоватом светящемся тумане проступали громоздкие тени. Огромные, этажа в три высотой, летательные аппараты выстроились улицей. Черные, почти цилиндрической формы, они действительно напоминали паровозы, поставленные на попа.

– Мать честная! – не удержался комбриг. – Да тут флотилия целая! А месту, месту-то сколько!

Он так отчаянно вертел головой, что чуть не запнулся обо что-то. Из горбатой кучи, внахлест укрытой шинелями, торчала босая нога.

– Это что? – спросил Кирпотин.

– ОфицерА, – доложил Тищенко. – Хотилы пидорвать усе, шо осталося, да мои хлопцы их поризалы…

– Поризалы! – комбриг зло пнул торчащую из-под шинели ногу. – А повезет кто?

– Куды повезет? – не понял разведчик.

– В догон, куды еще? Или ты Серка своего расседлаешь, а седелку на колбасу эту навьючишь? – комбриг подошел к одному из снарядов и похлопал по теплому боку. – Тут знающий человек нужон. Машинист, а то и не один. С кочегаром.