Красные звезды. Ядерный рассвет (сборник) - Страница 246
При этом следует взорвать в ближнем космосе двести сорок термоядерных бомб. Если каждая в пике допустимой конструкцией мощности, то в общей сложности – сто двадцать миллионов тонн в тротиловом эквиваленте. Ну что ж, заодно проверим, насколько устойчива атмосфера: сдует – не сдует? Лучше б, конечно, не сдуло. Как-то не жаждется жить-поживать словно на поверхности Луны. Пойманный органами агент параллельной вселенной утверждает, что в его мире люди уже там высаживались. Что ж, они высаживались, а мы тут на месте создадим кратерные ландшафты.
118-й элемент. Фолклендские крестики-нолики. Адмирал стратегической авиации
От таких переходов можно, вообще-то, чокнуться. Или он уже?
В самом деле. Только намедни адмирал морской стратегической авиации Тетерятников распекал на чем свет стоит. Обещал кузькину мать и все прочее, за исключением служить там, где на карте в слове «СССР» от последней буквы отступается еще пядь «и вот там, кап-лейтенант, вы как раз и будете…». Саша Ген все-таки уже не зеленый летёха из училища – это раз, а два – он и так служит на самом краешке Союза, там, где экспансию Российской еще империи остановил Его Величество Тихий океан. Благо Александр не связан с тем древним царством непосредственно – он родился попозже, и среди его предков по обеим родительским линиям не водилось царских прихвостней. Однако обстоятельства все равно привлекли пристальное внимание кое-кого из особого отдела. Белой офицерской кости в его генетической цепи вроде бы и нет, но, согласитесь, когда из двух последовательно катапультировавшихся экипажей оба раза выживает только Александр Валерианович Ген – это несколько настораживает.
Впрочем, парням из особого просто нужно найти удобоваримую причину потери двух дорогущих самолетов. И быть может, не только этих двух, а еще каких-нибудь. Вдруг операция по зачистке Фолклендов от британского империализма обошлась чуть дороже, чем планировали в строгих кабинетах с бывшим генералиссимусом на стене? Благо с Гена не сорвали погоны с ходу, а попросту отстранили от обязанностей до выяснения, и начали это самое выяснение.
– По докладу товарища Кулагина О. П., замполита ПЛ «Адамов», вами было изъято с борта подводного топливозаправщика и прихвачено на борт воздушного топливозаправщика незарегистрированное, не табельное оружие. Так, Александр Валерианович?
– Ну, так, товарищ уполномоченный.
– Где ныне данный незарегистрированный ствол, Александр Валерианович?
– Так он… это… сгинул в пучинах, товарищ уполномоченный.
– Ага! Значит, сгинул, говорите? А мы, между прочим, фиксируем все слова, как видите. И раз, значит, этот ствол невыясненной марки сгинул, то выходит, невозможно ныне произвести его экспертизу на предмет выявления стрельбы из него на близкой дистанции, так?
– В смысле, на какой это близкой дистанции, товарищ уполномоченный?
– А на той, Александр Валерианович, близкой дистанции, которая имеется в кабине самолета марки «Мясищев-семьдесят». Есть ли свидетели того, что командир машины с номером двадцать шесть Ластовенко Б. Я., а также радист и инженер заправки Смищенко Н. Е. успешно катапультировались, а не были застрелены в этой кабине?
– Э-э… Вы что же, товарищ уполномоченный, считаете, что я из «люгера» намеревался застрелить названных сослуживцев?
– Отчего же сослуживцев, Александр Валерианович? Они вам были вовсе не сослуживцы, а происходили из другой гидролетной дивизии. Так что с вами они до рокового полета были вовсе незнакомы. Вы вот утверждаете, что после некоего попадания ракеты ваш гидроплан получил повреждения, несопоставимые с продолжением полета, а поэтому от командира Ластовенко Б. Я. поступила команда на покидание машины. Но известно ли вам, что этот самолет марки «Мясищев-семьдесят» был визуально засечен нашим мирным траулером на расстоянии пятисот километров от чилийского побережья?
– В смысле он сохранился?
– Как же он мог сохраниться, Александр Валерианович, если, по рассказам очевидцев мирного траулера, горел? Они вполне ясно это рассмотрели сквозь имеющиеся на борту оптические приборы (используемые для ловли рыбы, понятное дело).
– Ну, вот и…
– Что «вот и», Александр Валерианович? Не следует ли предположить, что оставшийся на борту экипаж продолжал бороться за сохранность лайнера до самого конца, когда вы, видимо, из трусости, уже покинули борт?
– Зачем вы меня сознательно путаете, товарищ уполномоченный? Ведь одно из двух: или я перестрелял своих «сослуживцев-несослуживцев», и тогда они никак не могли «бороться до конца», или я покинул борт подбитого самолета и…
– Кстати, «подбитого самолета»! Александр Валерианович, а кто же его подбил?
– Ну, «Черный дрозд», так вроде говорят! Слухи ходят. Да и кто ж еще-то мог?
– А вот не были нашими службами засечены никакие «AF-12» в указанном секторе, Александр Валерианович. Не были.
– Так ведь это ж чужой берег, или как? Бреши там всяческие в ПВО имеются. Может, это и вообще не «Черный дрозд» был, а какой-то палубник? Откуда мне знать? Аппаратура сигнализировала о том, что мы попали «в луч»; на такой скорости, как у нас, особо резкий маневр был невозможен; командир Ластовенко пытался снизиться, а инженер заправки и помех Смищенко произвел сброс диполей и в заднюю, и в переднюю полусферу. Ничего не помогло.
– А вдруг тут не враждебная авиация, Александр Валерианович? Может, вы и не хотели стрелять в своих сослуживцев, просто ваше оружие самопроизвольно продырявило фонарь кабины и бензобак?
– Что за глупость такая, товарищ уполномоченный? Что такой махине как «Эм-семьдесят» будет от какого-то ручного оружия? Она ж…
– А вы проверяли, Александр Валерианович? И когда вы проводили указанный вами эксперимент, доказавший, будто применение крупнокалиберного личного оружия на борту «Мясищева» не приводит к катастрофическим последствиям?
– Да не проводил я никаких таких экспериментов! Что это вы такое ляпаете, товарищ уполномоченный?
– А почему это вы так разнервничались, Александр Валерианович? Мы ведь тут с вами просто предполагаем, тасуем фактики, гипотетически так рассматриваем.
– Ничего себе гипотетически, товарищ уполномоченный! Я тут, понимаете, уже…
Вот, примерно, в таком духе. Ну, а после двухсуточной беседы подобной направленности – резкая перемена.
Вначале Саша Ген снова в машине. Причем, в нормальном «уазике», без решеток на окнах. И везут его по Комсомольску-на-Амуре, а поскольку никто не запрещает любоваться видами в окне – смотри – не хочу, то очень скоро он догадывается, куда его везут. Похоже, обратно – в штаб морской стратегической гидроавиации Тихоокеанского флота. Может, адмирал Тетерятников жаждет лично сорвать с него погоны? Почему, собственно, нет? Или все же слухи о всесилии Тетеря преувеличены и такое действие ему не по рангу, поэтому для лишения офицерских регалий надо все-таки проследовать в Тихоокеанское адмиралтейство во Владивосток?
Однако уже на ковровой дорожке перед кабинетом в отношении Гена некая суета. Адъютант в звании капитана третьего ранга чуть ли не лично чистит ему неухоженные ботинки, по крайней мере, приносит щетку и черный крем. Так же в отношении расчески. Сашу Гена даже пудрят. Надо же! Неужто Тетерь, когда мутузит, лупит по мордасам до тех пор, пока с морды пудра не осыпется? Вообще-то, бывший (наверное) офицер военно-морской гидроавиации Ген готов уже ко всему. Удивить его более невозможно. По крайней мере, так ему думалось.
– А вот и наш герой! – говорит адмирал Тетерятников, поднимаясь из-за стола. Глаза у него добрые-добрые. Саша не верит своим. Впрочем, и ушам тоже, так как Тетерь продолжает ворковать: – Неважно выглядите, Александр Валерианович. Почему так? От радости переусердствовали с коньяком? Осторожнее надо с этим молодым офицерам. Вы, товарищ Ген, нужны нашей Родине. И оказывается, не только нашей. Давайте так, товарищ Ген. Вам полтора часа на приведение себя в порядок. Вы поспособствуйте, товарищ уполномоченный! – поворачивается адмирал к сопровождающему Александра. – Помогите товарищу, чем надо. Даже… У вас как с деньгами, Александр Валерианович?