Красное море под красным небом - Страница 144

— Я не… — начал Кордо.

— Нет, не вы. Вы сражались. Но ваше лицемерие вызывает у меня улыбку. Неужели и здесь, когда мы одни и нас никто не слышит, вы станете утверждать, что никогда не имеете дела с такими, как я? Хотите, чтобы город захлестнула неконтролируемая преступность? Ведь это я ее контролирую. А что касается «глаз», я не спрашиваю, я говорю. Да, те немногие, кто был фанатично предан Страгосу, могут случайно споткнуться и упасть на острие меча. Остальные слишком полезны, чтобы пустить их в расход.

— И вы собираетесь учить нас на этом основании… — сказала Тига.

— На том основании, что шестеро из вас семерых хранят деньги и ценности в хранилище Солнечного Шпиля. Будем откровенны. Это позволяет мне не тревожиться о наших взаимоотношениях.

— У меня, как и у вас, большие вложения в этот город. И я не хочу, чтобы какая-нибудь посторонняя сила вмешивалась в мои дела. Надо отдать должное Страгосу. Не могу себе представить, что армия и флот в ваших руках заставят другие страны опасаться вас. Вспомните, что творилось, когда в последний раз войну вели приоры. Поэтому я хотел бы застраховать все наши ставки.

— Мы сможем поговорить об этом через несколько дней, — сказал Лионис.

— Едва ли. Неудобства вроде уцелевших «глаз» имеют обыкновение исчезать раньше, чем начинает обсуждаться их судьба. Время сложное. Сообщения могут пропадать или подделываться, и я уверен, что при вполне правдоподобных объяснениях.

— Так чего вы хотите? — спросила Фиоран.

— Если вы собираетесь превратить Мон-Магистерию в административный центр нашего замечательного нового правительства, думаю, несколько должностей будут неплохим началом. Что-нибудь значительное и престижное, пока все лучшее не расхватали. К концу недели мне понадобится оперативный бюджет; примерные подсчеты я произведу сам. Жалованье за следующий год. Кстати: я бы хотел, чтобы три или четыре кресла в иерархии этой новой организации оставались целиком в моем распоряжении. С годовой оплатой от десяти до пятнадцати тысяч солари.

— Чтобы вы могли раздавать синекуры своим лучшим ворам? — спросил Лионис.

— Чтобы я был в состоянии помочь им перейти к жизни респектабельных граждан и защитников Тал-Веррара, да, — ответил Реквин.

— Это и для вас будет переход к жизни респектабельного гражданина? — спросила Тига.

— А я-то уже считал себя вполне респектабельным, — ответил Реквин. — Боги, нет. У меня нет желания отказываться от вновь возложенной на меня ответственности. Но так уж случилось, что у меня есть идеальная кандидатура на пост главы этой новой организации. Этот человек полностью разделяет мое отрицательное отношение к тому, как Страгос использовал «глаза». Тем более что она — эта женщина — когда-то была одной из них.

Селендри не сдержала улыбки, когда все приоры повернули головы и посмотрели на нее.

— Подождите, Реквин… — начал Лионис Кордо.

— Вот еще! Не думаю, чтобы ваши шесть товарищей отказали мне в такой незначительной и патриотичной просьбе.

Кордо огляделся. Селендри знала, что он увидел на всех лицах: если он возьмется спорить, то останется в одиночестве и ослабит не только положение отца, но и собственные перспективы на будущее.

— Думаю, аванс для нее должен быть чем-то достаточно красивым и приятным, — жизнерадостно продолжал Реквин. — И конечно, ей по долгу службы понадобится пользоваться каретами и яхтами. И официальная резиденция: у Страгоса в личном распоряжении была дюжина поместий и домов. Ага — а ее кабинет в Мон-Магистерии должен быть самым большим и роскошным, верно?

Оставшись наедине в кабинете, который приоры покидали, снедаемые любопытством, тревогой и досадой, они долго целовались. Как обычно, Реквин снял перчатки, чтобы коричневыми морщинистыми руками провести по гладкой коже ее правой руки и по шрамам на левой.

— Вот и все, моя дорогая, — сказал он. — Я знаю, последнее время ты здесь издергалась, бегая вверх и вниз по лестницам и кланяясь важным пьяницам.

— Я все еще переживаю из-за своей неудачи…

— Мы одинаково виноваты, — сказал Реквин. — На самом деле я больше поддался вздору Косты и да Ферра — ты с самого начала что-то подозревала. Была бы твоя воля, ты выбросила бы их из окна гораздо раньше, и всей этой неразберихи не было бы.

Селендри улыбнулась.

— А эти наглые приоры смеют думать, что я даю тебе грандиозную синекуру. — Реквин погладил ее по волосам. — Боги, какой сюрприз их ожидает! Жду не дождусь, когда увижу тебя в деле. Ты создашь такое, по сравнению с чем мои маленькие группки покажутся нелепыми.

Селендри оглядела разгромленный кабинет. Реквин рассмеялся.

— Восхищаюсь их наглостью и изобретательностью. Два года расчетов… а потом эти стулья… и моя печать! Лиониса едва не хватил удар…

— Мне казалось, ты будешь в ярости, — сказала Селендри.

— В ярости? Так и есть. Эти стулья мне очень нравились.

— Я знаю, как долго ты собирал эти картины…

— А, картины, да. — Реквин лукаво улыбнулся. — Что касается этого… Стены отчасти пострадали, конечно. Не хочешь спуститься в хранилище и посмотреть на подлинники?

— Как это — на подлинники?

— Что значит копии?

Коста сидел в удобном кресле с высокой спинкой в кабинете Акастуса Крелла, продавца произведений искусства из Вел-Вираззо. Он держал стакан с теплым чаем обеими руками, чтобы не расплескать.

— Вы, конечно, знакомы с этим термином, мастер Фервайт, — сказал Крелл.

Старик походил бы на палку, если бы не его грация: он двигался по кабинету, как танцор по сцене, а очками с увеличительными стеклами манипулировал, как фехтовальщик шпагой. Свободный костюм из сумеречно-синего бархата и блеск обширной лысины лишь подчеркивали проницательность взгляда. Этот кабинет был логовом Крелла, центром его существования. Он придавал хозяину непререкаемый авторитет.

— Конечно, знаком, — ответил Локки. — По отношению к мебели, не картинам.

— Конечно, они встречаются гораздо реже, но никаких сомнений быть не может. Я сам никогда не видел оригиналы этих десяти картин, господа, но тут есть явные несоответствия в пигменте, характере мазков кисти и общем состоянии поверхности. Это не подлинные образцы талатрийского барокко.

Жеан воспринял новость спокойно. Сложив перед собой руки, он не прикасался к чаю. Локки почувствовал горечь в горле.

— Объясните, — сказал он, стараясь держать себя в руках.

Крелл вздохнул: собственное разочарование обострялось сочувствием к клиентам.

— Вот смотрите, — сказал он, осторожно сворачивая одну из украденных картин — «Вельможи Теринского Трона на играх гладиаторов принимают последнее приветствие смертельно раненного бойца». — Тот, кто изготовил эти копии, большой мастер, фантастически терпеливый и искусный художник. Такая работа требует сотни часов и обязательного доступа к оригиналу. Очевидно… джентльмен, у которого вы получили эти картины, опасался выставлять их на обозрение. Готов поставить свой дом со всем его содержимым, что картины у него в хранилище.

— Но… несоответствия? Откуда вы знаете?

— Художники, которым покровительствовал двор последнего периода Теринского Трона, умели ставить тайные знаки, которые отличали их работы от тех, что делались по заказу других, менее влиятельных властителей. Этот факт не был известен за пределами императорского дворца до самого падения империи. На своих полотнах избранные талатрийские мастера сознательно допускали небольшой изъян в углу картины, писали мазками, которые по фактуре, размеру и направлению отличались от всех остальных. Несовершенство, провозглашающее совершенство, так сказать. Как мушка, которая так нравится некоторым вадранцам у их женщин.

— И вы определяете это с первого взгляда?

— Я абсолютно уверен, что ни на одной из картин нет таких знаков.