Красная сестра (ЛП) - Страница 8

— Следите за моим пальцем, — говорил он им. И двигал его по воздуху по нисходящей линии, так близко, что ноготь почти перерезал им нос. Линия колебалась, дергалась, пульсировала, билась, никогда не повторяясь дважды, но всегда казалась знакомой. Что он искал в их глазах, Нона не знала. Впрочем, он редко это находил.

Два места в клетке достались детям, отобранным в этом финальном раунде, и каждое из них стоило больше, чем любое другое. Но никогда не слишком много. Если фермер просил золота, Гилджон уезжал.

— Друг мой, я занимаюсь этим столько же времени, сколько ты возделываешь эти грядки, и за все это время сколько проданных мною детей прошло под аркой Академии? — спрашивал он. — Четыре. Только четыре полн-кровки... и они все еще называют меня маг-искателем.

В долгие часы, отделявшие одну часть нигде от другой, дети, трясясь в клетке, смотрели, как мир проносится мимо, по большей части унылая пустошь, пятнистые поля или мрачный лес, где винт-сосны и мороз-дубы сражались за солнце, оставляя мало места для дороги. В основном они молчали, потому что детская болтовня довольно быстро затихает, если ее не кормить, но Гесса оказалась чудом. При помощи обеих рук она выставляла перед собой иссохшую ногу, потом прислонялась спиной к деревянной решетке и рассказывала историю за историей, закрыв глаза над скулами, такими большими, что они казались чужими не ее лице. На ее бледном, остром личике, обрамленном тугими завитками соломенных волос, шевелился только рот. Истории, которые она рассказывала, крали часы и тянули детей в путешествия намного далекие, чем мог когда-либо совершить Четыре-ноги. У нее были рассказы о Скифроуле на востоке и их бой-королеве Адоме, и о ее сделках с ужасом, обитающим под черным льдом. Она рассказывала о людях Дарна, которые плывут через море Марн к западному берегу империи на своих барках из боль-дерева. Об огромных волнах, поднимающихся при обрушении южных ледяных стен, и о том, как они проносятся по всей ширине коридора, чтобы омыть замерзшие отвесные склоны севера, которые, в свою очередь, обрушиваются и посылают собственные волны. Гесса говорила об императоре и его сестрах, об их ссорах, опустошивших многие знатные семьи, которых злая судьба поставила между ними. Она рассказывала о героях прошлого и настоящего, о генералах старых времен, которые удерживали пограничные земли, об адмирале Шеере, потерявшем тысячу кораблей, о ной-гуин, взбирающихся на стены замка, чтобы вонзить нож, о Красных Сестрах и их боевых нарядах, о Мягких Людях и их ядах…

Иногда на этих длинных дорогах Гесса заговаривала с Ноной, забившись в угол клетки и понизив голос, и Нона не могла понять, рассказывала ли она очередную историю или странную правду.

— Ты ведь тоже это видишь, Нона? — Гесса наклонялась так близко, что ее дыхание щекотало ухо Ноны. — Линию? Путь, который хочет, чтобы мы пошли по нему.

— Я не...

— Я не могу ходить в этом месте. Они забрали мой костыль, и мне приходится ползти или меня несут... но там... там я могу идти до тех пор, пока подо мною Путь. — Нона почувствовала улыбку. Гесса отстранилась и засмеялась – редкий случай для нее, очень редкий. Тогда она рассказала историю для всех, про Персус и Скрытый Путь, историю из самых древних дней, и даже Гилджон откинулся назад, чтобы послушать.

И вот однажды, чудо из чудес, двенадцатый ребенок втиснулся в клетку, и Гилджон объявил, что его повозка полна и дело сделано. Повернув на запад, он позволил Четыре-ноги нести его к Истине и вскоре нашел широкую, вымощенную камнем дорогу, по которой четыре копыта могли с удвоенной скоростью проехать все мили.

Они приехали в темноте и под дождем. Нона не увидела в городе ничего, кроме множества огней: сначала созвездие, парящее над черной угрозой огромных стен, а потом, сквозь зев ворот, череду островков, где свет фонарей сливался в светящиеся бассейны, открывая дверной проем здесь, ряд колонн здесь; фигуры, скрытые под плащами, появлялись из слепой ночи, чтобы быть увиденными и снова потерянными.

Улицы, широкие и узкие, прорезанные, как ущелья, через вытянутые шеи домов Истины, со временем привели повозку к высокой деревянной двери. Надпись, сделанная железными буквами над дверью, объявляла имя, но, поняв, что это буквы, Нона подошла к границам своего образования.

— Калтесс, мальчики и девочки. — Гилджон откинул капюшон. — Пора познакомиться с Партнисом Ривом.

Гилджон остановился во дворе, который ждал за высокими стенами, и приказал им выйти. Сайда и Нона спустились вниз, окоченевшие и измученные. Перед ними был многооконный зал, в три раза превышавший высоту любого здания, которое Нона видела до тех пор, пока не добралась до города. Двор был почти пуст, освещенный пламенем, горевшим в стоявшей в середине жаровне. По углам валялось брошенное странное снаряжение, в том числе куски обтянутого кожей дерева размером и формой напоминавшие людей, установленные на круглодонных подставках. Несколько молодых людей сидели на скамьях под фонарями, все они полировали куски кожи, кроме одного, который чинил сеть, словно был рыбаком.

Партнис Рив продержал детей во дворе больше часа, прежде чем вышел из своего зала. Достаточно долго, чтобы рассвет проник во двор и застал Нону врасплох, объяснив ей, что в пути прошла целая ночь.

Сайда ерзала и куталась в шаль. Нона смотрела, как солнце окрасило багрянцем черную черепичную крышу зала. За стенами просыпался город, скрипя и постанывая, как старик, вставший с постели, хотя он почти не спал.

Партнис спустился по ступенькам, всегда делая следующий шаг одной и той же ногой. Мужчина с тяжелыми чертами лица, высокий и упитанный, с серо-стальными волосами и темными глазами, не обещающими доброты, закутанный от холода в толстый бархатный халат.

— Партнис! — Гилджон широко развел руки, и Партнис Рив повторил его жест, хотя ни один из мужчин не шагнул вперед, чтобы заключить другого в обещанные объятия. — Селия в порядке? А маленькая Мерра?

— Селия... Селия. — Партнис с кривой усмешкой опустил руки. — А Мерра живет в Дарринс-Тауне, замужем за сыном торговца тканями.

— Как мы стали такими старыми? — Гилджон тоже опустил руки. — Вчера мы были молоды.

— Вчера было так давно. — Партнис переключил свое внимание на товар. — Слишком маленькая. — Он прошел мимо Ноны без дальнейших комментариев. — Слишком робкая. — Он прошел мимо Сайды. — Слишком толстый. Слишком юный. Слишком больной. Ленивый. Слишком неуклюжий. Слишком много хлопот. — В конце очереди он обернулся и посмотрел на Гилджона. Они были одного роста, хотя Партнис выглядел мягким там, где Гилджон выглядел твердым. — Я дам тебе две кроны за всех.

— Я потратил две кроны только на то, чтобы накормить их! — Гилджон сплюнул на песчаный пол.

Торг занял еще час, и оба мужчины, казалось, наслаждались им. Гилджон перечислил причины, по которым дети могли бы стать ценными бойцами в состязаниях Партниса, указывая на черты герант или хунска.

— Этой девчушке восемь лет! — Гилджон положил руку на плечо Сайды, заставив ее вздрогнуть. — Восемь лет от роду! Высокая, как дерево. Она — герант-прайм. Или даже полн-кровка!

— Даже полн-кровки получают трудовую ценность только в том случае, если в них есть бойцовский дух. — Партнис бессловесно пролаял прямо в лицо Сайде. Она отшатнулась с криком ужаса, подняв обе руки к глазам. — Бесполезная.

— Ей всего восемь, Партнис!

— Так сказал ее отец. На мой взгляд, ей лет пятнадцать.

Гилджон схватил Сайду за руку и потащил вперед.

— Пощупай ее запястья! — Он подтолкнул ее голову вперед и провел пальцем по позвонкам на затылке. — Смотри сюда! — Он выпрямил ее, потянув за волосы. — Отцы лгут, а кости — нет. За эту поездку я не видел геранта, который побил бы ее. Может быть полн-кровкой.

Партнис взял Сайду за запястье и сжимал, пока она не захныкала.

— Прикосновение, уверяю тебя.

— Прикосновение? Она не чертово прикосновение.

— Пол-кровка, если повезет.

Так и продолжалось. Партнис допускал, что некоторые из детей могут быть прикосновениями или даже пол-кровками, Гилджон настаивал, что все они праймы или даже полн-кровки.