Красная сестра (ЛП) - Страница 10
Помимо четырех дюжин детей, которых Партнис держал прямо под своей крышей, в Калтессе жили семь бойцов — в их собственных комнатах вокруг большого зала — и дюжина подмастерьев в казарме в задней части комплекса.
Нона нашла место между мешками с зерном, которые были больше ее самой. Сайде было труднее найти место, куда можно было бы втиснуться, и ее постоянно отталкивали более старшие обитатели чердака, даже те, кого она считала малышами. Но в конце концов она устроилась на досках поближе к куче мешков Ноны, ближе к стене, где крыша была наклонена так низко, что ей приходилось сворачиваться калачиком.
В ту первую ночь зал распахнул свои двери, и мир хлынул в него, чтобы увидеть как из людей течет кровь. Денам и Регол наблюдали за происходящим с самых верхних ступеней лестницы, находившейся в дальнем углу большого зала, за прилавками, где подмастерья продавали толпе эль и вино. Самые старшие из оставшихся детей столпились вокруг люка. Все остальные должны были найти какую-нибудь щель между стропилами, через которую можно было бы увидеть происходящее внизу.
Место, где сидела Нона, позволяло ей видеть только второй ринг. Она удивилась, что его называют кольцом[2], когда на самом деле веревки, натянутые между четырьмя столбами, окружали квадрат, возможно, восемь ярдов с каждой стороны, и этот ринг был приподнятой платформой, так что ноги бойца находились на уровне лба среднего человека. Она могла видеть макушки многих голов, сотни макушек, прижатых друг к другу. Гомон их голосов заполнил чердак. По мере того как толпа росла, нарастал и шум, и каждому из них приходилось кричать, чтобы быть услышанным соседом.
Сайда лежала рядом, глядя в щель одним глазом. Стоявший рядом с ней мальчик постарше, Мартен, глядел через отверстие в доске, которое принадлежало ему.
— Сегодня все желающие, — сказал Мартен, не поднимая глаз. — Рейтинговые бои в седьмой день, все желающие — во второй, выставочные бои — в четвертый. Поединки на мечах — последний день месяца.
— Мой отец говорил, что в городе мужчины дерутся в ямах, — робко сказала Сайда, ожидая, что ей скажут, что она ошибается.
— В портах Марна некоторые так и делают, — сказал Мартен. — Партнис говорит, что это глупость. Если у тебя есть добровольные бойцы и толпа, которая платит, надо ставить бои на платформу, а не в яму, где их может видеть только первый ряд.
Нона лежала, наблюдая за толпой внизу, в то время как в дальнем конце зала шли невидимые бои. Ее взгляду были видны только макушки голов, но она оценивала реакцию по пульсу и потоку толпы. Их рев временами звучал как вой одного огромного зверя, настолько громкий, что резонировал в ее груди, пульсируя в ее собственном голосе, когда она кричала им свой вызов.
Наконец какая-то фигура взобралась на ринг под ними. Нона чувствовала, как вокруг нее пробираются другие дети, в поисках зрелища. Кто-то попытался поднять ее с места, но она поймала руки, которые схватили ее, и впилась в них ногтями. Неизвестный кто-то с воем уронил ее, и она снова приложила глаз к щели.
— Раймел! — Голоса вокруг нее казались эхом криков толпы.
На ринге появился крепко сложенный мужчина с густыми светлыми волосами, голый, если не считать белой ткани, обвязанной вокруг паха; его кожа блестела от масла, мышцы живота резко и рельефно выделялись, показывая каждую полосу, отделенную от другой. Нона видела, как он бродил по коридору днем, и знала, что он огромен, даже выше Майи, и двигается без ее неуклюжих промахов. Раймел крался, и каждое движение выдавало уверенность убийцы. Этот мужчина был герант-прайм. В полумраке чердака Нона узнала код, который использовали Партнис и Гилджон, когда продавали ее. Диапазон простирался от прикосновения — через пол-кровку и прайма — до полн-кровки. Прикосновение можно было считать четвертью крови, а прайм — тремя четвертями. Герант-праймы часто становились лучшими бойцами; полн-кровки, хотя еще более редкие и крупные, были слишком медлительны — хотя, возможно, так просто говорили в Калтессе, когда им некого было показать.
— Сейчас ты кое-что увидишь! — Взволнованный девичий голос слева от Ноны.
Мартен объяснил, что любой, кто надеется выиграть бойцовский кошелек или даже присоединиться к Калтессу, может явиться в ночь всех желающих и за крону сразиться с конюшней Партниса.
— Раймел убьет их, — с благоговением произнесла Сайда.
— Не убьет, — даже перекрикивая рев, Мартен ухитрялся говорить презрительно. — Ему платят за победу. Он устроит представление. Убийство не идет на пользу бизнесу.
— Кроме тех случаев, когда идет. — Еще один голос, совсем рядом.
— Раймел делает, что хочет. — Девочка слева от Ноны. — Он может кого-нибудь убить. — Судя по голосу, ей этого почти хотелось.
На ринг вышел претендент: лысый мужчина, толстый и сильный, волосы на его спине были такими густыми и черными, что скрывали его кожу. Руки у него были как куски мяса — наверное, кузнец, привыкший каждый день махать молотом. Нона не могла видеть его лицо.
— Разве Партнис не говорит Раймелу...
— Никто ничего не говорит Раймелу. — оборвала Сайду девочка. — Он — единственный высокородный, вышедший на ринг за последние пятьдесят лет. Так сказал Регол. Ты не указываешь высокородным, что им делать. Деньги для него — ничто.
Нона слышала такой же тон — тон благоговения — в церкви Надежды, где ее мать и Мэри Стримс призывали нового бога и пели гимны, которым их учил проповедник Микэл.
Прозвенел колокол, и Раймела закрыли вместе с кузнецом.
Нона видела кусочек ринга, от угла одного бойца до угла другого, но, когда они отходили в сторону, она их теряла. Раймел двигался с неторопливой точностью, останавливая продвижение кузнеца ударами в голову, отступая назад, чтобы дать ему опомниться и заманивая его вперед для следующего удара. Это не было похоже на состязание, если не считать того, что кузнец соревновался, сколько раз он сможет остановить кулак гиганта своим лицом.
Лай толпы нарастал с каждым ударом, с каждым сгустком крови и слюны. К тому времени, когда Раймел перестал бить кузнеца и тот упал, его противник еще не нанес ни одного удара.
— Зачем кому-то это делать? — спросила Сайда, поднимаясь от глазка и содрогаясь. — Зачем им с ним драться?
— В этом боевом кошельке куча денег, — сказал Мартен. — Он становится толще каждый раз, когда кто-то пытается и терпит неудачу.
Нона не сводила глаз с Раймела, который расхаживал взад-вперед по рингу. Она ничего не сказала, но знала, что дело не только в деньгах. Каждая твердая линия на лице бойца была вызовом, написанным на нем. Рев масс раздувал огонь, но развел его именно Раймела. Подойди и испытай меня.
Еще двое попытались до конца ночи, но у бойца на другом ринге, Гретхи, было больше желающих. Возможно, она была скорее актрисой, позволяя своим противникам бить, подавляя их техникой, а не жестокостью. Раймел относился к своим врагам с презрением, бросая их на доски окровавленными и униженными.
Работа, которую Майя требовала от них, не была ни долгой, ни трудной, и была разделена между детьми, которых было больше необходимого. В большом зале Нона полировала, подметала и скребла полы. На кухне она чистила, носила, мыла, резала и топила. В уборной она убирала нечистоты: вычерпывала, вытирала и рыгала. Обслуживание боевой экипировки, спарринг-рингов, тренировочного оружия и тому подобного — все это ложилось на плечи подмастерий. Бойцы сами заботились о своем собственном оружии, как и любой, кто доверял свою жизнь острому лезвию или прочной кольчуге.
Иногда кто-нибудь за пределами Калтесса нанимал группы старших детей, чтобы собирать фрукты или рыть канавы, но в основном, как сказал Регол, их главной задачей было расти и показывать обещание, ради которого их приобрели. Майя призналась, что ни один из них не будет продан по меньшей мере год, а то и два или три:
— Иногда обещание не проявляется должным образом, пока у девушки не начинает идти кровь. В тринадцать лет я не была и вполовину моего нынешнего роста. Не имеет смысла обучать вас, пока Партнис не узнает, кем вы станете. Обучение стоит денег, которые, по большей части, пропадут. Никто никогда не сможет стать ринг-бойцом, если в нем не будет видна старая кровь. И даже когда Партнис уверен, что у тебя есть дар для этого, он любит ждать – говорит, что лучше тренироваться тогда, когда ты в основном вырос в свой размер и скорость, так что тебе не нужно все время приспосабливаться.