Красная перчатка - Страница 17

– Простите, мсье Раймон, но какое отношение имеет эта история к вам? – спросила Жанна.

– Самое непосредственное. В свое время и я имел неосторожность влюбиться, и у меня был объект женского рода для обожания и почитания, и я вел себя почти так же глупо, как рыцарь Ульрих фон Лихтенштейн.

– И чем закончилось ваше увлечение?

Де ля Шатр саркастически хохотнул:

– В 1310 году мне довелось принять участие в Лионской войне. Когда я возвратился в свое поместье, то обнаружил, что объект моего преклонения – дама, чей платок я всю войну носил возле сердца – вышла замуж за богатого барона. Вот такая незамысловатая история приключилась с вашим покорным слугой, который с той поры перестал заниматься глупостями, связанными с женитьбой. В мире есть много других интересных вещей, уж поверьте мне, сеньора.

– Может, вы и правы… но мне кажется, что у вас все еще может измениться.

– Не исключаю такой возможности. Но только в том случае, если стану богатым. А это, сами понимаете, вряд ли возможно. И потом, уж не прикажете ли мне жениться на простолюдинке?

– Нет, нет, что вы! И в мыслях ничего подобного не было. – Тут Жанна пришпорила коня и уже на скаку прокричала: – Что-то мы застоялись на одном месте! Вперед!

– Ах, милое дитя! – невольно вырвалось у шевалье. – Ничего-то ты еще не знаешь о превратностях жизни… – Он пустил коня рысью, потому что угнаться за резвым жеребчиком виконтессы не имелось никакой возможности. – Однако простолюдинки чертовски хорошо смыслят если не в высокой любви, то в плотских утехах точно… – пробормотал себе под нос де ля Шатр, и на его длинном, резко очерченном лице появилась сальная улыбка.

Упоение полетом – а иначе стремительный бег ее скакуна никак нельзя было назвать – вызвало на щеках Жанны густой румянец. Она ликовала – свобода! По сторонам мелькали редкие деревья, из-под копыт жеребца разбегалась и разлеталась разная мелкая живность, а однажды на ее пути попалась даже семейка диких свиней, и Жанна закричала: «Ого-го! Прочь с дороги!» Полосатые поросята порскнули во все стороны, а ошеломленный кабан-секач с испугу присел на задние конечности и даже не подумал проявить свою обычную боевитость.

Так она неслась добрых полчаса, пока вместо редколесья и кустарников на ее пути не поднялся сплошной стеной густой лес. Остановив коня, Жанна развернула его и послала вперед неспешным шагом – он был взмылен, ему нужно было немного отдохнуть от бешеной скачки…

В былые времена сосновые и буковые леса покрывали почти всю Францию. Но к началу XIV века их обширное выкорчевывание коренным образом изменило внешний облик поселений и окружавший их ландшафт – прежде крохотные поляны, пригодные для строительства, расширились, воды отступили, равнины протянулись до холмов и болот. Население росло, и чтобы прокормить большее количество людей, требовалось увеличивать площадь обрабатываемых земель. Поэтому многие леса пошли под топор.

Для крестьян и вообще мелкого трудового люда лес был источником дохода. Туда выгоняли пастись стада, там набирали осенью жир свиньи – главное богатство бедного крестьянина: тот забивал животных после откорма на желудях, и это сулило ему на зиму средства к выживанию. Дома, орудия труда, очаги, печи, кузнечные горны существовали и действовали только благодаря дереву и древесному углю. В лесу собирали дикорастущие плоды, которые служили основным подспорьем в рационе сельского жителя, а в голодные времена давали ему шанс продержаться до нового урожая. Там же заготовляли дубовую кору для дубления кож, золу кустарников для отбеливания или окраски тканей, но особенно – смолистые вещества для факелов и свечей, а также мед диких пчел. Кроме того, лес снабжал мясом, шкурами и мехами.

Правда, существовали суровые законы и обычаи, ограничивавшие права крестьян на пользование древесиной и плодами, а охота предназначалась лишь для влиятельных персон. Поэтому браконьерство часто оставалось для простолюдинов единственным способом выжить. Однако в случае поимки браконьеров отправляли в тюрьму, а разбойников могли и вздернуть на ближайшем дереве без лишних разговоров.

Именно такая компания собралась в лесу, который принадлежал Шатобрианам, – браконьеры и разбойники, что называется, в одном флаконе. Они явно кого-то поджидали. Один из них забрался на дерево и вглядывался вдаль, благо шайка расположилась на краю леса, дальше тянулось редколесье и поля.

– Ну что там, Жакуй? – время от времени нетерпеливо спрашивал его верзила с темным лицом в шрамах, одетый в невообразимые лохмотья – вожак шайки. Его звали Бешеный Гиральд. Несмотря на непрезентабельную одежду, он вооружился не дубьем с металлическими шипами, а настоящим рыцарским мечом. Каким образом тот к нему попал, оставалось лишь гадать, но, похоже, судьба прежнего владельца меча, оказалась незавидной.

Остальные вооружились хуже своего предводителя, но тем не менее представляли для путника грозную силу, даже если тот будет в компании. Вместе с Жакуем, торчавшим на дереве, словно ворон, их насчитывалось пятеро.

Неожиданно в глубине леса раздался треск сучьев, и чуткий разбойник по прозвищу Бернар Рваный Нос всполошился:

– Лесничие!

– Остынь, – насмешливо сказал Бешеный Гиральд. – Лесничие далеко отсюда. Сегодня они собрались в таверне старой ведьмы Бернадетты, чтобы почтить святого Губерта, которого считают своим покровителем.

– Но день святого Губерта приходится на позднюю осень, по окончании охоты на оленей! – возразил Бернар Рваный Нос. – А сейчас лето.

– Дурачина… – Вожак шайки снисходительно ухмыльнулся. – Лесничие уже давно постановили отдавать почести святому Губерту каждый месяц. Чтобы он не оставил их в своих милостях.

– Просто они собираются раз в месяц, чтобы обсудить свои дела и наметить планы на будущее, – рассудительно сказал Плешивый Арну, который был старше остальных разбойников минимум вдвое. – А заодно и хорошо выпить.

– Знаем мы их планы… – мрачно пробурчал Гастон Отшельник. – Охота на нашего брата – вот их главный план. – Он принюхался. – А все-таки к нам кто-то едет. Я чую запах лошадиного пота. Это точно не лесничий.

– Ты чертовски догадлив, – ответил Бешеный Гиральд и хохотнул. – Это наш друг и покровитель. Прошу любить и жаловать… – И он эффектным движением указал на кусты, откуда сначала высунулась лошадиная морда, а за ней показался и сам всадник, облаченный в броню и топфхельм – немецкий шлем полностью скрывающий лицо. – Ваша милость, мы готовы! – бодро отрапортовал он рыцарю.

– Только не упустите! – Голос рыцаря прозвучал из-под шлема глухо, словно из склепа. – И запомните: мне он нужен пусть и раненым, но живым. Живым! – его одежда и доспехи были зеленовато-серого цвета, незаметного на фоне леса, а черный щит не имел обязательного для рыцарей изображения герба.

– Не сомневайтесь, мсье, исполним все в лучшем виде. Наш Гастон – стрелок, каких поискать. Сшибет с коня, как еловую шишку. А как насчет… м-м… денежек?

Рыцарь достал из сумки увесистый кошелек, тряхнул им – раздался звон серебра.

– Будет дело – будут деньги, – веско сказал он по-прежнему загробным голосом.

Разбойники повеселели, зашевелились. Только Плешивый Арну посматривал на рыцаря с подозрением – ему пришлось в свое время повоевать, и он знал, что рыцари честны только между собой, и то не всегда, а простолюдинов держат за собак. Разве можно держать слово, даденное животному?

– И еще одно условие, – продолжил рыцарь. – Даму не трогать ни в коем случае! Только связать, если будет брыкаться.

– Вижу! – вдруг крикнул дозорный Жакуй.

– Сколько их? – спросил Бешеный Гиральд.

– Один… Одна! Это женщина.

– Пропустить! – скомандовал рыцарь.

Жанна промчалась вихрем мимо сидевших в засаде, и те лишь облизнулись, узрев ее свежее румяное личико. Затем потянулось ожидание.

– Видимо, она сегодня без сопровождения… – наконец не выдержал и высказал общее мнение Бешеный Гиральд.

– Нет! Такого не может быть! – резко ответил рыцарь.