Красивая (СИ) - Страница 16
Не принимая возражений, он посадил её на мягкий большой диван, а девушка тут же плюхнулась на бок, обнимая маленькую подушку руками, и выдохнула, прикрывая глаза. Рольф заботливо набросил на неё сверху пушистый плед и остался посидеть рядом, обещая себе уйти через минуту. Как сложно было оторвать взгляд от рассыпанных по плечам и шее родинок; от милого эльфийского ушка, которое украшала витиеватая золотая серьга с бриллиантом и которое скромно выглядывало из-за темной гривы волос, безмятежно разбросанной черными прядями по подушке; от трепетно подрагивающих густых ресничек с закрытыми веками, скрывающими за собой прекрасные, добрые глаза…
Рольф сглотнул, тепло улыбаясь, и не выдержал, невесомо проведя большой ласковой ладонью по темным волосам, которые на ощупь были нежнее самого нежного шелка. И в следующую секунду сердце мужчины замерло: из-под пушистых ресниц выскользнула слезинка, прочертив короткую дорожку по щеке и тут же утонув в мягкости пледа, который брюнетка поджала под себя и удобно подложила под голову, словно подушки было недостаточно. Не зная, заснула ли девушка или нет, Рольф бесшумно выдохнул, чуть улыбнулся и удалился из гостиной, сразу же строго-настрого запретив прислуге беспокоить госпожу, которая сегодня слишком устала.
***
- Мэтт, ну, может…
- Нет, не может, - прервал друга Штойер, вслепую разбирая свои вещи. – Я сделал правильно.
- Она будет переживать, - возмутился Мартин, помогая ему. – Ты поступил, как неблагодарная свинья. Даже я понимаю, что так делать нехорошо.
- Всё, что она могла, уже сделала. Оплатила лечение вперед, больше от неё ничего не требовалось. Нечего ездить и жалеть меня, из этого ничего хорошего не выйдет.
- Зря ты так. По-моему, она хотела порадовать тебя своими приездами, показать, что ты не один…
- Что за бред ты несешь? – Хохотнул Маттиас. – Она хотела порадовать СЕБЯ, потому что ей заняться больше нечем, судя по всему. Не знаешь, она замужем?
- Нет вроде, - Мартин задумчиво почесал затылок.
- Тогда точно нечем. Кстати, я и так ведь не один. И никогда им не был уже на протяжении стольких лет, - Штойер засветился улыбкой. – Ты хотя бы помнишь, что сегодня за день?
- Ну, вообще-то, понедельник.
- Не совсем. Десять лет назад мы с тобой могли потерять друг друга, помнишь? Помнишь? – Мэтт шутливо повалил друга на диван, а тот звонко засмеялся. – Но решение принял ты.
- И оно тоже было правильным, - Мартин охнул, когда Мэтт плюхнулся на него сверху, положив голову на грудь и глубоко вздыхая.
День, который мог бы быть последним, всегда вспоминался ему, когда Мартин в очередной раз обнимал его и невесомо гладил по плечам, как сейчас…
«… 10 лет назад…
Пятнадцатилетний Маттиас следил за стрелками на часах, которые раздражающе тикали и бежали с ужасающей скоростью, приближая тот самый момент. Час, когда они расстанутся. Навсегда.
Вчера, почти перед самым сном, друг утащил его в излюбленный уголок и произнес те самые слова, которых он ждал и одновременно смертельно боялся столько лет. Мартина усыновляют. Рыже-русый непоседа долго рассказывал ему, что новые родители из Америки, что у них есть двое своих детей, что жить он будет тоже в Америке. И с каждым произнесенным словом мир Маттиаса рушился всё больше. Его лисенка забирают. Мысль долбила по мозгу настолько невыносимо, что он буквально вытолкал Мартина за двери, не желая слушать что-либо ещё.
Ночь напролет он лежал ничком на продавленной койке, уткнувшись лицом в подушку и глотая обжигающие нежную юношескую душу слезы, чтобы не дай Бог кто-то из группы услышал. Страшная мысль пришла ему в голову уже утром, на рассвете. Он всерьёз подумал о том, чтобы сегодня же ночью лишить себя жизни. Невозможно представить, чем был для него озорной сахарноглазый мальчик. Их чувства не поддавались описанию. Это было больше, чем любая любовь, дружба, любые родственные отношения. Это был неотделимый кусочек родной души, который сейчас пытались вырвать с корнем.
Весь день мальчишка ходил чернее тучи. Он не прикоснулся к еде в столовой, несмотря на то, что была его любимая картофельная запеканка. Сердце глухо долбилось в груди, грозясь остановиться. Перед глазами проносились беззаботные пять лет жизни бок о бок с Мартином, и все они, как один, были счастливыми воспоминаниями, которые теперь почти стали прошлым. Ребята в группе знать не знали, с чего бы вечный задира Мэтт сегодня непривычно молчалив. Никто из них не мог себе вообразить, что умеет чувствовать этот грубый с виду хулиган-мальчишка.
Маттиас вздрогнул – часы громко пробили шесть вечера. Сорвавшись с места, он пулей метнулся к выходу в другой корпус и на улицу, сбивая на ходу своих же ребят. Не набросив даже куртки, вылетел в одном свитерке на крыльцо к черному ходу корпуса «С», где до сегодняшнего дня жил Мартин. Именно отсюда забирали счастливчиков, чтобы делать поменьше шума и не заставлять переживать других детей. Но некоторые всё же успевали уследить и выходили на крыльцо попрощаться.
Вот и Мэтт встал, как вкопанный, у двух однокашников Мартина, которые что-то кричали и махали ему руками. Воспитательница, с теплом во взгляде смотрящая на то, как машина собирается отъезжать, заметила боковым зрением уже знакомого ей мальчишку и строго нахмурила брови.
- Маттиас, зайди обратно, не нервируй его, - сказала она ему сквозь зубы, чтобы дети не услышали.
Но услышал ли Мэтт её? Не обращая внимания на хлопья снега, которые колючками садились ему на свитер и горячую кожу, он устремил взгляд на заднее, чуть затемненное стекло автомобиля, откуда на него огромными ореховыми глазами, не моргая, смотрел Мартин. Прижавшись лбом к стеклу, жалобно глядел, словно и сам понимал – видит в последний раз. Глаза Маттиаса вот уже как минуту застилает прозрачная пелена слёз, которые не желали выливаться наружу горячим потоком и замерли, как и сам парнишка.
Автомобиль тронулся с места, мягко скрипя по свежему снегу шинами. Мартин, казалось, прилип к стеклу, не желая упускать из вида Мэтта, который провожал взглядом несчастную машину и чувствовал почти физически, как пусто и одиноко становится внутри.
Внезапно машина останавливается через сто метров, и ещё на ходу из неё выпрыгивает Мартин. У Мэтта распахиваются глаза от увиденного – мальчик бежит к нему, спотыкаясь и глубоко глотая морозный воздух. С разбегу ныряет в крепкие объятия, от которых Маттиас даже пошатнулся, и обвивает тоненькими ручонками его за шею.
- Немедленно вернись, ты проявляешь неуважение к своим приемным родителям! – Тут же строго заметила воспитательница, поставив руки на бёдра.
- Я никуда без него не поеду, - задыхаясь от слёз, ответил Мартин, вцепляясь своими ручками в широкие плечи любимого друга, который поверить не мог своему счастью.
- Глупый, это же Америка, - шептал Мэтт ему на ухо и гладил по узкой спинке, улыбаясь.
- Не хочу, не хочу, без тебя не хочу, - так же тихо отвечал ему одиннадцатилетний Мартин, хлопая своими большущими медовыми глазищами, которые пожирали Маттиаса своей безграничной любовью.
Воспитательница, испуганно покосившись на двух мальчиков, которые обнимались у всех на виду слишком любовно, поторопилась в сторону остановившегося автомобиля, где с вопросительными лицами стояли те, кто мог заменить Мартину родителей. Но не мог заменить Маттиаса.
Через двадцать минут на крыльце стихло. Дети убежали, воспитательница, о чем-то переговорив с американскими «родителями» Мартина, тоже скрылась в корпусе. И только два мальчика так и стояли на ступеньках, прижавшись друг к другу и разговаривая практически только взглядами, изредка шепча что-то и улыбаясь. И плевать им было на уже отмерзшие пальцы, на крупные хлопья снега, опускающиеся им на головы, и даже на презренный взгляд воспитательницы из-за занавески окна корпуса «С»…