Красинский сад. Книга 2 - Страница 15

Декабрь порадовал новой музыкальной кинокомедией Георгия Александрова «Веселые ребята», в которой главные роли сыграли звезды советского кинематографа – лучший голос Ленинградского мюзик-холла Леонид Утесов и «самая красивая женщина СССР» Любовь Орлова. В зимнем клубе эта кинолента демонстрировалась под новый 1935 год четыре дня к ряду, что было крайне редко. Зрители попросту не вмещались в зале и стояли в проходах, усаживались на пол между экраном и первыми рядами. Посмотреть фильм, слава о котором молниеносно распространилась в городе, шли целыми улицами. Песню из кинофильма «Сердце тебе не хочется покоя» запели повсеместно, она стала любимой, как и сама кинокомедия.

Именно после просмотра музыкальной кинокомедии Марфуша предложила Михаилу имя их первенца. Она говорила, что если у них родится сын, они назовут его Леонидом в честь Утесова, а если дочь – Любовью, как Орлову. Михаил пошутил по этому поводу, но возражать не стал, и решение об имени первенца принадлежало Марфуше.

– Если мы будем своих детей называть в честь артистов, – шутил Михаил, – то у нас с тобой сил не хватит родить такое количество детей. Знаешь, сколько в СССР артистов? Первенца назовем в честь Утесова или Орловой, а следующих – Жарова или Мясниковой, Крючкова или Кузьминой…. Но фильмы будут рождаться быстрей, чем наши дети и нам все равно не удастся назвать их именами всех артистов….

– Ну и что, Мишенька? – улыбалась в ответ Марфуша, – сколько родим, все наши!

– Тогда остальные артисты, – шутил Михаил, – которые не удостоятся, чтобы в их честь мы назвали своих детей, обидятся и перестанут сниматься в кино….

– Почему? – удивилась Марфуша.

– Потому, что они для того и красуются на экране, чтобы в их честь называли новорожденных, а не партийных вождей! – шутил Михаил, – вот у нас на шахте один такой случай недавно был, муж с женой назвали дочь в честь Иосифа Виссарионовича – СталИной. А при выдаче свидетельства о рождении, их загребли в НКВД.

– Измените немедленно имя свой дочери, – потребовал начальник НКВД.

– Почему? – спрашивают супруги.

– Потому, что вы будете в ее раннем возрасте возмущаться: «Сталина обкакалась, не продохнуть!», – рассуждал начальник, – а когда подрастет, то шлепать по попе и приговаривать: «Вот тебе Сталина, получай по заднице!»

Живот у Марфушеньки рос, как на дрожжах, уже к концу января стал большим шаром, и она походила на «неуклюжего медвежонка», как ласково называл ее Михаил. Он взял всю тяжелую работу по дому на себя, купил и установил в кухне большую дубовую бочку, в которую носил воду из колодца, находившегося у них во дворе. А на печи постоянно подогревалась выварка с горячей водой. У Кати, жены Грини, живот тоже быстро рос, и когда друзья встречались семьями, мужчины в шутку сравнивали, у кого из них животик больше. Обе беременные женщины ходили на работу, Марфушу еще не перевели на легкий труд, а Кате, как продавцу он и не полагался. Но женщине приходилось ежедневно преодолевать длинный путь до магазина на улице Колхозной в поселке Поповка.

В конце февраля Михаил пошел к заведующему шахтой Андропе требовать перевода жены на легкий труд. Он угрожал «написать куда следует», что на шахте имени Красина нещадно эксплуатируют беременных женщин. Андропа всячески пытался объяснить Михаилу, что нет на шахте легкого труда, можно перевести уборщицей, но это тоже нелегкая работа. Михаил требовал перевести Марфушу в горный буфет посудомойкой, Андропа снова возражал, аргументируя, что ему общепит не подчиняется, и перевести Марфушу в его штат он не имеет права. В конце концов, Андропа пообещал в течение трех дней найти легкий труд для Марфуши. И действительно спустя два дня она была переведена счетчиком вагонеток на погрузку. Там работала женщина Варя, теперь они вдвоем с Марфушей считали вагонетки с углем, которые выгружались в бункер-накопитель погрузочного пункта железнодорожных вагонов. Работу одной теперь выполняли двое, но вопрос о легком труде был решен и никто не беспокоился, что одна из них лишняя.

Шахта Красина с самого ее пуска работала больше пяти лет без смертельных случаев. Травматизм, конечно, имел место, но по шахтерским меркам переломы рук, ног, рёбер считались «не страшными для здоровья». После отработки бремсберговых лав, добыча перешла на уклоны и оба участка отрабатывали лавы на восточном и западном крыле. Вплоть до весны лавы работали, не встречая горно-геологических нарушений. Непосредственная кровля была хорошая, прочный песчаник и только иногда «выскакивал ложняк» из легко обрушающегося аргиллита. Новые, аккумуляторные светильники обеспечивали хорошую освещенность в забое, а значит, приемлемую безопасность. В случае обрушения кровли, можно быстро покинуть забой, туда, где есть крепь и не попасть под обвал.

Но уже в апреле на втором участке произошел первый несчастный случай со смертельным исходом, погиб навалоотбойщик Потапов, работавший в бригаде Пискунова. Произошло это в ночную смену, парня завалило с головой, и шансов остаться в живых не было. Пискунова к тому дню уже наградили Орденом Трудового Красного Знамени РСФСР, случись это до награждения, об ордене пришлось бы забыть. Главный инженер Желтобрюхов и заведующий Андропа ночью были вызваны на шахту, а к утру приехали инспектора горного надзора и технический труда ВЦСПС.

Желтобрюхов и Андропа руководили работой по извлечению трупа Потапова из-под завала. Этого долго не получалось сделать, потому что кровля продолжала валиться, как только шахтеры начинали убирать породу. Желтобрюхов оценил ситуацию просто – лава вошла в зону горно-геологических нарушений. А поскольку они приходились почти на середину лавы, то обойти их можно было, оставив целики с обеих сторон. Это значило, что лава укорачивалась вдвое и за время прохождения этой зоны, нормальной зарплаты не жди, план участку никто не снизит!

– Нужно переводить нас на другой участок, – паниковал Пискунов, – бригада передовая и нам нужен другой фронт работ…. Иначе без хорошей зарплаты никого не заставишь....

– У тебя человек погиб! – громко вспылил технический инспектор труда, – а ты о зарплате печешься! Постыдился бы товарищей….

– Это не у меня погиб Потапов, я такой же навалоотбойщик, как и он, – протестовал Пискунов, – это у него погиб – он указал рукой на Желтобрюхова.

– Ты ведь кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, – возмутился Желтобрюхов, – кто будет дорабатывать твою лаву? Тебе, дай другой участок, а здесь кто должен заканчивать?

Инспекторы осмотрели, насколько это было возможно место обрушения породы, и выехали из шахты с Андропой и Желтобрюховым. Написали предписание на восьми страницах и уехали. А через несколько дней главного инженера Желтобрюхова арестовали прямо на утреннем наряде. Это было сделано демонстративно с целью устрашения – как только начался наряд, в помещение вошли трое вооруженных энкэвэдэшников. Их старший подошел к главному инженеру и с ухмылкой посмотрел ему в глаза.

– Вы главный инженер? – спросил старший, – Желтобрюхов Аким Сергеевич?

– Да-а, – отвечал тот – а в чем дело?

– Вы арестованы, как враг народа! – отчеканил энкэвэдэшник, – прошу следовать за мной!

Больше Желтобрюхова на шахте не видели, а вскоре стало известно, что это Пискунов сочинил заявление в НКВД, подписал его членами своей бригады и лично отвез начальнику. Его сразу же проводили к нему в кабинет, потому что на рубашке Пискунова красовался Орден Трудового Красного Знамени РСФСР. О чем шел разговор в кабинете начальника НКВД никому неизвестно, но Желтобрюхова арестовали на следующий день. После этого Пискунова стали побаиваться и Андропа, и парторг Цыплаков и председатель шахткома Самопалов. Но бригаду кавалера ордена все равно не перевели на другой участок, и ему пришлось долго «быть в прорыве», обходя зону горно-геологических нарушений.

Расходы на похороны погибшего Потапова взяла на себя шахта. Именно с этого дня установился никем не прописанный порядок, в случае смерти погибшего горняка, заведующий, парторг и председатель шахткома обязаны были сообщать эту скорбную весть семье. Они должны были лично явиться по адресу, где проживал погибший и сообщить об этом. Язык не поворачивался говорить о том, что не уберегли от гибели человека, но еще приходилось смотреть в глаза его жене, матери, детям.