Козел отпущения - Страница 4
— Код «ночное видение», — приказал он скафандру вслух, нетвердо ступая и дрожа от недосыпа, и снаряжение распознало его хриплый голос и показало ему туманное изображение туннеля перед ним.
— Код «идентификация», — велел он, и скафандр принялся сообщать двум солдатам где-то впереди по ходу туннеля, что он здесь, что он уже в пути.
И снова замелькали индикационные цифры: Кэт отбила подтверждение. «la-6yg-p30/30» — высветились на щитке шлема призрачные зеленые символы, сообщая ему, что Джейк и Кэт засекли эльфов, засекли при помощи дистанционных датчиков, на которые те наступили, а они сами остаются на месте, не рискуя выдать местоположение туннеля.
Он отключил идентификацию, и Кэт с Джейком отключились тоже.
«Они добрались до нас, — подумал Де Франко. — Чертовы эльфы проникли сквозь наш экран, только на этот раз пешком, и теперь начнется черт знает что…»
Сзади, в казармах, остальные войска, должно быть, так же экипируются и, не в такой спешке, как он, но готовятся к сумасшедшей ночке. Эльфы редко добирались до людских бункеров. Но пытались. А на близком расстоянии они со своим ручным вооружением были смертельно опасны. И потери бывали не только со стороны эльфов, если они подбирались к тебе вплотную.
Под скафандром его прошиб ледяной пот. Голову заломило от жажды мести, скафандр давил на колени и на спину, когда он наклонялся, и вонял дезинфицирующим раствором, запах которого напоминал вонь какого-нибудь дурацкого дерева в каком-нибудь дурацком лесу на планете, давшей начало всем когда-либо жившим людям; он знал это, но запах не дотягивал до духов и не мог заглушить вонь ужаса и туннелей, где гулял холодный сырой ветер, — скафандр впитывал ее, когда не был в режиме автогерметизации.
Он не знал о Земле совсем ничего, лишь смутно вспоминал Пелл, где его выучили и переправили сюда, на планету, которой никто не потрудился дать имя. Эльфляндия, когда штабу приходила охота чудить. Никогданикогдандия, как окрестили ее армейские в честь страны из одной древней сказки, потому что из этой страны солдату никогда уже не возвратиться домой. Была еще песня, и куплетов в ней было столько же, сколько напастей, о том, чего никогда не видать солдату в этой Эльфляндии.
Он напевал ее себе под нос голосом тряским и срывающимся от напряжения. Ему хотелось плакать, как ребенку. Ему хотелось выбранить кого-нибудь за ранний час и свой прерванный отдых. Но больше всего ему хотелось несколько дней затишья на этом фронте, всего несколько дней, чтобы собрать нервы обратно в кучку и чтобы голова перестала болеть…
Бегом, бегом и бегом, в скафандре, который защищает тебя от газа и большинства снарядов, что могут выпустить по тебе эльфы, — большинства, но не всех. Потому что есть сочленения, есть щиток шлема. Потому что эльфы двадцать лет учились тебя убивать. Потому что воздух имеется свойство кончаться, фильтры — садиться, и каждый проход, что выпускает тебя в Эльфляндию, — лазейка, сквозь которую эльфы могут тебя достать.
Входы в туннель, вентиляционные отверстия, силовая установка, обеспечивающая функционирование всей базы и разветвленной системы туннелей.
Солдаты рассредоточиваются, чтобы оборонять эти точки, а ты бежишь и бежишь, запоздало спрашивая себя, зачем солдатам понадобился специальный агент в определенной точке, где туннель ближе всего подходит к эльфам на этой равнине.
Почему я, почему здесь — да потому, дубина, что в штабе хотят получить тщательную рекогносцировку, собственно, ее-mo они и хотели, когда в прошлый раз послали тебя туда не знаю куда, за пределы безопасной зоны — причем дважды, и они ждут, что ты снова пойдешь и сделаешь это, потому что в прошлый раз эльфы тебя не ухлопали.
Чтоб им всем пропасть. (С мыслью, что они будут ездить на тебе, пока ты держишься на ногах. А потом — две недели отдыха, и назад, на фронт.)
Тебя подлечат, то есть засунут в полевой госпиталь, там тебе дадут витаминчиков, дважды уколют антибиотиками, скормят пузыречек таблеток — и снова турнут. «У нас есть более тяжелые пациенты», — скажут на прощание медики.
Более тяжелые есть всегда. Пока ты не сдох.
Де Франко смотрит на эльфа на том конце стола в маленькой комнатке и вспоминает, каково это — запах туннелей, вкус страха.
II
— Они послали меня сюда, — говорит эльфу Де Франко: человек мог бы в ответ кивнуть, но у эльфов нет такого обыкновения — эльф смотрит серьезно; они сидят друг напротив друга, сложив руки на столе.
— Вы всегда говорите «они», — замечает эльф. — Мы говорим: «мы решили». Но у вас все по-иному.
— Может, и в самом деле «мы», — отвечает Де Франко. — Может, так оно и есть, в конечном итоге. Мы. Но иногда так не кажется.
— Думаю, даже теперь вы не понимаете, почему мы делаем то, что делаем. Я не очень понимаю, зачем ты пришел сюда и почему слушаешь меня, или почему остаешься здесь. Мы и не поймем. Мы двое, думаю, не поймем. Быть может, другие. Ты хочешь того же, чего хочу я. Вот на что я полагаюсь больше всего.
— Ты считаешь, что все получится?
— Для нас — да. Для эльфов. Безусловно. Даже если это обман, все получится.
— А если это не обман…
— Ты можешь сделать его правдой? Ты не веришь. Это… мне трудно найти слова — но я тоже этого не понимаю. Что вы чувствуете. Что вы делаете. — Эльф протягивает через стол тонкие белые руки с радужным, как нефтяная пленка на воде, отливом, накрывают смуглые заскорузлые пальцы с обломанными и неровными ногтями (у самого эльфа они отсутствуют). — Это было не твое решение. Не ты решил уничтожить нас до самого сердца, до самого центра. Возможно, ты вообще не по своей воле здесь. У меня к тебе особое чувство, Де Франко. Я испытал это чувство, едва только тебя увидел, я понял: ты — то, что я искал, но тогда я еще не знал, благотворная ли ты сила или губительная. Знал лишь — так, как ты поступил, нас увидев, люди всегда поступали с нами. И я решил, что ты объяснишь мне зачем.
Некоторое время Де Франко то двигался вперед, то сидел на месте, во тьме, в вонючем и жмущем скафандре, а где-то там, через два гребня от него, затаились у входа в туннель двое нервничающих армейских, потея в своих скафандрах с отключенными, как и у него, вентиляторами и насосами — потому что об остром слухе эльфов ходили легенды, а костюмы шумели, и довольно трудно было передвигаться в этом убоище, не устраивая тарарам: кто-то в штабе подозревал, что эльфы могут улавливать перемещающиеся шумы. Или имеют еще какие-то органы чувств.
Но без вентиляторов и насосов та часть скафандра, что ниже шеи, оставалась без охлаждения и нагревалась даже ночью. А перчатки и шлем снимать не разрешалось, таково было правило: ни один эльф ни разу не видел человека живым, за исключением разве что того места, где сидела Восьмая команда «Гамма». Но, возможно, и там не видели. Эльфы, как правило, доводили начатое до конца.
Коленные сочленения у Де Франко сейчас были замкнуты, что давало ему надежную опору для усталых коленей и спины. Он воспользовался этим, чтобы унять дрожь, бившую его не так давно проснувшиеся и трясущиеся от недосыпа члены, прежде чем грохнул скафандром и переполошил всех эльфов на холме. Он выбрал не слишком защищенную позицию: у него не было почти никаких прикрытий, кроме разве что самого холма, а на этих холмах практически не оставалось деревьев, которые пощадили огонь и снаряды. Но зелень все же пробивалась сквозь гарь, и цепочка кустарников тянулась внизу, в долине, — три года назад там проходила дорога эльфов. Его прибор ночного видения сканировал темные очертания зарослей.