Ковчег завета - Страница 151

Около трех утра наша машина ускорила свой бег по покрытой щебенкой дороге, проходившей мимо поля, в котором стоял брошенный танк с сорванной взрывом башней и беспомощно опущенной пушкой. Слева от нас я заметил освещенные звездами массивные руины какого-то древнего здания. Меня вдруг охватило острое ощущение, что я уже видел это когда-то, и я спросил:

— Где мы находимся?

— Подъезжаем к Аксуму, — ответил Хагос. — Только что проехали дворец царицы Савской.

Через несколько минут мы въехали в небольшой городок, повернули направо, потом налево на узких улочках и остановились перед стеной, украшенной ползучими виноградными лозами и тропическими цветами. Пока другие стучались в ворота, я обошел джип, опустился на колени и поцеловал землю. Конечно, это был сентиментальный жест, но он показался мне вполне соответствующим моменту.

Утром меня разбудили яркие солнечные лучи, струившиеся через незанавешенное окно предоставленной мне комнаты. Когда мы прибыли ночью, все было погружено в темноту — в Аксуме нет электричества. Сейчас же, выйдя на улицу, я обнаружил, что нас поселили в приятном маленьком домике для гостей, окруженном зеленой лужайкой.

Я прошел на террасу, где было расставлено несколько стульев. В углу на плите, сооруженной из большой банки из-под масла, обнадеживающе кипел чайник. Рядом была кухня, в которой две женщины, которых я принял за мать и дочь, шинковали овощи.

Они приветствовали меня улыбками и тут же подали чашку сладкого, ароматного чая. Я присел и попытался собраться с мыслями, пока не проснулись мои спутники.

Итак, у нас сегодня среда, 16 января 1991 года. В прошедшую ночь истек срок, установленный ООН для вывода иракских войск из Кувейта, и я задавался несколько абстрактным вопросом, не разразилась ли уже третья мировая война. Тем временем оставалось лишь два дня до начала церемоний Тимката в Аксуме, и мне предстояло разработать стратегию своего поведения.

Меня вдруг охватило странное нежелание тут же посетить церковь Святой Марии Сионской. После того как я с таким трудом добрался сюда, вдруг показалось очень трудным сделать эти последние шаги. Отчасти это объяснялось неуверенностью в себе, отчасти — суеверным страхом и отчасти — тем, что, по моим ощущениям, преждевременный визит в церковь Святой Марии Сионской предупредит священников о моём присутствии и, возможно, приведет к тому, что на крестные ходы Тимката не будет вынесен подлинный ковчег. Поэтому представлялось логичным держаться пока в стороне и не высовываться до начала церемонии. В толкотне же необузданных плясок, которые, как я был уверен, обязательно состоятся, я попытаюсь пробраться поближе к реликвии и разглядеть ее.

Однако был довод и против подобной стратегии. Из беседы в Иерусалиме с фалашским старейшиной Рафаэлем Хадане я вынес впечатление, что в процессиях Тимката могли использовать не подлинный ковчег, а копию, в то время как подлинник остается в безопасности в своем святилище. Если дело так и обстоит, тогда чем раньше я познакомлюсь с аксумскими священниками, тем лучше. Я ничего не выиграю выжидая и ничего не потеряю, действуя открыто и честно. Даже напротив, только имея возможность как следует потолковать со священниками, я получу хоть какой-то шанс убедить их в том, что не представляю никакой опасности, что я искренен и являюсь достойным кандидатом на то, чтобы быть допущенным к ковчегу.

Вот почему в связи с необходимостью срочно принять окончательное решение я пребывал в довольно затруднительном положении, когда сидел и пил чай в то утро 16 января.

Через некоторое время из своей комнаты появился Эд с затуманенным взором, прижимая к уху приемничек.

— Война не началась? — крикнул я.

— Нет, пока не началась. Срок истек, но пока что нет сообщений о военных действиях. Как насчет чайку? Или кофе? Хорошо бы кофе. Да и завтрак не помешал бы. Есть тут что-нибудь?

Пока обслуживали Эда, появился и Хагос — правда, не из своей комнаты. Он явно побывал уже в городе, ибо за ним следовал благообразный бородатый старик в ниспадающей свободными складками одежде.

— Это мой отец, — объяснил представитель НФОТ и любезно познакомил нас. — Он священник в церкви Святой Марии Сионской. Я сообщил ему о вашем интересе к ковчегу завета, и он пожелал встретиться с вами.

Я, разумеется, рассказывал Хагосу о своем поиске несколько раз за время нашего долгого путешествия из Хартума, поскольку еще перед отъездом узнал, что он родом из Аксума, но мне и в голову не приходило, что он как-то связан с церковью, не говоря уж о том, что его отец — священник. Если бы я это знал, то, возможно, был бы более сдержанным в своих высказываниях, а возможно, и нет. Хагос понравился мне с самого начала, и не хотелось ничего скрывать от него.

Таким образом, я лишился фактора внезапности — и не из-за чьих-либо проделок или интриг, а по чистой случайности. Поэтому я решил, что нет смысла скрывать свои намерения и действовать методами «плаща и кинжала». Лучше выложить все карты на стол и смириться с последствиями, будь они позитивными или негативными.

У нас состоялся долгий разговор с отцом Хагоса, заинтригованным, похоже, тем, что иностранец проделал такой долгий путь в надежде увидеть ковчег завета.

— Так увижу я его? — спросил я. — Во время церемоний Тимката? На них выносят подлинный ковчег или копию?

Хагос перевел мои вопросы. Наступило напряженное молчание, которое нарушил старый священник:

— Я не уполномочен говорить по таким вопросам. Вам следует побеседовать с моим начальством.

— Но ответ вам известен? Или нет?

— Я не уполномочен говорить. Это не входит в мои обязанности.

— В чьи же обязанности это входит?

— Прежде всего вам следует встретиться с Небураэдом — самым старшим из аксумских священников. Без его благословения вам ничего не удастся добиться. Если он даст разрешение, тогда вы сможете поговорить с хранителем ковчега…

— Я бывал здесь раньше, — прервал я его, — в 1983 году, и познакомился тогда с хранителем. Он еще жив, не знаете? Или его уже кто-то сменил?