Ковчег. Исчезновения — 1. - Страница 8

— Увольняете? — поджал губы Небрат. — Что ж, на здоровье! Отлично! Полное ваше право… Однако вы это можете сделать только через агентство "Виктория", контракт находится там. И покуда он официально не расторгнут, вы не можете… Кроме того, — он кивнул на лежащего старика, — мой гражданский долг оказать помощь человеку.

— Да не нуждается, не нуждается он в вашей помощи! — От гнева Еремеев даже сорвался на фальцет. — Ясно вам, не нуждается!.. Он тут хозяин — и он вас гонит прочь!.. — Обратился к Шмакову: — Верно я, Иван Арсентьевич, говорю?

Старик ничего не ответил, теперь он закатил глаза и только дышал тяжко — похоже, все-таки и вправду был плох. Может, и зря встревал Еремеев? Пускай бы в самом деле отвезли в больницу, а то, глядишь, эдак и до беды недалеко.

Конопатый малец, до сих пор сидевший смирно, вдруг подскочил к старику и заныл жалостливо:

— Деда, деда, не помирай, деда!..

— Да не помирает он, не помирает, — сказал Небрат и оттеснил ноющего мальца, чтобы пощупать у старика пульс.

— Впрочем, ладно, ладно, — пробормотал старик. — Пускай везут…

Теперь и сыщик, и таксист стояли спиной к пацану и к Еремееву, и тут Еремеев почувствовал, как рука маленького недоумка прикоснулась к его ладони, и вдруг понял, что мальчишка пытается что-то вложить в нее.

Это был какой-то обрывок бумаги. Еремеев машинально сжал ладонь и внимательно посмотрел на пацана. К его удивлению, взгляд у того теперь был вполне осмысленный. Незаметно для остальных малец приложил палец к губам.

Пользуясь тем, что, кроме мальчугана, никто на него в эту минуту не смотрит, Еремеев раскрыл ладонь и прочел записку, написанную старательным детским почерком:

«Г-н Еремеев.

Вас пригласил сюда вовсе не антиквар Шмаков, а я.

Нам с Вами необходимо переговорить наедине. Полагаю, именно для этого Шмаков сейчас и разыгрывает спектакль, так что за здоровье его не беспокойтесь.

Не мешайте им его увезти, постарайтесь только, пожалуйста, сделать так, чтобы вместе с ним убрались и они оба.»

В эту секунду Небрат обернулся, и Еремеев мигом спрятал записку в карман.

— Видите, он и сам согласен в больницу, — сказал детектив. — А вы хотели, чтобы мы человека оставили без помощи!

Еремеев вздохнул:

— Ну что ж, если он, по-вашему, совсем уже… — Вздох, кажется, получился довольно-таки правдивый.

— Да хрен его разберет, совсем он или не совсем, — отозвался таксист Володя. — Все-таки лучше правда его в больничку, от греха… — Он взял старика на руки: — Давай-ка прокатимся, дедуля.

— Старика отвезешь — и возвращайся, — напутствовал его Небрат. Сам он явно не собирался покидать лавку древностей. — Иди машину дедуле своему открой, — бросил он мальцу.

Тот, однако, посмотрел на него взором совершенно уж идиотическим и, не подумав стронуться с места, залопотал:

— Дедуля на машинке, дедуля — би-би!

Детектив выразительно посмотрел на Еремеева, но командовать им все-таки не решился и, в сердцах сплюнув, сам пошел открывать машину.

Едва он и Володя со стариком Шмаковым, которого таксист довольно трогательно держал на руках, покинули лавку, Еремеев немедленно захлопнул железную дверь и запер ее на два крепких засова. Небрат мгновенно понял, что его провели и забарабанил сначала в дверь, потом в окно:

— Дмитрий Вадимович, извольте открыть!..

За ним внимательно наблюдал нищий, причем Еремеев отметил, что нищий уже не тот, одноногий, а другой, без обеих ног. Оставалось лишь диву даваться, чем так уж приманивала нищих эта Щитораспределительная улица.

Было, однако, не до того, чтобы размышлять на эту тему. Сыщик продолжал стучать в окно:

— Откройте, хватит дурачиться!

Вместо ответа Еремеев опустил на окнах жалюзи.

— Как думаешь, окно не разобьет? — обернулся он к мальчишке.

— Вряд ли, не такой он дурак, — сказал малец. — Небось видел, что на окнах система сигнализации. — И добавил: — Простите, вам придется минутку подождать. — С этими словами он отошел к умывальнику, расположенному на задней стене комнаты, и старательно стал мыть лицо.

Когда он закончил с этой процедурой и обернулся к Еремееву, мазня веснушек исчезла, лицо его неожиданно обрело совсем иные черты и оказалось весьма красивым, а глаза были не по-детски умны. И еще Еремееву теперь показалось, что он откуда-то знает мальчика, где-то видел его, причем совсем недавно, но вот где — не удавалось вспомнить никак.

— Так оно, по-моему, лучше, не правда ли? — улыбнулся мальчик.

— Куда уж! — только и проговорил Еремеев. ("Глаза! — подумал он. — Какие странные, совсем не мальчишеские у него глаза!")

— А как вам маскировочка под идиота?

— Вполне убедительная, — не мог не признать Еремеев. — Понять бы еще — зачем.

— На всякий случай. Подстраховка, — сказал мальчик. — К кому реже всего приглядываются? К больным, к нищим и к идиотам. Срабатывает естественное чувство стыдливости.

— А зачем тебе вообще понадобилось маскироваться?

— Это уже особый разговор, — ответил тот. — И давайте-ка лучше продолжим его в другом месте, а то этот тип, по-моему, сейчас у окна подслушивает. Идите за мной, — и он открыл какую-то неприметную дверь.

Что-то все-таки странное было в его лице, но Еремеев все еще не мог понять, что.

Он последовал за мальчишкой. Дверь вела в подвал. Спускаться пришлось по темной лестнице с низкими сводами, так что надо было идти пригнувшись.

Когда спустились, мальчик щелкнул выключателем, и Еремеев увидел, что подвальное помещение представляет собой просторную залу, обставленную вполне современной мебелью, на письменном столе стоял новейшего образца компьютер, на стеллажах вдоль стен располагалась целая библиотека из хорошо подобранных книг. К чести своей, Еремеев неожиданно обнаружил там и две книги своего собственного сочинения, одну из них со своим последним романом он непроизвольно взял с полки.

— Я как раз недавно прочел, — сказал мальчик. — С точки зрения языка, по-моему, очень даже неплохо. Композиция тоже более или менее. Развитие фабулы… — Он слегка поморщился. — В этом смысле средненько. Но в общем я оцениваю вас вполне прилично — примерно в сто семьдесят пять.

— Это что значит? — не понял Еремеев.

— Я имею в виду ваш "ай кью", коэффициент интеллекта, — пояснил мальчик. — Я всегда пытаюсь оценить "ай кью" автора прочитанной книги и редко ошибаюсь. С американцами-то просто — они все знают свой "ай кью" и не стесняются его назвать. Я двоим писал письма, и они мне ответили. Оказалось, в обоих случаях я ошибся всего на единичку. Хотите, и на вас проверим? Дело недолгое.

Нельзя сказать чтобы Еремееву впрямь этого очень уж хотелось — была опасность на поверку оказаться глупее, чем его считали окружающие, а перед этим мальчишкой почему-то в особенности не хотелось выглядеть придурком, к тому же не терпелось поскорей узнать, для чего все-таки его сюда позвали, — однако он ответил:

— Ну если недолго…

— Ровно десять минут, — сказал мальчик и включил компьютер. — Усовершенствованные тесты моего собственного изобретения. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы должны быстро на них отвечать. Тут дело как раз в скорости ответов. Что, начали?

Вопросы оказались в общем-то нетрудными, надо было составлять фразы из заданных слов, дополнять ряды недостающими числами, угадывать, какая из фигур на экране лишняя, решать незамысловатые логические задачки, но вопросы эти следовали один за другим с такой быстротой, что несколько раз Еремеев сбивался.

— Всё, — сказал наконец мальчик. — Десять минут. Итак, что мы имеем в итоге? — Он нажал на клавишу и сообщил, довольный: — А в итоге мы имеем почти в точности то, что я и предрекал: сто семьдесят шесть!

— И что это означает? — поинтересовался Еремеев.

— Несколько выше среднего. У Эйнштейна, скажем, было двести два.

— Ну, то же у Эйнштейна… — развел руками Еремеев.

— Кстати, двести два еще не предел, — прибавил мальчишка. — В последнее издание книги рекордов Гиннеса был занесен десятилетний школьник из Нигерии — у него "ай кью" двести восемь.