Коварство Марии-Луизы - Страница 4

– О, мой Анрио! Как я люблю тебя! Как я хочу любить тебя! – шептало сердце бедной Алисы.

Она насиловала свое воображение, отгоняя действительность и стараясь сохранить мечту. Она в объятиях Мобрейля мысленно обнимала Анрио и искала его поцелуев, обманывая таким образом мужа делом, а любовника – мыслью. Анрио владел ее душой, Мобрейль – только телом.

После таких двойственных ласк Алиса забиралась в какой-нибудь темный угол своей комнаты или зарывалась в подушку и после ухода Мобрейля плакала долго и с наслаждением, призывая отсутствующего мужа, которого она только и любила, и любовь и уважение которого готова была купить ценой жизни. Казалось, что в эти часы жгучего раскаяния слезы смывали позор измены. Но когда жизнь принимала обычное течение, к Алисе возвращалось сознание своей преступной слабости, а вместе с ним горькие сожаления, отчаяние и гнев. Она вполне сознавала свою измену: Мобрейлю она принадлежала, и те мысленные ласки, которые она посылала далекому мужу, не могли уничтожить действительных поцелуев любовника.

Эта борьба и эта пытка продолжались до начала февраля 1814 года.

Вдруг Мобрейль перестал приглашать свою возлюбленную на свидания маленькими таинственными записочками, производившими на нее впечатление вызова в суд. Он исчез, не сказав ни слова и даже не попрощавшись. Алиса говорила себе: «Он вернется». Но время шло, не принося никаких сведений ни о месте, где он жил, ни о его стремлении возобновить прерванные сношения. Это внезапное и упорное молчание удивляло Алису.

Между ними не произошло никакой ссоры: последнее свидание было таким же, как и все предыдущие; не было ни упреков, ни каких-либо недоразумений. Покидая ее, Мобрейль при последнем поцелуе сказал: «Мы увидимся, вероятно, послезавтра; наш посланный известит тебя!» Но пришел этот день и посланный, один из слуг обер-гофмаршала, не сунул Алисе в руку обычного письма. Будучи скромным, этот человек ответил, что ему нечего передать, так как он ничего не получал от камердинера.

Ясно, что это был разрыв.

Алиса обрадовалась и вздохнула с облегчением, чувствуя себя освобожденной. Кошмар этой тягостной любви рассеивался. Она была свободна от этого человека, которому так неразумно, необдуманно отдалась во власть, и теперь могла спокойно любить своего Анрио. Он не должен был ничего знать или подозревать и таким образом мог продолжать быть счастливым. Она так любила его и готова была искупить свою вину удвоенной нежностью! Счастье возвращалось к ней вместе со свободой.

Но вдруг Алиса испугалась мысли, что это было только временное освобождение. Мобрейль опять вернется, снова подчинит ее себе, и теперь уже надолго, навсегда должна захлопнуться ее клетка.

У Алисы явилось подозрение, что, быть может, отсутствие ее любовника не было добровольным. Она смутно угадывала темные замыслы, в которых участвовал Мобрейль. Он был членом заговора и, может быть, теперь был изобличен и арестован. Однажды после свиданья кто-то следил за ними; Мобрейль заметил настойчивое внимание какого-то человека, довольно плохо одетого. Он указал Алисе на этого любопытного, по-видимому полицейского агента. Через несколько дней, посетив жену маршала Лефевра, Алиса заметила того же человека, дружески беседовавшего с ла Виолеттом. Она прекрасно узнала его. На ее вопрос ла Виолетт просто ответил: «Это полицейский агент Пак, мой старый полковой товарищ». Очевидно, ла Виолетт не замечал, что его друг Пак занимался шпионством. Алиса решила, что ошиблась, и скоро забыла об этих встречах. Долгое и непонятное отсутствие Мобрейля заставило ее вспомнить об этом, и ее уму тотчас же представилась возможность ареста. Значит, это был только мимолетный отдых; освободившись, Мобрейль снова вернется к ней, и ее страданья возобновятся вместе с горестным рабством.

Но неделя протекала за неделей, а Мобрейль не подавал признаков жизни и ничто не заставляло предполагать возобновления их отношений. Тогда Алиса снова начала надеяться, и радость с утра до вечера наполняла ее душу.

Среди массы новостей, приводивших Париж то в восторг, то в отчаяние, смотря по тому, приближались ли или удалялись союзники, Алиса особенно стремилась найти известие о громадной, блестящей победе, оканчивающей войну, или о заключении мира, чем обеспечивалось возвращение Анрио.

Надежды и радости наполняли ее весельем, когда вдруг забытый уже ею посланец, о котором она перестала и думать, появился перед ней с письмом в руках.

Мобрейль возвращался и писал Алисе. Значит, она не освободилась, нравственный плен должен был продолжаться. Счастье, которое она испытывала, теперь уходило от нее навсегда, и она возвращалась в рабство, которое считала уже окончившимся.

Письмо, которое она вертела в руках, указывало ей ее судьбу: она должна была повиноваться, – ведь она сама выбрала себе господина.

Мобрейль, не объясняя ни одним словом своего отсутствия и возвращения, назначал ей на следующий день свидание в ресторане дядюшки Лятюйя, где они виделись и раньше.

– Я не пойду! – с энергией воскликнула Алиса. – Скорее я убью себя! – При этом она вскочила со своего места, лихорадочно прошлась по комнате и, остановившись, задумалась. Через несколько минут она промолвила: – Нет, я слишком молода, чтобы умереть… Ведь мне придется отказаться от Анрио, которого я люблю и который, ничего не зная, может по-прежнему любить меня. Нет, это невозможно! Умереть? Нет! Мобрейль является препятствием, злом, врагом, его и надо уничтожить, и я его убью!

С этой мыслью Алиса подошла к красивому столику, отделанному позолотой, открыла его, вынула короткий кинжал с изогнутой ручкой, привезенный Анрио из Испании, и спрятала его за корсаж. После этого, зная, что в ее власти освободиться от нового порабощения Мобрейлем, она снова стала весела и даже с нетерпением считала часы, отделявшие ее от свидания. Эта ненавистная встреча в ресторане дядюшки Лятюйя, на которую несколько минут назад она смотрела как на новую муку, теперь казалась Алисе милостью судьбы, неожиданным счастьем, а загородный кабачок представлялся ей местом наслаждений и торжества. Ей хотелось бы уже быть там, где ей предстояло на другой день одним ловким ударом освободиться от своего мучителя и снова вернуть себе право и возможность любить своего Анрио.

Нетерпение волновало кровь Алисы, и она дрожала, как в лихорадке; все ее мысли были направлены к одному – к кабинету в ресторане Лятюйя, где она убьет Мобрейля и, смыв кровью свой позор, снова станет безупречной женщиной, достойной своего мужа.

Алиса ни на минуту не задумывалась над вопросом о том, как она объяснит свое присутствие в этом кабинете и что сделает для того, чтобы укрыться от полиции, когда будет найден труп Мобрейля. Женщины, доведенные любовью до убийства изменника, соперницы или врага, никогда не оглядываются назад.

Среди этих лихорадочных мечтаний и мрачных планов Алиса неожиданно получила приказание явиться к Марии Луизе, переданное ей секретарем императрицы Меневалем. Она немедленно отправилась к императрице. Как только она вошла, Мария Луиза поднялась и сделала ей знак следовать за собой в маленькую комнатку, примыкавшую к салону. Здесь императрица вполголоса сообщила Алисе странную вещь.

Она только что получила от императора письмо, которое приказывало ей для облегчения мирных переговоров, прерванных в Шатийоне, отправиться на тайное свидание с уполномоченным австрийского императора. Быть может, последний хотел повлиять в пользу зятя на русского императора, стремившегося уничтожить Наполеона, которого он считал постоянной угрозой для всех государей и которого называл мечом революции, поднятым против всех законных государей. Такому заступничеству много могла содействовать Мария Луиза. Поэтому она должна была осторожно, не вмешивая в это дело никого из государственных людей, войти в непосредственные сношения с назначенным ее отцом агентом и постараться устроить все как можно лучше для Франции и мужа. Тайна была необходима для того, чтобы дать Наполеону возможность продолжать свои действия под Труа и чтобы, в случае неудачи попытки, отчаяние не овладело армией и народом при известии, что для заключения мира обращались к семейным чувствам и такая просьба была отвергнута.