Кот ушел, а улыбка осталась - Страница 13

– Начинай! – скомандовал Манолис своему сыну.

Пошли начальные титры на фоне архитектуры французского провинциального городка и авторский закадровый голос. Изображение и звук были не очень.

– Толян, чего сидишь, давай, переводи! – сказала тетя Роза.

– Сейчас, разберусь. В общем так, понял. Мужик этот говорит по-французски. Это титры. А это церковь, это дворец какой-то, а это жилой дом.

Железнодорожник, который сидел рядом со мной, задремал. Мальчишка переводил скупо:

– Они поздоровались. Разговаривают. Он сказал «Мерси» и ушел. Она зашла в ванную. Руки моет, с мылом.

И так далее. Фильм оказался неторопливой, нудной бытовой драмой. Зрители были разочарованы. Железнодорожник громко храпел.

– И чего панику развели? – сказал Манолис. – Зачем детей прогнали? Дети, идите сюда, кино смотреть.

– Да ну! Занудство! – сказала девочка с белым бантом, которая смотрела фильм вместе с другими детьми с крыши сарая. – Даже не поцеловался никто!

А я смотрел с удовольствием. Актер мне понравился с первого кадра. Было ясно – это Мераб.

– Поздравляю! – прошептала Галя. – Этот намного лучше, чем все предыдущие.

Минут через двадцать я встал, подошел к Манолису и тихо сказал:

– Вы досматривайте, а мы пойдем, нам срочно надо позвонить в Москву.

– Зачем уходить? Звоните от меня. Георгий, а можно мы не будем досматривать ваш фильм?

– Конечно!

Зашли в дом. В кабинете Манолиса посреди потолка висела большая люстра из чешского хрусталя. Стоял финский гарнитур «Эллоу»: диван, письменный стол, кресло и стенка. На полках стенки разместились собрания сочинений Диккенса, Драйзера, Шекспира, Стендаля, Бальзака, Мопассана, Золя, Конан Дойла, Дюма, Джека Лондона с чистыми, ровными корешками. Я заказал Москву. Минут через десять соединили.

– Актер подходит стопроцентно! – объявил я Саше Хайту.

– Фу, слава богу! Стучу по столу.

Когда мы с Галей вышли во двор, гости смотрели «Кавказскую пленницу» Леонида Гайдая. Грек Манолис протянул мне кассету с французским фильмом и сказал:

– Георгий, извините, что я вас так принял, даже чаем не напоил.

– Наоборот, спасибо вам большое!

– А в «Сакле» на Железной горе вы были, шашлыки из кабана пробовали? Вот и хорошо. Завтра к часу я за вами заеду.

В «Сакле» мы побывали, кабана попробовали, а потом снова уселись перед телевизором и с удовольствием смотрели и слушали, как депутаты поносят советскую власть, коммунистическую партию и даже Ленина.

А когда мы прилетели в Москву, в аэропорту Внуково нас встретил Саша Хайт и сообщил, что актер, который нам понравился, попал в автокатастрофу. Сейчас он в больнице и сниматься не будет.

– Ладно, Саша, давай на этом ставить точку, закрываем картину, – сказал я.

– Подожди, Гия, в Москву из Парижа летит французский актер на замену. Прямо отсюда еду в аэропорт Шереметьево его встречать. Если он тебе не понравится, мы действительно ставим точку. Времени для раздумий и поисков больше нет.

Договорились, что Саша встретит актера, поселит в гостинице и к девяти часам привезет в ресторан Дома кино, где я буду их ждать.

Вечером в ресторане Дома кино сел за столик в глубине зала, лицом к двери. Сижу. Жду. Волнуюсь. Около девяти в дверях появились Саша Хайт и немолодой мужчина с длинными седыми волосами в кожаном пиджаке и потертых джинсах. Саша увидел меня, помахал рукой и крикнул:

– А вот и мы!

«Кошмар! Неужели этот?! – подумал я. – Все. Конец картине. А давай так: орел – снимаю, решка – нет».

Я достал из кармана монетку, раскрыл руку – орел!

– Знакомься Гия, Жерар Дормон, – Саша Хайт подвел к столику актера. – Сценарий ему понравился, он в самолете прочитал.

– Это хорошо, – я встал, пожал гостю руку.

Сели. Смотрим друг на друга. Молчим.

– Что будете заказывать, Жерар? – спросил Саша.

– Спасибо, я поел в самолете, – голос у него был красивый.

– Жерар, чтобы вы не нервничали и я тоже, давайте договоримся, на роль Мераба я вас утвердил, – сказал я.

– Так сразу? – удивился Жерар.

– Да. Завтра вас подстрижем, покрасим и усы попробуем.

– Усы я сам отпущу, – сказал Жерар и улыбнулся.

Улыбка у него был обаятельная.

Жерара подстригли и покрасили, а усы он отпустил сам.

Я полетел с ним в Тбилиси. Водил по городу. К родственникам. К знакомым. Мои друзья научили его пить из перевернутого стакана, рога, вазы и аккуратно вычищенного арбуза. Побывали на базаре. В серных банях. Знакомил его с грузинской едой. Перестройка в Тбилиси началась с того, что открылось несколько частных ресторанчиков, там было все вкусно, уютно, презентабельно. И дико дорого! Ходили туда в основном «деловые». Вкусно можно было поесть и за городом в фанерных сарайчиках, цены там были приемлемыми, но возить гостя из Франции в сарайчик мне не хотелось. В остальных ресторанах города, как и в других городах Советского Союза, – общепит (скудное меню). Поэтому обедать Жерара я водил в частные ресторанчики, а ужинали мы, как правило, в гостях. Позже в интервью французскому телевидению Жерар сказал, что очень благодарен мне за то, что я показывал ему жизнь в Советском Союзе и Тбилиси как она есть, ничего не приукрашивая. И обедать его водил не в дорогие рестораны, а в простые бистро, куда ходят таксисты и другой рабочий люд. Там он подсмотрел для своего героя манеру разговаривать, сердиться, пить, есть.

А мне стало обидно, что Жерар, оказывается, все это время думал, что я вожу его в забегаловки.

Художницей по костюмам с советской стороны была Катя Шишлина. Еще в Москве она одела Жерара как Яшу. Костюм и рубашка швейной фабрики имени Розы Люксембург, сандалии, соломенная шляпа – все из костюмерной «Мосфильма».

Подготовила она вариант и на Мераба. Кожаная куртка, джинсы, ковбойка, кеды (ковбойку и кеды купила в ЦУМе), а кожаную куртку и джинсы взяла на время съемок у своего отца, моего приятеля Николая Шишлина. Жерар примерил все и сказал, что куртка чересчур элегантная. Мераб таксист. Куртка должна быть простой и удобной.

Когда приехала французская группа, выяснилось, что Люси, художницу по костюмам с французской стороны, Константин перед самым вылетом уволил, и вместо нее в Тбилиси прилетела высокая девушка Мадлен. Ее разместили в трехкомнатном люксе гостиницы «Тбилиси». Мы с Жераром и Зурабом Качкачишвили (переводчиком) пришли на примерку. Мадлен привезла рубашки, брюки, пиджаки, спортивные костюмы, обувь разных размеров, джинсы, ковбойку и кожаную куртку для Мераба. Жерар надел куртку, повертелся перед зеркалом и сказал:

– Это тоже не то.

– Люси дала мне эту, – сказала Мадлен.

– Вот, – Жерар показал пальцем на меня. – Нужна такая.

– Пожалуйста, месье Данелия, можно мы примерим, – попросила Мадлен.

Я снял свою легкую курточку, которую купил в Израиле на базаре за пять шекелей, и Мадлен надела ее на Жерара.

– И такую же рубашку, – показал на меня Жерар (на мне была тонкая джинсовая рубашка).

– Рубашка есть! Вот! Примерьте. – Мадлен показала ковбойку.

– Это бежевая. К куртке не подойдет.

– А вы хотите синюю? Сейчас, – Мадлен начала нервно рыться в вещах, она волновалась. – Вот.

– Эта рубашка женская, пуговицы на левой стороне! – сказал Жерар.

– Ой, я не обратила внимания! Месье Данелия, извините, пожалуйста, можно месье Дармон примерит вашу рубашку?

– Можно, – сказал я, расстегивая рубашку.

Жерар примерил рубашку.

– Может быть, Георгию Николаевичу и штаны снять? – пошутил Зураб. – Мадлен, ты скажи, не стесняйся!

– Лен? – тут же спросил Жерар.

– Лен, но тебе они будут коротки, – сказал я.

– А запаса там нет? Мадлен, посмотри, – сказал Жерар.

Мадлен опустилась на колени, пощупала край штанины, вывернула.

– Тут запас есть, – сказала Мадлен.

– Давай примерим, – сказал Жерар.