Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах) - Страница 20
– Того самого загадочного киллера? – возбужденно прошептала гномка. – Теневика-снайпера?
А неплохо осведомлены репортеры криминальной хроники!
– Того самого, – кивнул я. – Это его работа, без сомнения.
– Пуля из серебра и железа? – деловито переспросила Хельга, с бешеной скоростью чирикая карандашом. Как она потом будет разбирать эти каракули – ума не приложу. Есть заклятье, позволяющее разделять слои надписей, но я не слышал, чтобы его адаптировали к рунике.
– Его фирменный знак, – ответил я.
– О-о! – протянула гномка уважительно. – И откуда у вас такая уверенность?
Я вкратце обрисовал версию следствия – то есть те шаткие умозаключения, что пришли мне в голову вчера по дороге с работы. Хельга Торнсдотир кивала, но понять, что она думает на самом деле, по ее квадратному лицу было совершенно невозможно.
– Что-то в этом есть, – снисходительно признала она, когда я закончил. – А вы не думали, что вам самому может грозить опасность?
– В голову не приходило, – честно признался я. – Не будет меня – поставят кого-нибудь другого расследовать.
– Но вы, по сути, объявили охоту на Невидимку, – гнула свое гномка. – Не опасаетесь его мести?
– Он не мстителен, – ответил я. – И не убивает зря. Мы можем с уверенностью приписать ему восемь эпизодов. Всякий раз он прицельно убирал свою мишень. И всякий раз это были типы, замазанные в криминале до кончиков ушей.
– Парамонов тоже? – хитро прищурилась гномка.
– Нет, – поправился я. – Это исключение.
– Подтверждающее правила?
– Тоже нет.
На несколько секунд над столом повисла тишина.
– И каковы же будут ваши дальнейшие действия? – деловито поинтересовалась гномка.
– Поговорить с вашим... Варсонофием Нилычем, – напомнил я. – А потом – ворошить наследство Парамонова.
Как и предсказывала моя агрессивная собеседница, Варсонофий Нилович Петров освободился только через десять минут. Все это время я упрямо торчал под его дверями, пристальным волчьим взглядом доводя секретаршу – старого строечного образца грымзу, тогда их еще брали, чтобы работать – до нервного припадка и мужественно отражая атаки ленивых газетеров, почуявших запах халявного репортажа. Будучи человеком немного честным, я их отправлял к Ольге-Хельге за разъяснениями; борзописцы куксились.
Главред «Светской жизни» оказался человеком совсем не светской внешности. Впрочем, вы же не станете требовать от директора монопольки регулярно посещать протрезвитель, верно? Нужен был наметанный глаз сыщика, чтобы определить в потрепанном камзоле редактора продукцию небезызвестного Урмановского дома, из чего следовало, что Снофнилыч – данное сотрудниками прозвище подходило этому немолодому, хитроватому даже на вид человеку как нельзя лучше – в средствах стеснен не был, а следить за собою полагал, вероятно, попросту излишним.
– Итак, Валентин... эээ... – начал Снофнилыч, едва я переступил порог его кабинета.
– Павлович, – просветил его я, усаживаясь без приглашения. – Но лучше всего – господство Зорин. – Я на всякий случай по новой блеснул корочкой.
– Ну что же, – вздохнул главред и почесал за ухом. – Если вы по делу Парамонова...
– Только не надо, Варсонофий Нилыч, заверять меня, будто вы ничего не можете сообщить следствию, – перебил его я. – В основных чертах меня просветили ваши сотрудники... но, как я понял, брат... э, господин Парамонов был в вашей конторе на особом положении?
Главред неохотно кивнул.
– Можно сказать и так, – промямлил он. – Отчитывался он только передо мной... Да ну его к лешему! – внезапно озлился старик. – Ни перед кем он, скотина, не отчитывался! Придет, поскандалит, репортаж выложит на стол... и опять пропадет.
Я сочувственно похмыкал.
– Одно в нем хорошо было – как часы работал, – без охоты признал Снофнилыч. – Каждый четверг... Не было еще, чтобы к сдаче опоздал. Только... – Он вздохнул. – М-да.
У меня создалось почему-то явственное ощущение, что место парамоновского репортажа на этой неделе займет парамоновский же некролог.
– В четверг, значит... – повторил я. Давно замечал за собой дурацкую привычку – повторяюсь, когда сказать нечего, а разговор продолжать надо. – Скажите, а когда покойник, – при этом слове Снофнилыча передернуло, – брался за какую-то тему... он ведь не одну статью по ней писал?
– Разумеется, – слегка обиженно отозвался главред. – Прорабатывал от и до... и потом еще мог вспомнить – через полгода, через год... У него дома ба-альшой архив хранился.
– Как вам кажется... – Я запнулся, подбирая слова. – Давно ли господин Парамонов не выдавал свежих сенсаций?
– Ну... – Снофнилыч, нельзя не отдать ему должное, задумался. – На мой взгляд, как раз время пришло. Да и сам он намекал на что-то такое. С этими своими командировками...
– Куда? – Я ухватился за последнее слово, как бульдог.
Главред пожал плечами.
– В точности сказать не могу. Куда-то... в Биармию, кажется. Или дальше.
– Выяснить никак нельзя?
Снофнилыч щелкнул по селектору. По исцарапанной хромированной поверхности побежали разводы.
– Олимпиада Даниловна, поднимите, пожалуйста, последние чеки Парамонова, – пробурчал главред, и импровизированное зеркальце померкло.
– Сейчас выясним, – пояснил он мне.
– Но что за сенсацию держал в рукаве Парамонов, не знали даже вы? – решил я уточнить.
– Даже я, – кивнул Снофнилыч. – Володя ради нее решился даже придержать статью о никелевом деле... слышали?
– Слышали, – неопределенно отозвался я, едва не подавившись. До меня не сразу дошло, что «Володя» и есть Парамонов В. С.
Слава богу, главред «Светской жизни» не стал интересоваться, отчего это расследование по вышеупомянутому делу, уже не раз с большой помпой открывавшееся и так же часто спускавшееся на тормозах, до сих пор не движется, хотя его сотрудник – о мертвых ibi bene – уже разжевал и положил на стол все потребные и непотребные улики. Мне, случалось, задавали и более идиотские вопросы.
Но если Парамонов решил слезть с заезженного никелированного конька... значит, и вправду подыскал себе скакуна покрепче.
В дверь постучали.
– Да, Олимпиада Даниловна! – бросил главред.
– Вот, Варсонофий Нилыч, – проговорила крашеная блондинка средних лет, цепляясь за увесистую папку. – Последние чеки Парамонова, как вы и просили.
– Нет, нет! – Снофнилыч возмущенно замахал руками. – Я просил поднять, а не принести! Вот, господин благочинный интересуется, куда Володя в последний раз ездил.
– Посмотрим... – Бухгалтерша проворно, как белка, зашуршала листами. – Так... Пермь, Нижнекамск, Оркск, снова Пермь... Вот.
– Действительно, Биармия, – развел руками Снофнилыч. – Если надо...
– Нет, нет, – успокоил я крашеную Олимпиаду, изготовившуюся уже грудью защищать драгоценную папку. – Если придется использовать ваши документы в качестве вещественных улик, мы придем с запросом и ордером. Благодарю вас за содействие. Если что-то вспомните – звоните.
Я небрежно черкнул на зеленом бумажном квадратике номер нашего отдела и вышел.
– Ну что? – Уже наученный опытом, я опустил взгляд. Хельга Аведрис выжидающе поглядывала на меня, запрокинув голову. – Есть результаты?
– Предварительные, – сладенько улыбнулся я.
– Не верю, – отрубила гномка. – Не мог Снофнилыч вас вывести на Невидимку, хоть...
– А кто вам сказал, что меня сейчас интересовал Невидимка? – ласково поинтересовался я. – Невидимку мы поймаем и без того – слишком он наследил в деле Парамонова. Я ищу того, кто сделал заказ.
– И найдете? – с ехидцей спросила Хельга.
– Вряд ли, – признался я. – Но если не искать – не найду точно.
Выходя из старинного особняка, где размещалась редакция, я глянул на часы у входа и присвистнул. Неужели я столько проваландался? Ну да – пока утром заехал в участок, отметился-расписался, потом – дом Парамонова, потом сюда... Велика Белокаменная, что ни говори, и даже порталы не спасают. Я прикинул, что обернуться до семи часов в участок, а потом еще к «Ательстану» на другой конец города не успею. Поэтому, найдя не разбитое еще хулиганами платное зеркало, я позвонил Смазлику, чтобы тот отметился за меня, а сам, перехватив с уличного лотка пару пирожков и кружку сбитня (да, я понимаю, что жрать перед походом в ресторан – дурной тон, но, во-первых, у меня с утра во рту росинки маковой не было, а во-вторых, пирожки дешевле), отправился прямо на свидание.