Кот – золотой хвост - Страница 8
15
Поужинали на кухне.
Кот ел аккуратно, не чавкая, только сопел да время от времени поправлял лапой сползавшие с тарелки куски.
Табурет был низковат, и Николай Николаевич принес и подложил ему подушку.
За столом вели неторопливую беседу.
– Ну, с работы тебя не выключили пока?
– На абонемент перебросили.
– Это что же, понижение али как?
– Да уж не повышение.
Кот негодовал:
– Что за дело: живыми людьми бросаться? Совсем баба счумилась. Жалобу надо писать.
– Не умею да и не люблю.
– Я те научу. В старое время горазд я был слезные письма писать. Веришь ли, – кот хехекнул, – одному мужику даже письма любовные сочинял: „Мурлышечка ты моя…“ Умора!
16
Отужинав, гость и хозяин перешли в комнату.
– Ну, и где твой багаж? – спросил Николай Николаевич, озираясь.
– А вот, или не видишь?
У двери стоял в углу маленький, зеленый, окованный железом сундучок.
– Постой, постой, – озадачился Николай Николаевич. – Я ж тебя на ключ запирал. Как эта вещь сюда попала?
Кот вспрыгнул на сундук, самодовольно по нему прошелся.
– А это, брат ты мой Коля, дело тайное. Фики-мики.
– Что, что? – Николай Николаевич присел на корточки, пощупал руками сундучок.
– Фики-мики, говорю, – пояснил кот. – Чуждое для тебя дело.
Сундучок был небольшой, но крепкий, на гнутых кованых ножках и весь оплетен крест-накрест железными полосами. Зеленая краска на деревянных стенках пообтерлась уже, но в целом это была вещь.
Особенно хороши были узорные решеточки на боках возле круглых ручек.
Николай Николаевич потрогал висячий замок – он не поддавался, как влитой.
– Любуешься? – свесив голову с сундучка, спросил кот.
– Хорош, – восхищенно сказал Николай Николаевич. – А что там внутри?
– Лыка ручня, конопели пучня, кленово полено да соломы беремя, – загадочно проговорил Стёпа.
– Я серьезно.
– А коли серьезно, возьми меня под ташки и отнеси на диван. Притомился я, цельный день на ногах.
Николай Николаевич бережно взял кота под брюхо и перенес на подушку.
Кот прилег на бок, потянулся всеми лапами, скомандовал:
– Бери бумаги лист да садись к столу. Пиши: „Реестрик“. Написал? Хорошо. Под номером первым у нас пойдет… – почесал лапой переносицу. – Отмыкай, что ли.
Николай Николаевич с опаской наклонился над замком, потянул на себя кольцо.
– Не замай! – сказал замок таким гулким басом, что Николай Николаевич, отпрянув, вопросительно поглядел на кота.
Кот кивнул поощрительно.
– Балуется. Не слушай ты его…
Николай Николаевич потянул еще раз – замок заверещал по-кроличьи:
– Не замай, кому говорю! А-я-яй!
Николай Николаевич с натугой повернул кольцо.
– Ну погоди у меня… – угрожающе сказал замок – и открылся.
Тяжелая крышка с тихим пением отскочила и встала почти вертикально.
Сундучок был полон доверху, его содержимое было накрыто грязноватой серой тряпицей.
– Ты не спутай ничего, – кот приподнял с подушки голову. Он глядел с подозрением и строго: настоящий завхоз. – Там у меня все по порядку складено. Что сверху лежит?
– Портянка, – неуверенно сказал Николай Николаевич и потянул тряпицу за край.
– Экой ты!.. – Кот заволновался, вскочил. – Нетути там никаких портянок. С самого верху чего лежит?
Николай Николаевич взял в руки нечто похожее на пучок сухой травы, показал коту.
– То-то… – проворчал кот и лег, успокоившись. – Пиши: номер первый – букетик-семицветик.
– Что же, я так и буду взад-назад от стола к столу бегать? – недовольно спросил Николай Николаевич.
– А ты стол поближе подтяни, так способнее.
– Не лучше ли наоборот? – Николай Николаевич взялся за боковые ручки сундука.
– Ну давай, коли подымешь… – усмехнулся кот.
Расставив ноги, Николай Николаевич крякнул – сундук ни с места.
– Гляди, пупок разошьется, – кот, довольный, завертел хвостом. – Иди-ко лучше к столу да пиши, что велено: номер первый – букетик, знамо дело, семицветик.
– И на что тебе этот букетик? – Записав, Николай Николаевич вертел сухую травку в руке. – Того гляди рассыплется.
Он ожидал чудес, а из сундука пахло затхлым бельем и еще чем-то солдатским. От букетика щекотало в носу.
– А ты подыши на него… – посоветовал кот.
Николай Николаевич дохнул – букетик зашевелился в руке, стебли сразу набухли влагой, повеяло болотной сыростью.
И вдруг на кончике одной травинки повисло что-то вроде ярко-красной светящейся капли. Рядом, шевелясь, загорелись еще два – синий и зеленый – огонька.
Николай Николаевич присмотрелся – это были три крохотных цветка. От каждого во все стороны шел тихий разноцветный треск.
– Да не бойся, не обожжешься, – сказал кот. – Сколько там цветочков осталось? Три? А ведь семь штук было. Так с боку и напиши в скобочках: три цветочка. Колер обозначь после двоеточия.
Сутулясь, Николай Николаевич старательно писал, потом спросил:
– Стёпа, а зачем они тебе?
– Спробуй – узнаешь, – усмехнулся Степан Васильевич. – Оторви венчик и съешь.
– Как это „съешь“?
– А так: разжуй и проглоти. Лучше синенький, он скуснее.
– И что будет?
– Худа не будет. Спробуй.
Николай Николаевич осторожно отщипнул ногтями синий цветок – на месте обрыва тотчас засветился новый, того же цвета бутончик.
Прикусил лепесток – на вкус кисловато, как заячья капуста.
Вдруг комнату тряхнуло, стол наклонился, стал пухнуть, расти, расплываться по краям, дергаться. Донесся голос кота:
– Спрыгни со стула-то, спрыгни.
Николай Николаевич раскинул шелестящие руки (широкими, пестрыми стали рукава) и с цокотом спрыгнул на паркетный пол.
Глянул вниз – ужас, ноги ссохлись, тонкими стали, желтыми, как обструганные палочки, и в чешуе. Пальцы когтистые растопырились в три стороны, об пол стучат.
Повернул головенку – направо, налево растопырены толстые крылья, грудь вперед выкатилась, желтые перышки заструились по ней к животу.
Круглый глаз скосил – огромаднейший кот лежит на диване, лапы под белой меховой грудью, склабится:
– Хе-хе…
– Хе-хе, – хотел передразнить его Николай Николаевич, а получилось: „Ко-ко-ко…“ И забегал, забегал, суетясь, меж толстых ножек стула, зацокал сердито когтями, заплескал с шумом крыльями Николай Николаевич:
– Ко-ко-ко…
– Вот это финт! – сказал он, очнувшись и увидев себя сидящим на полу на корточках, руки назад.
– Испугался? – спросил с усмешечкой кот.
– Что ты! – с жаром сказал Николай Николаевич и поднялся. – Я второй съем, можно?
– Можно-то можно, да лучше не надо, – уклончиво ответил кот. – Зелененький съешь – рыбой станешь, это ванну сперва налить надо. Наплещем, надрязгаем, потом убирайся. Да и сырости я не люблю.
– Ну, а если красный?
– Жеребцом станешь, а места здесь мало. Мебель всю перекрушишь, пол провалится, чего доброго. Что соседи снизу будут говорить? За это и из белокаменной нас с тобой выселить могут… на сто первый километр.
Поразмыслив, хозяин вынужден был с гостем согласиться.
– А шапка-невидимка у тебя есть? – спросил он. – А скатерть-самобранка? А ковер-самолет?
– Ай, похерили, – сокрушенно сказал кот и, задрав заднюю ногу, почесал у себя за ухом. – Одну только скатерть вернули, да и то в таком виде, что стыдно глядеть.
– Покажи! – загорелся Николай Николаевич.
– А вот она сверху лежит.
Скатерть оказалась той самой застиранной серой тряпицей с бахромой по краям – Вот какая грубая, – расстроенно сказал кот. – А раньше была: в кучку сжал, в сумку склал – и пошел себе дале.
Николай Николаевич расстелил скатерть на письменном столе, прижмурясь, представил себе бутербродики с креветками, с лимоном и с цветочками из холодного масла…
Под скатертью зашевелилось, проступило круглое. Поднял – кислый запах щей, дешевая фаянсовая тарелка.