Костры Фламандии - Страница 21

Считая, что должен исправить это недоразумение, Гяур ступил на дорожку, прошел несколько метров, однако у небольшой беседки путь ему неожиданно преградила темная фигура человека с погашенным факелом в руке.

– Кто вы? – резко спросил полковник, инстинктивно пытаясь схватиться за рукоять сабли, которую, увы, оставил в комнате.

– Я это, ясновельможный князь, Вуек, эконом имения графини Ольгицы. Не узнаете разве? Не опасайтесь.

– Опять ты? Что ты здесь делаешь? Уж не меня ли охраняешь?

– Пробыл в доме француженки, пока паны офицеры не улеглись спать, и сразу же вернулся, – уклончиво ответил эконом, ничего, собственно, этим объяснением своим не объясняя.

– Значит, они остались там? – не пытался настаивать на более членораздельном ответе. – Это хорошо.

– И девки – тоже.

– Бог с ними, с девками. Что происходит в доме графини Ольгицы? Что это за костер у реки, словно там кого-то сжигают по приговору инквизиции? – Гяур пытался пройти мимо Вуека, но тот снова, уже более решительно, преградил ему дорогу к особняку хозяек. А откуда-то из-за беседки появились еще двое мужчин, вооруженных саблями.

– То есть хотите сказать, что мне вообще запрещено подходить туда?

– Мы не можем запретить вам этого, поскольку не решимся останавливать вас силой оружия, – удрученно просветил его Вуек. – Однако пани Ольгица и пани Власта очень просили пана полковника не появляться там. А коль так, надо бы уважить и не идти.

– Чего они опасаются?

– Может, опасаются, может, щадят, но просили не приближаться ни к процессии, ни к костру. Такова их воля.

Те двое, с саблями, очевидно, надворные казаки из охраны имения, стояли молча, но с аллеи не сходили. И Гяур засомневался в том, что они действительно не решились бы оголить оружие, если бы он не прислушался к просьбам владелиц усадьбы.

– Но тогда хоть вы объясните по-человечески, что там происходит? И почему этот ритуал совершается в такой великой тайне от гостей?

– Об этом тоже не велено говорить, – угрюмо стоял на своем Вуек. – Утром пани Власта сама вам все объяснит, если будет на то ее воля.

– Значит, я в самом деле должен поверить, что на холме совершаются какие-то бесовские обряды?

– То, что вы сказали сейчас, ясновельможный князь, не далеко от правды. Только Христом Богом молю: вернитесь к себе. В случае непослушания вас приказано было закрыть и не выпускать до утра. Я не успел сделать этого. Только сейчас направился к вам, но заметил, что вышли, и скрылся в беседке. Видите, еще двое слуг стоят. Они вооружены.

Несколько мгновений полковник колебался, решая, как вести себя дальше.

– Дело не в оружии, Вуек, – наконец примирительно молвил он. – И даже не в том, что вам велено, а чего не велено. Просто как гость я обязан подчиниться традициям, царящим в доме хозяев. И я это сделаю. Можете идти к ним. Я возвращаюсь. И, слово чести, до утра на улице не появлюсь.

– Вот это по-рыцарски, князь, это по-благородному.

Когда Власта вошла в опочивальню Гяура, уже вовсю рассветало позднее утро, и комната озарилась ярким золотистым светом. Согретый его теплом князь во сне отбросил одеяло и лежал, раскинув руки, оголив неприкрытую рубашкой загорелую могучую грудь.

Теперь Власта была одета в обычное, слегка коротковатое платье, делавшее ее похожей на крестьянскую девушку-подростка, а распущенные волосы были аккуратно расчесаны и прихвачены золочеными шпильками. Словом, все казалось обычным, ничто вроде бы не напоминало о минувшей, «факельной», ночи. Однако лицо и особенно глаза молодой графини все еще сохраняли печать траурной грусти, которую не могли развеять даже счастливые мгновения, отведенные для того, чтобы она полюбовалась ниспосланным ей Богом прекрасным мужчиной.

Впервые открыв глаза, Гяур увидел, что Власта, поджав ноги, сидит рядом с ним в постели и, едва сдерживая нервную дрожь, нежно водит кончиками пальцев по волосам, лицу, груди…

Но потом руки ее вдруг поплыли над ним, совершая какие-то плавные завораживающие круги, и князь почувствовал, как от них исходит успокаивающее, гипнотизирующее тепло, а вместе с ним все тело обволакивает какая-то окрыляющая сила, делающая его легким, почти невесомым. Словно опять готовит к полету, точно такому же, какой он только что совершил во сне.

Полковник закрыл глаза, но все еще продолжал ощущать и даже видеть проплывающие над его лицом ладони девушки, чувствовать взгляд ее глаз, вдыхать луговой аромат волос, в который, однако, едва уловимо вплетался едковатый запах дыма.

Лишь приоткрыв глаза во второй раз, он понял, что все это не сон. Девушка действительно склонилась над ним. Ее туго налитая грудь почти касалась его груди, а длинные смоляные волосы окаймляли ее и его лица, как бы соединяя их.

Гяур погладил волосы Власты, рука потянулась к стану, однако девушка нежно, но в то же время твердо отстранила ее.

– Это ты? Ну да, конечно, ты. Наконец-то эта проклятая ночь прошла. Хотя мне казалось, ей не будет конца. Значит, все-таки ты….

– Забыл добавить: «Змеиное отродье».

– Змеиное отродье, – прошептал он. – Иди ко мне, ложись, – Гяур пытался подняться, но Власта уперлась руками ему в грудь и заставила снова лечь на подушку.

– Я еще «не пришла». Еще не время, – грустно улыбаясь, проговорила она. – Я не могу просто так взять, прийти и пасть.

– А другие? Миллионы других? И не произноси это слово: «пасть». Когда любишь – не падаешь, а возвышаешься. Над собой и всеми, когда-либо павшими.

– Когда любишь, – строго напомнила ему Власта. – И любима. Тогда, может быть, да.

Гяур не стал ни подтверждать ее уточнение, ни отрицать. Он выжидал. Все его встречи и беседы, сами отношения с Властой строились исключительно на выжидании, которое буквально изводило девушку.

– Если бы то, чего ты сейчас добиваешься, между нами действительно произошло, я стала бы для тебя обычной женщиной. Самой обычной. Как многие другие, давно успевшие прийти и пасть.

– Ну да, постоянно следует помнить, что ты – необычная, что для тебя все впервые. Извини, я этого не знал, – иронично улыбнулся князь, все еще пытаясь мягко, нежно привлечь девушку к себе.

– Видишь ли, – провела она пальцами по груди Гяура. – Я ведь уже говорила: я – не женщина твоя, я – твоя судьба.

– Гнев Перуна! – утомленно закрыл глаза князь. – Опять ты за свое! Может, все-таки лучше было бы, если бы ты считала себя моей женщиной? Самой обычной, греховно-телесной, падшей?

– Иногда мне тоже так кажется. Но тогда кто же стал бы твоей судьбой? Не могу же я лишать тебя высшими силами отведенной тебе судьбы.

– А ведь ты действительно – змеиное отродье, – медленно, истощенно произнес Гяур, яростно покачивая головой. – У тебя изысканная манера издеваться. Просто-таки ангельская манера.

– Ничего не поделаешь, полковник, придется терпеть. И потом, чего зря возмущаться? Разве я всему виной? Все это предначертано. Тебе на роду написано, что ты, несчастный, должен пережить все то, что сейчас приходится переживать; отмучиться со мной столько, сколько суждено.

– Опять повторяешь слова, накарканные тебе слепой пророчицей. Кстати… – всполошился Гяур, теперь уже решительно приподнимаясь. – Объясни-ка мне, только на этот раз выложи всю правду: что там происходило сегодня ночью? В доме, в саду, на холме возле костра. И что за странную вечерю, с еще более странными поминками, устроили вы нам вчера, вместо того чтобы великосветски развлекать гостей?

– О гостях мы, видит Бог, подумали, тут ты несправедлив. Ну а вчера… Что же тут непонятного? Вчера мы прощались с Ольгицей. Причем прощались именно так, как она того пожелала.

– Она что, уехала к себе в имение?

Власта сошла с постели, приблизилась к окну и несколько минут молча смотрела на реку или просто прислушивалась к своим собственным мыслям и чувствам.

– Все началось с того, что шестьдесят лет назад у камней напротив холма Ольгицу, как здесь гаворят, «взяла» река. Ольгица была тогда девчушкой, приехала с матерью сюда, к родственнице, погостить. Река – уверяла Ольгица – «взяла» ее к себе, жестоко побила о камни, почти утопила, но в конце концов все же вынесла на берег. Когда ее нашли, Ольгица уже оказалась ослепшей после ранения в голову. Три дня она лежала в бреду, а на четвертый очнулась. Но самое любопытное: очнулась не просто сама по себе, а оттого, что явилось видение в облике седовласой женщины с черной повязкой на глазах. Словом, – я так поняла – больной девчушке явилась точная копия той Ольгицы, которую ты видел вчера.